Хороший подход, мне понравился: вместо того чтобы изделие под станок проектировать, станки под изделие приспособить. На конструкцию Павлищева я поглядел, не так все просто там было: с помощью хитрого пантографа роликовый стол сам выставлялся в одной плоскости и справа, и слева от станка – так что гарантировалась соосность всех цилиндров блока (приме, судя по размерам, теперь можно и по шесть в блоке делать).
– Ну а если потребуется не два, а, скажем, десять в день делать?
– Можно и на таких станках, только их уж не четыре, а дюжины полторы нужно будет. Но в этом случае дешевле все же будет свой станок сделать. Я же сначала проект нового станка и сделал, а уж потом понял, что очень дорого он встанет.
– А новый твой станок сколько времени делать?
– Не знаю… месяца два-три точно пройдет. Да и действительно дорог он будет, я прикинул – и выходит, что если самим даже делать, то тысяч в тридцать встанет, если не больше. ..
– Слава, мне нужно будет к весне делать по десять таких моторов в сутки. Начинай изготовление своего станка.
По дороге к Емельянову я вспомнил о том, что уже завтра прибывает первый рефрижератор с рыбой с Каспия – и теперь народ в полях не будет потихоньку, но роптать, что "одной кашей кормят".
Рыба – это хорошо. А еще лучше куры и, если верить опыту европейцев – яйки. Птицеферма разрослась очень быстро: инкубатор – вещь очень продуктивная, да и куры – если их хорошо кормить – тоже стараются не отставать. Так что сейчас в клетках четыре тысячи несушек-леггорнов насыпали в корзинки птичниц почти четыре тысячи яиц каждый день. Голосистые и пестрые яиц давали раза в полтора-два меньше, но зато уже скоро они дадут очень заметную прибавку на мясном столе: пять тысяч голосистых петушков уже начали делиться с народом сотней килограмм мяса в день, а курочки потихоньку разбредались по ещё десятку ферм, которые строились в окрестностях прочих заводов.
"Колхозным" своим крестьянам в выстроенных деревушках я тоже отдал кур на вырост, по двадцать пять на семью – подходящего размера курятники Мешков ставил в каждом доме. Условия были простые: корм курам крестьяне получали бесплатно, за что обязались сдавать половину яиц и зимой половину кур сдать на мясо. С инкубатором-то куры очень быстро размножаются, мне из теперь было просто негде выращивать, а крестьянских домов – много. Причем учет поголовья и яиц велся донельзя просто: сколько корма получил – столько продукта и сдай. А завод Забелина-Коростылева в сутки кормовых дрожжей выдавал по пять тонн – этого на полста тысяч кур должно хватить, и сейчас таких заводов строилось еще сразу пять. Так что в перспективу светлого (и, главное, сытого) будущего я смотрел с уверенностью: тонн десять курятины в сутки осенью можно будет начинать стричь. А это – полноценное питание тысяч на пятьдесят человек. Не сказать, что много в масштабе Империи, но свой "передовой отряд рабочих и крестьян" я накормлю досыта.
А насчет "непередового отряда" землекопов надо было еще думать, причем быстро. Кроме пяти тысяч, которые строили насыпь будущей дороги, было еще пятнадцать, которые рыли многое другое. На дорогу в основном народ из города был вывезен, но в уезде было еще сто тысяч крестьян. А в соседнем – Камышинском – этих крестьян было уже триста тысяч. И все очень хотели жрать.
Благотворительность – это, безусловно, дело хорошее – вот только нету у меня на нее денег. Пять с лишним миллионов ухнули зимой в никуда – и что? Да, народ в губернии вроде как массово помирать не стал. Но не помер зимой – помрет летом, потому как урожая в этом году точно не будет. А, судя по тому, что и в европах виды на урожай неважные, хреново с погодой не в одном лишь Поволжье. И мне – хоть я из штанов выпрыгни – всю страну не накормить, зима это очень хорошо показала.
Так что пока есть какие-никакие запасы корма, нужно этот корм превращать не в благотворительность, а в капитал. То есть в нечто, способное народ прокормить и в следующем году: все же, помнится, на форумах говорили, что голод был несколько лет подряд?
Слава и почет Папаше Мюллеру! Не найдя в свое время общего языка с властями Вольска, он за какие-то смешные деньги купил для меня полсотни десятин на самой границе губернии, у крохотной деревеньки под названием "Черный затон" и поставил там второй цементный завод с вращающейся печью уже "собственного изготовления". Что само по себе неплохо. Вот только в полуверсте на запад от деревеньки (и в полутора от Волги) начинался овраг, верст через пятнадцать "впадающий" в речку Терешку. Правда, по нынешней погоде воды в Терешке вообще уже не было – а на речке этой, сто пятьдесят верст "текущей" в сторону Саратова, стояло два десятка деревень, в которых без воды расти ничего не желало. Меня же благородная идея спасти от голода (за свой счет) еще тысяч тридцать народу совершенно не грела, поэтому крестьянам еще весной были розданы семена капусты амагер (счетом, по сотне на дом)и условием вернуть десять процентов урожая. Еще и морковки отсыпали – а теперь насосы качали воду из Волги в овраг через стометровый перевал. Чтобы качать было удобнее сейчас две тысячи крестьян рыли через меловой холм канал глубиной метров в двенадцать, попутно обеспечивая завод мелом и глиной.
С Иловлей было хуже: ближайший к Волге водораздел в верховьях был верстах в десяти, а речка было куда как более заселенной, так что тут уже почти десять тысяч человек рыли три каскада каналов. И еще чуть больше трех тысяч человек рыли каналы в степи Царевского уезда. Конечно, глупо сеять там, где без полива в засуху даже ковыль не растет – но ведь засуха когда-нибудь, да закончится, так что рыли опять "впрок".
И вот эти пятнадцать тысяч человек (а с семьями – уже тысяч шестьдесят, а то и побольше) тоже должны были "выпасть" из списка "благотворительно кормимых" зимой. То есть по губернии, получалось, вместо миллиона голодающих… у меня будет тысяч восемьсот всего.
У Осипа Борисовича в связи со строительством железной дороги тоже возникла проблема. Рельсы-то я заказал, даже с подкладками – а вот болты для из скрепления и костыли – нет. Потому что завод Барро при прежнем хозяине как раз болтами в основном и промышлял в последние годы – и я разумно счел, что и сейчас справлюсь с задачей своими силами, тем более и станки остались, и рабочие, которые эти болты делали. Но вот оказалось, что рабочие эти нынче тоже не бездельничали, а, "повысив квалификацию", обеспечивали болтами и гайками производство тракторов и мотоциклов, а так же судостроителей. На тех самых станках, которые я опрометчиво счел свободными. И если с рабочими все было просто – найти безработных где-нибудь в Ростове, Харькове или даже в Москве было бы нетрудно, то вот со станками было хуже: свободных у меня не было. И вот в связи с этим Емельянов предложил частично перенести заказ на знакомый ему механический заводик в Тамбове. Правда нынешнего состояния заводика он не знал, но еще три года назад на нем работало человек сорок, и парк станков вроде бы мог обеспечить выполнение нужного нам заказа.
Правда были еще варианты, например – заказать требуемое в Сормово или Канавино. Но с этим были хоть и небольшие, но проблемы: заводы-то заказ бы выполнили, но месяца через три – большие заводы обрастали обширной бюрократией. Так что тамбовский вариант по крайней мере мог бы дать нужные (уже через месяц) изделия если и не полностью, но вовремя – а там и продукция с Канавино подтянется.
Адреса (почтового) заводика Осип Борисович, понятное дело, не знал, и я в очередной раз погрузился в душный вагон, благо поезд до Тамбова шел в основном ночью. А в десять утра на следующий день я грустно озирал заколоченные ворота завода.
– Барин, ты чего, к заводу за делом пришел, или просто так смотришь? – какой-то малец лет десяти с любопытством на меня уставился.
– Даже если и по делу – так что? Завод-то, гляжу, закрыт уже.
– Так дай пятак, я тебя к хозяину отведу. Ежели по делу пришел – так он завод-то и откроет.
– А за три копейки отведешь?
– Ладно, давай три. Пошли, тут недалеко, только сначала денежку давай.
Идти было действительно недалеко, хозяин завода, как выяснилось, вообще жил в соседнем доме. Малец, радостно смеясь, скрылся в переулке, а на мой стук дверь открыл пожилой мужчина в мятой рубахе и с недельной щетиной на не менее помятом лице. Такое впечатление, что как раз неделю он и бухал без перерыва – вот правда перегаром от него не пахло.
– Вы по какому поводу, господин хороший?
– Мне сказали, что тут живет хозяин вот этого завода.
– Я это, а вам что за дело ко мне? Вам сказали, что я завод продаю?
– Ну, в общем, … да.
– Ну тогда проходите, чего на жаре стоять – и, уже в более прохладных сенях, пожаловался: – Жарко очень, а я жару эту на дух не переношу. Чудно однако – в мастерской у печи жару как бы и не чую, а ежели просто на улице печет – так сил нет, сразу голова болит. Так вы в самом деле завод купить хотите? – в голосе его было какое-то недоверие.
