а за то, что нашлось, Вонвальту пришлось заплатить грабительскую цену. После завтрака мы отправились в городскую тюрьму, хотя никто и не понимал, зачем туда идти и есть ли там хоть кто-то живой.
– Вы собираетесь провести официальную проверку? – спросил сэр Радомир, когда мы приблизились к тюрьме. Удивительно, но здание все еще стояло, хотя знамена с гербами просто кричали о том, что оно принадлежит государственному аппарату Совы.
Сэр Конрад не ответил. Лишь тогда во мне впервые шевельнулось беспокойство. Однажды я уже видела Вонвальта таким – лицо жесткое, глаза чуть прищурены, губы поджаты, зубы стиснуты. Так он выглядел, когда собирался совершить что-то противное его убеждениям. Например, по дороге в Оссику, за несколько дней до того, как убил обенпатре Фишера.
– Верно, – коротко сказал он и больше ничего не прибавил.
Мы вошли в тюрьму. Нас никто не встретил, да и вообще здание, похоже, пустовало. Я гадала, увидим ли мы здесь шерифа Раганхильдис – если ее можно было так назвать, – но старухи внутри не оказалось.
– Вы двое, – сказал Вонвальт Брессинджеру и сэру Радомиру, – осмотритесь и постарайтесь кого-нибудь найти. Хелена, ты пойдешь со мной.
Мы разошлись. Генрих, предатель, решил пойти с сэром Радомиром, чем сильно задел меня. Следуя за Вонвальтом, я вошла в длинный коридор, где находились тюремные камеры. По обе стороны от нас шли ряды решеток с дверьми, многие были выломаны.
– Зачем саэкам громить тюрьму? – спросила я, надеясь разговорить сэра Конрада.
– Зачем люди вообще что-либо делают? – пробормотал он, занятый своими мыслями. Это было не к добру. Вонвальт редко оставлял вопрос без ответа.
Мы прошли до самого конца камеры. Все они были пусты, кроме последней, решетка и дверь которой остались целы. Из ее дальнего угла на нас таращился мужчина в грубой домотканой одежде, с неопрятной бородой и длинными всклокоченными волосами. Узник явно слышал, как мы приближаемся, поскольку мы даже не пытались вести себя тихо, но и голоса он не подавал. Судя по виду, этот человек не то одурел от страха, не то от рождения не отличался большим умом.
– Как вас зовут? – спросил Вонвальт.
Мужчина не ответил.
– Как вас зовут? – повторил Вонвальт.
– А-Ансигар Арнульф, – заикаясь, произнес мужчина. У него был странный говор; и я не могла понять, откуда он. Кажется, так говорили в Эстре, но к этому произношению примешивалось какое-то другое.
– Почему вы здесь? – спросил Вонвальт.
– Я здесь живу, – ответил Арнульф, не поняв вопроса.
– Не в городе, – сказал Вонвальт, закатив глаза. – В этой камере. Какое преступление вы совершили?
Мужчина и без того не был настроен на разговор, а теперь замолк окончательно.
– Вам известно, кто я? – спросил Вонвальт.
Арнульф покачал головой. Затем оглядел сэра Конрада снизу вверх.
– Какой-нибудь лорд, наверное.
– Я – Правосудие. Вы слышали об Ордене магистратов?
Арнульф вдруг энергично закивал.
– Конечно. – Теперь он смотрел на нас настороженно. – Поговаривают, что Правосудия умеют колдовать, – сказал он.
– Умеем, – подтвердил Вонвальт. Я покосилась на него. Мое беспокойство усилилось. Он редко это признавал, а чаще либо уклонялся от ответа, либо преуменьшал значимость своих способностей. Иногда это делалось, чтобы позднее сбить подозреваемого с толку, а иногда просто потому, что сэру Конраду не нравилось, когда люди страшились его за колдовские способности, а не за власть, которой он был облечен. Сам Вонвальт считал чародейскую силу лишь вторичным подспорьем, которое помогало ему блюсти закон.
– И вы хотите заколдовать меня? – спросил Арнульф. Руки узника задрожали, и я заметила, какие у него грязные неровные ногти. Мне стало любопытно, что это за человек и какую он вел жизнь. Выглядел он, конечно, как типичный заключенный, но не всякий, кто оказывался в тюремной камере, был повинен в преступлении.
– Надеюсь, мне не придется этого делать.
– Прошу, милорд Правосудие, – забормотал узник. – Я ничего не сделал, ничем не заслужил тюрьмы. Просто бродяжничал. У меня нет крова, и я выпрашивал деньги у других. А потом пропивал их, что уж тут врать… Знаю, я пропащий человек, но ведь пьянство – не преступление. – Тогда Арнульф заплакал.
– Как вы оказались в этой камере? Вас арестовали до или после нападения на город?
– До, милорд, прямо перед налетом. Я уже неделю или даже больше не ел больше крошки. Виллидруда иногда приносит мне что-нибудь, но она говорит, что другие заслуживают еды больше меня.
– Не сомневаюсь. За что вас посадили? – внезапно прогремел Вонвальт Голосом Императора. В тот раз я предвидела, что это произойдет. Вопросы Вонвальта, его тон и даже поза – все говорило о грядущем насилии над волей узника.
– За то, что я не пошел в добровольцы! – немедленно взвизгнул Арнульф.
– Почему?
– Потому что я пьяница и трус! – снова крикнул он страдальческим голосом.
Вонвальт презрительно посмотрел на Арнульфа. Намного позже он оправдал свои дальнейшие действия с точки зрения закона, сказал, что этот заключенный нарушил договор между государством и гражданином. Из-за того, что давным-давно отец Вонвальта принял Высшую Марку, а сам сэр Конрад в юном возрасте поступил на службу в сованские Легионы, он считал, что, когда Двухглавый Волк стучится в дверь, ему нужно немедленно открыть. И он полагал, что всем остальным это ясно так же, как и ему.
Конечно, годы и служба в рядах Правосудий изменили взгляды Вонвальта. Он стал с презрением относиться ко многим сторонам Империи и был невысокого мнения как о храмовниках, так и об их откровенно захватнических стремлениях. Но, думаю, в тот раз его презрение было порождено личным отвращением. Стромбург нуждался в защитниках, а этот пьяница нарочно надрался так, что в решающий час оказался совершенно бесполезен. Что хуже, благодаря этому он, в отличие от многих других горожан, пережил нападение.
– Как шериф Раганхильдис велела наказать тебя? – спросил Вонвальт.
Арнульф, выпучив глаза, уставился на него.
– Она велела мне сидеть здесь и думать о том, что я натворил.
– И это все? – спросил Вонвальт. Слова будто жгли ему рот.
Арнульф пожал плечами.
– Все, Правосудие. Так уж она решила.
– Как она велела тебя наказать? – вновь громыхнул Вонвальт Голосом Императора. Арнульф отшатнулся, как от удара в лицо. Его глаза закатились.
– Она сказала, чтобы я сидел здесь и думал о том, что натворил!
Вонвальт снова презрительно окинул его взглядом. Он собирался сказать что-то еще, но позади нас, в конце коридора, вдруг отворилась дверь. Вошли сэр Радомир, Брессинджер и Генрих. Их непринужденный вид показался мне неуместным на фоне назревающей трагедии.
– В здании никого, и мы не нашли ни доспехов, ни оружия, – доложил сэр Радомир. Затем указал в нашу сторону подбородком. – Там кто-нибудь есть?
– Трус, – ответил Вонвальт
