смешно. – Он кивком указал на Генриха. – Генрих – пес, и все же мы часто ведем себя так, будто он способен испытывать чувства, лежащие за рамками его умственных способностей.
– Но вы ведь говорили, что некоторые из этих сущностей злы, – заметила я.
– Они кажутся злыми. Хелена, напомни мне определение такого преступления, как убийство.
Я пожала плечами.
– Это значит лишить жизни другого человека…
– Нет, по Катерхаузеру.
Я постаралась вспомнить.
– Преднамеренное лишение жизни одним человеком другого человека в мирное время без законной на то причины или уважительных обстоятельств.
– Верно. Итак, если снова воспользоваться моей аналогией, то слон может растоптать человека, оставив от него лишь искалеченные останки, при этом он не будет иметь ни малейшего представления о последствиях своих действий. Слон не совершает «убийство» из какого-нибудь омерзительного желания устрашить или разгневать нас. Слон не совершает преступление преднамеренно. Для него это и вовсе не преступление. Он поступает так потому, что им движут низменные инстинкты.
Когда обитатели загробного мира питаются жизненной силой человека, или сводят его с ума, или завладевают его телом, нам кажется, будто эта сущность действует так по злому умыслу, потому что она вызывает у нас ужас и отвращение. Но сущности эти непостижимы для нас. Их мышление превосходит человеческое и отличается от него. Быть может, в нашем понимании они поступают так со зла – ведь мы предполагаем, что они желают намеренно причинить нам вред, – однако мы не можем по-настоящему понять, как они думают. – Вонвальт пожал плечами. – Как бы там ни было, защищаться нам следует не только от преднамеренных нападений, но и от случайных… а они не менее вероятны.
Какое-то время мы сидели молча. Вечер снова выдался приятным, и, несмотря на грозящую нам опасность как от смертных, так и от сверхъестественных созданий, прохладный ветерок, безмолвные равнины и звездное вечернее небо все же смогли умиротворить нас.
Наконец Вонвальт вышел из оцепенения.
– Когда ты окажешься там, Правосудие Августа наверняка постарается тебя встретить. Существует лишь одно место, куда я могу тебя отправить, и ты там уже была. Оно похоже на болото и называется Мьочвара, Равнина Бремени.
– Что случится, если она не найдет меня? Или если на меня нападут?
– Тогда мы перейдем к третьему этапу. Исход – Нирсанар Некси.
– Это в нем вам порой помогает Дубайн?
Вонвальт кивнул.
– Верно. Мой медальон обладает особыми магическими свойствами. Он исполняет роль маяка. Покинуть тот мир можно и без него, однако с ним сделать это значительно легче.
– Почему именно Дубайн вам помогает? – спросила я.
– Потому что меня этому научили, Хелена, – ответил Брессинджер.
– Верно. Исходу я научил его в первую очередь. Он сможет тебя вытащить. Я, по очевидным причинам, делать этого не буду. Однако я все же научу тебя заклинаниям, с помощью которых ты сможешь вернуться самостоятельно, если Дубайна вдруг почему-то не окажется рядом.
Я немного поразмыслила.
– Не хочу показаться легкомысленной, но все это звучит несложно… по крайней мере, на первый взгляд. Защитное заклинание, заклинание переноса, еще одно заклинание переноса. Если достаточно выучить заклинания, то какие же могут быть трудности?
Брессинджер усмехнулся. Вонвальт терпеливо улыбнулся.
– Скажем так: допустим, я могу за день или два научить тебя управлять ботом[7], и ты поймешь основы хождения под парусом. Но что, если я посажу тебя в бот ночью? Или в неспокойную погоду? Или даже в шторм? А если это будет не бот, а когг или каррак? Или он вдруг останется без мачты? В этом случае начальные знания ничем бы тебе не помогли.
Я ничего не ответила. Внезапно задуманное нами предприятие стало казаться мне очень скверным.
– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе, Хелена, – сказал Вонвальт. – Пусть ты и окажешься на незнакомом судне, но с тобой будут лучшие моряки Империи.
– Немино вымя, ну и потянуло же вас сегодня на красноречие, – проворчал Брессинджер.
– А мне показалось, что метафора вышла неплохая, – ответил сэр Конрад.
– Вы не подумывали о том, чтобы стать поэтом? – спросил сэр Радомир. – А то весь день так витиевато изъясняетесь.
– Да ну вас, – отмахнулся от них Вонвальт, и остаток вечера мы проговорили обо всякой ерунде.
XXVII
Стромбург
«Я никогда не видел тропы, более усеянной трупами сенаторов, Правосудий, юристов и философов, чем та, на которую мы ступаем, когда пытаемся убедить простой люд в том, что их властители действуют в интересах народа, а не в чьих-либо еще».
СЭР РЭНДАЛЛ КОРМОНДОЛТ
Я не смею повторить здесь заклинания из «Гримуара Некромантии», да и вообще сомневаюсь, что они остались в моей памяти целиком, однако я помню, что они были сложными. Слова произносились не на саксанском и не на толском, а на каком-то давно мертвом языке, имя которого Вонвальт не пожелал назвать. Как и многое другое, эти знания не входили в мою укороченную подготовку.
Я выучила защитные заклинания; узнала, с какими сущностями могу столкнуться и что следует делать, если это произойдет; какие заклинания надлежит произнести, если я захочу покинуть тот мир – Вонвальт назвал это «ритуалом самоизгнания», – и как мне выбраться оттуда с помощью Брессинджера, «маяка», который должен был вывести меня, если дела станут совсем плохи. Были и другие слова, которые мне следовало выучить на случай, если бы моя связь с иным миром вдруг ослабла, а я при этом хотела бы остаться там.
Однако просто произнести слова было недостаточно; я должна была постичь их нутром, прочувствовать, как они влияют на меня, на тело и на разум. Большинство посвященных Ордена магистратов допускали одну серьезную ошибку – они спешили, обращали больше внимания на форму слов, но не на их содержание. Научиться этому было сложнее всего, однако Вонвальт, к счастью, сказал, что у меня прирожденный дар. Возможно, он лгал, но его слова помогли мне сосредоточиться.
Все это время сэр Конрад повторял одно и то же: несмотря на то, что тело в том мире тоже может пострадать, истинная опасность грозила разуму. Безумие было моим злейшим врагом. Чтобы закалить сознание, мне приходилось выполнять всевозможные умственные упражнения. Вместе с этим ускорилось и мое обучение фехтованию, отчего эти долгие дни выдались для меня особенно утомительными. Казалось, из меня лепили спасительницу Империи, будто я стала кем-то вроде Хоэль из Валдиса, одной из героинь обширного эпоса Аутуна. Однако реальность была далека от этого, меня лишь обучали азам выживания. Никаких замысловатых финтов, эффектных замахов или искусных ударов – просто как прикрываться щитом
