Людей.
И белые стены дворца.
Балкон, с которого свисают стяги, ветер колышет полотнища, заставляя золотых оленей скакать. А выше стягов — люди.
Пиркко в золотой короне.
За правым ее плечом — мой муж. И она, поворачиваясь к нему, что-то говорит… смеется. И ветер робко касается черных прядей.
Черное на черном.
— Хийси, смотри, — голос брухвы пробивается сквозь боль.
Я ведь не живая.
И сердце почти остановилось уже. Так почему же оно ноет… не хочу их видеть.
— Смотри! — шипит брухва.
Смотрю.
Белое лицо Пиркко. И красные губы, которые кривятся. Рука касается руки, а кожа Янгара по-прежнему смугла, и потому пальцы моей сестры на его запястье неестественно бледны. Он наклоняется к ней и… и что-то неправильное есть в этом его движении.
— Смотри…
Она что-то говорит, а Янгар слушает.
Выражение лица такое… задумчивое?
Пиркко указывает вниз. На меня? Янгар поворачивается… он иначе двигался, быстро и плавно, как та рысь, которой не стало вчера. Сейчас же он резок и… в то же время медлителен, словно прорывается сквозь сон. И чернота в глазах погасла, словно на бездну набросили полог.
Янгар идет ко мне.
Не торопится.
Солнце ластится к булатному клинку в его руке, пляшут в воздухе былинки. И ветер вдруг доносит запах гнили… не от людей, с балкона. Моя сестрица подается вперед, упираясь ладонями в перила. Рот приоткрыт, глаза сияют, а грудь вздымается часто. Она… то, чем она стала.
— Смотри, смотри…
Брухва рядом. Еще немного и он возьмет меня за руку, возвращая в реальный мир.
Смотри, Аану, хорошенько смотри.
За маску лица, которая способна обмануть людей.
Кто под нею?
Существо, столь отвратительное, что я цепенею. Белая кожа? Полупрозрачная, мутная, словно старая слюда. Синие глаза? Темные омуты-провалы под тонкой пленкой век. Волосы-паутина рассыпались по плечам. И шевелятся они вовсе не от прикосновений ветра, но сами по себе. Каждый волосок — живая нить… и нити эти тянутся к Янгару.
Опутали.
Проросли сквозь смуглую кожу.
— Она…
Я не успеваю задать вопрос, поскольку брухва хватает меня за руку, дергает и вытягивает с завороженной дороги.
— Что она такое? — я, просунув руки меж прутьев, хватаю посох брухвы. — Скажи, что она такое?
— Сумеречница.
Подумав, он добавляет:
— Молодая еще. Глупая… как ты… не вошла в полную силу.
Посох выскользнул из моих пальцев.
— Погоди, — я знала, что не смогу его удержать. — Почему ты мне помогаешь?
— Помогаю? Хийси тоже глупая. Не тебе. Не ей. Себе. Сумеречница все съест. Ничего никому не оставит, — брухва скривился. — Сумеречницу убить надо.
Убить?
То, что было моей сестрой, уже не являлось человеком. Вот только я не умею убивать…
Он помнил, кем был.
Был?
Когда?
Раньше. Уже давно.
Забирался на вершину старого дуба, где ветви были тонкими и прогибались под его тяжестью. Страшновато было, потому как земля казалась далекой, но соколиное гнездо манило с неудержимой силой. Вдруг да птенцы есть?
Есть, конечно, не даром сокола кружат над поместьем, высматривают добычу.
— Янгири, ты опять забрался! — мамин голос доносится снизу. А сама она выглядит такой маленькой, смешной. Платок сполз на плечи, и в маминых волосах блестят росой камушки. — Янгири, ты же можешь упасть, поранится!
И что с того? На нижних ветках не интересно.
И вообще, разве он, Янгири, не наследник? И отец говорит, что он должен быть храбрым. Сильным. Пример всем подавать.
И он, цепляясь за ветки, нарочно выбирая такие, чтобы потоньше, скользит вниз… мама охает и ахает. Обнимает. Целует, не обращая внимания на его недовольство.
Он взрослый уже!
…мамины руки такие горячие.
…а холодно как. Постоянно почти холодно. И холод этот с ума сводит.
— Очнись, — говорит кто-то и, вцепившись в плечо, трясет. Янгар спит и прекрасно осознает, что находится во сне. И человека на самом деле нет, но… он есть.
Знакомый… смутно так… у него круглое лицо и голова налысо обрита. Сам он чудовищно толст, и старая хламида не скрывает необъятного тела…
— Ну же, малыш, ты можешь.
Что?
— Ты должен бежать.
Янгар почти вспомнил, как зовут этого человека. Но та, что стоит за его спиной, коснулась шеи. У нее очень холодные пальцы, и прикосновения неприятны. Но Янгару нравится смотреть в ее глаза, темно-синие, глубокие, как омут.
Эти глаза пробираются и в сны.
— Видишь, теперь он мой, — говорит та, что прячется за его спиной. — И останется моим.
Ее смех острый, как осколки стекла.
Синие и желтые в горсти.
Янгар высыпает их на пол и пытается собрать. Что?
Желтый ковер… ступать нельзя, потому как ковер стоит дорого, куда дороже, чем Янгу. И хозяин разозлится, если раб испортит столь ценную вещь. Ноги Янгу грязны и грязь эта прочно въелась в кожу.
Хозяин сидит у окна и, устремив мечтательный взор на решетку, щекочет губы тонкой кистью. Он задумчив и сосредоточен. На коленях его лежит доска с драгоценной инкрустацией, и тонкий лист папируса ждет прикосновения кисти. Но нужные слова не идут на ум. И хозяин хмурится.
А Янгу ждет.
Он — глупый раб, который должен отнести еще ненаписанное послание.
Время…
…рядом с Янгу столик, отделанный пластинами из слоновой кости. А на столике — клепсидра. Падают капли воды, отсчитывают время.
Клепсидра стоит на самом краю.
И Янгу переступает с ноги на ногу. Осторожно. Медленно. Стараясь не привлекать к себе внимания. Хозяин вздыхает. А Янгу оказывается чуть ближе к столику.
…и еще ближе.
…и снова…
Когда хозяин, все ж решившись, касается волоском кисти чернильной глади, Янгар добирается до столика. Он касается клепсидры острым локтем, словно невзначай, и та качается.
— Что ты там делаешь? — хозяин вдруг поворачивается к Янгу.
— Ничего хозяин.
Незаметный толчок, и клепсидра падает.
Стекло тонкое. Бьется со звоном. Осколки летят и вода, окрашенная синей краской, марает желтизну ковра. Кричит хозяин, лицо его наливается краснотой и, подлетев к Янгу, он хватает за волосы, бьет по лицу…
…сволочь.
— Да я тебя…
Порют старательно, до алого тумана перед глазами. Надо продраться сквозь него, но та, что стоит за спиной Янгара, не позволит ему сбежать.
— Ты мой, понимаешь? — она смотрит прямо в душу. И бездна синих глаз ее пленяет Янгара. — Он мой…
— Только пока ты его держишь.
Этот голос тоже знаком.
И человек с ошейником. Он слишком вызывающе держится для раба. И Янгар помнил причину, когда-то давно помнил… имя тоже. Был бой на краю леса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
