Он со злобой подчеркнул это слово, и сам над ним задумался. Там, позади истязуемых, стояла людская масса, целый народ поднимался во весь рост! Деншапух подумал об этом – и умолк, нахмурясь.
Вехмихр почувствовал, что настает его час. Чтоб все могли воочию убедиться в неспособности Деишапуха управлять страной, он вызвал к себе начальника персидского войска и громко, торжественно приказала – Пошли отряд в Арудж – занять крепость!
– Слушаю! – покорно отозвался тот.
– Гм!.. – пробормотал, скрипнув зубами, Деншапух. – Погоди ты у меня, свинья и порождение свиньи! В Тизбоне я еще велю вспороть тебе брюхо!
Насильственно согнанные по приказу Деншапуха жители в оцепенении внимали воплям истязуемых, ожидая, чем все кончится. Передние ряды раздались перед Сааком, который шел, закрыв лицо руками. Один глаз у него вытек, другой был залит кровью и ничего не видел. Среди мертвого молчания толпы прозвучал хриплый возглас Саака:
– Месть!
Казалось, заговорил убитый, наполняя сердца живых суеверным страхом.
– Месть! – вновь прохрипел Саак. Кровавая пена выступила у него на губах.
Расталкивая толпу, к нему пробивался дрожащий от волнения и ярости старик. Он обнял Саака и повел за собой. Саак шел, тяжело и громко ступая.
– Месть! Месть! – раздались восклицания.
Внезапно сотни рук взмахнули сверкнувшими в воздухе мечами: это персидские воины начали рубить и колоть народ. Раздались вопли, люди разбегались, но персы, преследуя их по пятам, беспощадно убивали всех. Озверев, персидские воины врывались в дома жителей. Начался повальный грабеж. Другие персы, еще находившиеся в своих шатрах, выбежали и тоже кинулись в дома, чтоб не упустить своей доли добычи, из-за дележа которой началась общая свалка.
Уцелевшие жители бежали в поля и в горы, а затем потянулись к Тарону – искать защиты там, где всегда находили ее их предки…
По горным тропам они вскоре догнали всадников, которые выбрались из Зарехавана и окружающих его гор раньше и, слившись в отряды, двигались к Бзнунийскому морю. Среди этих отрядов бросался в глаза отряд Аракэла, усиленный прекрасными наездниками – уроженцами Дзмероца и Зарехавана. Не вняв уговорам, к отряду примкнул и Езрас, оказавшийся, несмотря на свой хилый вид, весьма выносливым наездником.
Аракэл направлялся в Тарон, в надежде, что там начнется народлое восстание и войска двинутся против нахараров-отступников.
Отряд пробирался через горные перевалы. Аракэл, задумавшись, ехал немного в стороне. Один лишь Погос был в прекрасном настроении и говорил громко и весело:
– Спрашивает меня жена: о чем, мол, вы совещались? Я и говорю: «Уже не крестьянин я, ухожу, прощай!» Она мне: «Опять?!» – «Я из конницы Мамиконяна! – говорю. – Жди меня, я вернусь, не всем же нам умереть!»… Оседлал коня – и…
Погос оглядел горы и с воодушевлением воскликнул:
– Что может сравниться со свободой!.. Вот это жизнь!..
– Ого-го! Ого-го! -перекликались воины, восхищенные горным воздухом, простором и свободой.
– Придется нам на этот раз сражаться? А, братец Погос? – спросил, повернув свое простодушное лицо к Погосу, тонкий я гибкий, как тростинка, юноша Сероб.
– А кто же всегда сражался, если не мы, сынок Сероб? – весело отозвался румяный воин и громко захохотал.
– Кто это спрашивает? Сероб?.. Говори же, Ованес-Карапет, объясни ему, пусть поймет! -подхватил Погос. -Выступят нахарары – мы сражаемся! Мы выступили – опять-таки мы будем сражаться! Намотай это себе на ус, Сероб, намотай хорошенько!.. Мы всегда воевали и будем воевать!.. Всегда с боем отвоевывали себе право на жизнь, с боем отвоюем его и теперь…
– Золотые у тебя уста, Погос! Золотые!.. – воскликнул краснощекий всадник.
– А ну, Ованес-Карапет, затяни песню, – попросил разошедшийся Погос.
У Ованеса-Карапета песня и так просилась на уста: звучным сильным голосом он затянул:
Над вольным, великим нашим Масисом,
Над вольным, превыше всех Масисом
Свет повис; светоч света,
Сиянием сияет над сияющим Масисом…
Эгей, воспоем мы сияющий Масис!..
Эгей, воспоем мы сияющий Масис!..
«Эгей.. Сияющий Масис!..» -дружно подхватили все.
– Давай-давай дальше! – весело крикнул Погос. Ованес-Карапет, глядя своими веселыми глазами то на ясное небо, то на яркие цветы, которые росли на склонах гор, пел дальше:
Острый меч взвивался над Масисом,
Боем била молния над Масисом,
Камни воздвигались века, из века в век, – Не дошли до великого края Масиса!
Эгей, воспоем великий край Масиса!
Эгей, воспоем великий край Масиса!..
Отряд дружно подхватил припев. Погос горящими глазами окинул Ованеса-Карапета и крикнул ему:
– Ну-ка, лети молнией, не то перья твои по ветру развею!..
И внезапно, точно обезумев, он отдал поводья скакуну. Все всаднкчи сделали то же. Как стрелы, сорвавшиеся с тетивы, полетели всадники; щебень и песок сыпались из-под копыт. С пронзительным, ликующим криком взяв последний поворот, отряд остановился на горном перевале. Внизу раскинулась долина. Справа вилась Арацани, местами ослепительно белая, местами отливающая красноватым цветом, местами сверкающая расплавленным золотом в лучах заходящего солнца.
Отряд медленно спустился к Агиовиту, на родину Атома Гнуни, чтоб оттуда пробраться в Тароп.
Спускались сумерки.
Прохладный ветер шелестел в травах, трепал цветы мальвы и разносил над горными тропами острый аромат мяты.
Во главе небольшого конного отряда Атом Гнуни и Егишэ спускались к горному ущелью. На отливающем медью под солнцем выступе скалистого хребта возвышался замок, каменная ограда которого сливалась с гранитом скал. Две горные речки вились вокруг замка. Синяя лента дыма тянулась вверх и таяла в небесах. Отряд подъезжал к родовому замку нахараров Гнуни.
Еще из Арташата Атом послал к князю Хорену гонца с наказом «немедленно, безотлагательно прибыть в Гнуник».
У ворот отряд встретили все обитатели замка с князем Хореном во главе.
– Где мать-княгиня? – не видя матери, спросил Атом у старшего сепуха.
– Она спустилась в село, навестить больных, – объяснил тот.
Атом пригласил Егишэ и Хорена в зал. Егишэ попросил разрешения уединиться и отдохнуть, пока подадут ужин. Дворецкий проводил его.
Оставшись наедине с Хореном, Атом немедленно приступил к делу.
– Грозная пора настала, князь! – обратился он к Хорену. – Конечно, до тебя дошли уже последние вести…
– Дошли! – со вздохом отозвался Хорен.
Но когда Атом подробно рассказал о событиях в Айрарате и Багреване, о скоплении персидских войск, Хорен вскочил с места.
– Да что ты говоришь? Ведь мы погибнем! – воскликнул он.
– Погибнем, если не подготовимся к сопротивлению. Я обратился к нахарарам с призывом выступить с отрядами на помощь и поддерживать постоянную связь со мной через гонцов. Но до сих пор ни помощи, ни гонцов…
Наступившее молчание нарушил Хорен:
– Сами создали войско из верных и преданных воинов. Пойдем на отступников и на персов!
Хорен покраснел, с трудом перевел дыхание и смущенно улыбнулся. Необычайные, неслыханные, не бывалые никогда раньше события волновали его, он не в состоянии был осознать всю их опасность. Атом разбирался лучше, но мудрость воина подсказывала ему кратчайший путь: сперва действовать, а раздумьям предаваться потом.
– Невиданное это дело!.. – со вздохом промолвил Хорен.
– Идти на смерть -тоже дело невиданное, князь! Однако мы идем, когда это необходимо! Конечно, где это слыхано – вносить разруху в страну для того, чтоб эту же страну построить Мы попираем ногами власть, закон, – но делаем это для того, чтоб спасти дух народа! «Все – против всех!..» – таково решение, вынесенное в Арташате. И так решили они сами: Спарапет, нахарары Аматуни, Мокац и все остальные.
– Господь да будет нам опорой! – со вздохом согласился Хорен.
– Выступим сегодня же ночью, – произнес Атом.
Вызвав через дворецкого начальника своего полка, он приказал немедленно выделить отряд, который должен был сопровождать их в Хорхоруник.
Вошла не старая еще женщина, судя по виду – знатная госпожа.
Кудри, перехваченные шитой золотом головной повязкой, падали ей на плечи. Узкий кафтан с разрезными рукавами облегал ее стройный, высокий стан.
Она была очень похожа на Атома, Обменявшись приветствиями с князем Хореном, она обняла Атома и медленно опустилась на подушки высокого сидения.
– Какие у тебя новости, мать? – осведомился Атом, почтительно стоя перед нею.
Княгиня ньчего не ответила. По-видемому, ее сильно взволновали вести, услышанные в селе или в замке. Она молчала, стараясь побороть волнение.
– Говори же мать, – вновь попросил Атом. Княгиня Гнуни печально взглянула на сына.
– Против Спарапета хочешь выступить? – тихо спросила она.
– Не знаю – против ли него, или вместе с ним, – ответил Атом.
