Она нанесла реформаторам смертельный удар, но ничего не могла поделать с последствиями их деятельности — с требованием перемен, которое выражалось через такое новое явление, как общественное мнение, и с появлением класса интеллигенции, отличавшегося от класса ученых-аристократов, которые всегда были опорой династии. Тем не менее историческую сцену на время заняли новые, внушавшие страх фигуры.
В стране зрело недовольство обнищавших крестьян, усиленное наводнением 1898 года, когда Хуанхэ вышла из берегов, затопив сотни деревень, а также разразившейся в следующем году засухой. Поползли слухи, что причиной этих стихийных бедствий стали иностранцы, проповедовавшие свою религию и тем самым оскорбившие духов; кроме того, строительство железных дорог и добыча полезных ископаемых в горах нарушили гармонию человека и природы. Страх и ненависть по отношению к миссионерам и всем чужеземцам активно использовали приверженцы нового тайного культа, который стал наследником «Общества Белого лотоса» и в 90-х годах XIX века распространился в провинциях к северу от Янцзы. Это культ именовалось «Кулак во имя справедливости и согласия» (по ассоциации с гимнастикой, которой занимались члены общества), а поскольку в название общества входило слово «кулак», европейцы называли его членов «боксерами».
Пантеон легендарных и исторических фигур тайного общества отражал его националистический характер, а основу идеологии составляли суеверия: «боксеры» верили, что при помощи магии — заклинаний, магических формул и ритуалов — они становятся неуязвимыми для пуль, обретают способность летать и получают помощь духов во время битвы. Испытывая фанатичную ненависть к иностранцам, они отвергали винтовки, предпочитая пользоваться мечами и копьями. Наконечники копий были красными — как и наголовные повязки, пояса, а также повязки на руках и щиколотках. Распущенные волосы и специальный шаг, которым они передвигались, производили устрашающее впечатление, усиливавшееся варварским поведением во время многочисленных мятежей, направленных против миссионеров и китайских христиан и сопровождавшихся массовыми убийствами и казнями. «Боксеры» также уничтожали железные дороги и телеграфные линии — символы присутствия ненавистных иностранцев.
Одна из групп «боксеров» называлась «Обществом Большого меча», и когда слухи об их необыкновенных возможностях достигли вдовствующей императрицы, она приказала привести к себе лидеров общества. Им удалось покорить императрицу, и с тех пор «боксеров» поддерживали армия и правительство. Стареющий сановник Ли Хун-Чан, уволенный с поста генерал-губернатора Кантона, выступил против вдовствующей императрицы и вместе с губернаторами южных и юго-восточных провинций страны умолял ее изменить отношение к «боксерам». Их просьба осталась без ответа, и эти китайские провинции не приняли участия в последующих событиях.
Угроза со стороны «боксеров» настолько встревожила западных дипломатов, что они вызвали для охраны посольств несколько сотен матросов иностранных флотов, стоявших на якоре в порту Дагу, обслуживавшем Тяньцзинь и Пекин. 3 июня 1900 года «боксеры» перерезали железнодорожную ветку между Тяньцзинем и Пекином, и британский посланник, обеспокоенный безопасностью иностранцев в Пекине, обратился за помощью к адмиралу Сеймуру, командующему британским флотом на рейде Дагу. Через неделю Сеймур выслал подкрепление из тысячи матросов, но на полпути отряд был остановлен «боксерами» и с боями едва-едва вернулся в Тяньцзинь.
«Боксеры» ворвались в Пекин, сжигая церкви и дома иностранцев, расправляясь с принявшими христианство соотечественниками. Они убили секретаря японского посольства, затем немецкого посланника, извлекли из могил тела давно умерших миссионеров и надругались над ними, атаковали территории иностранных посольств. Безумие, похоже, заразило и вдовствующую императрицу — поверив слухам о победе «боксеров» над иностранными войсками под Тяньцзинем, она решила, что пришла пора избавиться от всех чужеземцев, и 21 июня объявила войну иностранным державам. Банды «боксеров», получившие оружие из правительственных арсеналов, и присоединившиеся к ним регулярные войска атаковали зарубежные посольства в столице империи.
На территории Татарского города вблизи ворот Императорского города (они назывались Воротами небесного спокойствия) на площади около одной квадратной мили располагались более десяти посольств. Самой крупной территорией, примыкавшей к академии Ханьлинь, владело английское посольство: внутри находился дом посла, архив, квартиры персонала, студентов и слуг, театр, часовня, колокольня, арсенал, конюшни, дорожки для боулинга, площадка для игры в мяч и, самое главное, колодцы с питьевой водой. Рядом располагались русское, американское, испанское, японское, французское и немецкое посольства, а чуть поодаль — австрийское, итальянское и бельгийское. Под охраной 450 человек в них находились 475 европейцев, мужчин, женщин и детей (в том числе дипломаты и миссионеры с семьями) и 2300 китайских христиан. Они оказывали упорное сопротивление нападавшим. Атаки, начавшиеся 20 июня в 4 часа утра, усиливались с каждым днем — обстрел из ружей и пушек сопровождался поджогами близлежащих зданий и попытками заложить мины под стены посольств.
Известия об осаде посольского квартала дошли до Британии в разгар англо-бурской войны и всего через месяц после того, как с трудом удалось снять осаду крепости Мафекинг. Правительство отреагировало немедленно и вместе с другими заинтересованными государствами направило войска к китайскому побережью в район Дагу. К концу июля сформировался двадцатитысячный корпус из британцев, американцев, японцев, французов, австрийцев и итальянцев, и 4 августа началось наступление на Пекин. Союзные войска одержали три решительные победы и через десять дней вступили в китайскую столицу. Посольства были почти полностью разрушены, а сотни их защитников убиты или ранены: приходилось сражаться под почти непрерывным градом пуль и снарядов среди дыма от горевших зданий. Мужчины занимали позиции на стенах и баррикадах, отбивая беспрерывные волны атакующих, а женщины дни и ночи напролет шили мешки для песка, ухаживали за ранеными и готовили еду, причем в пищу уже шли собаки и мулы.
Через день после того как союзники вошли в Пекин, вдовствующая императрица бежала из города. С ней был возмущенный император, любимую наложницу которого она приказала бросить в колодец, и небольшая свита. Нелегкое путешествие заняло два месяца. Их путь пролегал на юго-запад от Пекина через земли, кишевшие беженцами, взбунтовавшимися солдатами и бывшими «боксерами», и через высокие горы в столицу империи Тан город Сиань, где и обосновался двор. В полуразрушенном Пекине, улицы которого были завалены трупами людей и лошадей, иностранные войска устроили настоящую оргию. Время «боксеров», некогда владевших сорока пятью городами, в которых они убили тридцать тысяч христиан и более двухсот миссионеров, подошло к концу. Никакая магия не могла защитить их от пуль.
Союзники, которые официально не отреагировали на объявление Китаем войны, теперь долго и упорно торговались из-за условий мира. Переговоры от имени Китая вел престарелый Ли Хун-Чан, весь седой и наполовину парализованный, и в сентябре 1901 года, за несколько месяцев до смерти, он подписал «Заключительный протокол». Немецкое правительство настаивало на драконовских условиях, в том числе на разрушении Пекина — чтобы, как выразился кайзер, «впредь ни один китаец не осмелился косо посмотреть на немца». Договор, естественно, не заходил так далеко, но условия его были достаточно тяжелыми для Китая: казнь или пожизненное заключение более чем сотни руководителей «боксерского» движения и сочувствовавших им министров, контрибуции в размере шестидесяти семи миллионов фунтов стерлингов[11] (с рассрочкой на тридцать девять лет под четыре процента годовых), официальные извинения Японии и Германии, двухгодичный запрет на ввоз оружия и боеприпасов, размещение иностранных войск на территории от Пекина до побережья. В то же время двухсоттысячная русская армия под предлогом наведения порядка оккупировала Маньчжурию.
На такой печальной ноте началось для Поднебесной Империи новое тысячелетие. Тем не менее надежды на лучшее будущее не исчезли — они были связаны с реформаторским движением, не угасавшим все эти неспокойные годы.
ЭПИЛОГ
Двадцатый век
В 1902 году, после полуторагодичного отсутствия, в Пекин вернулась вдовствующая императрица Цыси — она въехала в столицу на троне, украшенном перьями павлина. Ее нрав смягчился: тяготы добровольной ссылки, а также соприкосновение с бедностью, нищетой и нуждой, столь хорошо знакомыми многим из ее подданных, вырвали императрицу из кокона и заставили взглянуть в лицо действительности. Она была вынуждена объявить о программе реформ, включавшей сокращение раздутого и коррумпированного бюрократического аппарата, поощрение торговли, реорганизацию армии и коренное изменение системы образования, которое становилось доступным и для девочек. Государство, однако, было почти банкротом, и несмотря на повышение налогов, вызвавшее новую волну недовольства, в казне не хватало денег для реализации программы реформ.
