Профессора учили слушателей, как в разговорах с советскими людьми пропагандировать прагматизм, неопозитивизм и особенно неофрейдизм плюс всяческие новоиспечённые «измы», которые вырастали, как грибы, на почве послевоенного неверия в лучшее будущее.
Излагались новые философские теории, естественно, весьма схематично. Но от слушателей требовали, чтобы на следующий день они точно, без каких-либо конспектов, изложили преподавателям прослушанное. Главный же смысл заключался даже не в освоении материала, а в умении дискутировать по поводу прослушанного. Каждую неделю кандидат в «рыцари» встречался с лектором как оппонент известных положений. Ведь агенту или резиденту приходилось теперь не только готовиться к сбору агентурных данных или диверсиям, но и вооружаться идеологически, чтобы стать пропагандистом враждебных Советскому Союзу идей. Диспуты с лекторами были своеобразной тренировкой перед предстоящими спорами с советскими людьми.
Особым вниманием Думбрайта пользовалась группа «Аминь», так как участникам её предстояло действовать именно в сфере идеологической. Всех, кто входил в эту группу, освободили от занятий по борьбе, вооружённому нападению, остались только упражнения по стрельбе – мера защиты на случай провала. Зато особенно много времени уделялось радиоделу, чтобы с этими группами можно было поддерживать постоянную связь и осуществлять необходимое руководство. Значительно усилили и «духовную подготовку». Профессор богословия Брант, маленький сухощавый старик, от одного учащегося класса «Аминь» переходил к другому, проверял, как усвоены сектантские обычаи, молитвы, умеет ли слушатель произнести проповедь на ту или иную тему. Думбрайт охотно сопровождал Бранта, проверяя, насколько быстро и успешно осваивается эта новая дисциплина. Он сверял всё с конспектами профессора, собственными записями и, поправляя, делая замечания, всё время предупреждал:
– Не нужно откровенно антисоветских, а так…
Слушатели, знавшие Думбрайта, заканчивали за него:
– С душком! С душком!
Думбрайт хохотал и шёл в следующий бокс.
Впрочем, смех его был искусственен: обстановка в школе его не удовлетворяла.
Думбрайт спешил.
– Я обещал в Нью-Йорке, что через месяц-полтора мы сможем заслать к большевикам несколько десятков отлично натренированных агентов и диверсантов. А бросать слова на ветер не люблю. Доверие базируется на точном выполнении обещаний, в нашем же деле доверие – это не только карьера, а порой и жизнь, пояснял босс Нунке в редкие минуты откровенности.
Прибавилось работы у всех, особенно у Фреда, поскольку он был теперь единственным воспитателем во всём русском отделе, – Воронов был занят только своей группой «Аминь».
– Герр Нунке, – предупредил Шульц начальника школы вскоре после проведённой Думбрайтом реформы. – Я не успеваю выполнять всю ту работу, которую выполнял раньше.
– Почему?
– Численность слушателей русского отделения увеличилась почти в три раза по сравнению с недавним прошлым. К тому же я, как и все преподаватели, обязан слушать лекции по «духовной подготовке» и особенно старательно готовиться к диспутам с профессорами, как человек, призванный помогать другим, служить образцом. Для этого нужно время и немалое. А мои обычные обязанности воспитателя? Ведь от них никто меня не освобождал. Наоборот, требования возросли. Прямо ума не приложу, как уложиться в двадцать четыре часа! О сне и отдыхе я уже не говорю. Если прилягу на часок, чувствую себя преступником, ворующим собственное время.
– А как вам вообще нравятся новые порядки в школе? – неожиданно спросил Нунке, так и не прореагировав на жалобу Фреда.
– Мы с вами старые боевые друзья, и поэтому я буду откровенен: не очень!
– Признаться, только это сугубо между нами, мне тоже. Парадоксальное явление: необходимо как можно лучше законспирировать агентов и резидентов, они должны выглядеть правовернейшими из правоверных и вдруг – пропаганда антибольшевистских идей. Где логика, здравый смысл?
– Меня тоже это удивляет. Даже при максимальной осторожности достаточно одной ошибки – и потянется ниточка к нашему человеку, которого мы здесь готовили так тщательно и старательно.
– Собираюсь написать докладную в Нью-Йорк. Надеюсь, там поддержат.
– Через голову босса?
– Я говорил с ним на эту тему, но ведь вы знаете Думбрайта. Для него существует лишь собственное мнение, собственное настроение, собственные пристрастия…
– Не завидую вам, но иного выхода не вижу… А теперь оставим высокие материи и наши будни. Что вы скажете о моём заявлении?
– Согласен, объём работы значительно увеличился. У вас есть предложения?
– Надо назначить ещё одного воспитателя в русский отдел. Проще простого.
– Если есть выбор. А если туго, куда ни повернись?.. Может быть, временно подыщем кандидатуру в класс «А» или «Р»?
– Надо согласовать с Думбрайтом. Ведь он же обещал, что из Нью-Йорка приедут новые преподаватели, новые тренеры. Возможно, среди них…
Фред оборвал фразу, увидя, что в комнату входит усталый и вспотевший Думбрайт.
– Фу-у! – проговорил босс, падая в кресло. – Конец марта, а жара, словно летом. Чёрт бы побрал эту Каталонию! Хотелось бы оказаться где-нибудь в средней полосе.
– Первый раз вижу вас таким усталым, – заметил Нунке, протягивая боссу стакан вина, разбавленного водой. – Испанцы не дураки – это отлично утоляет жажду.
– Достаточно я выпил этого пойла у патронессы.
– Вы от доньи Менендос? – удивился Нунке.
Все финансовые расчёты с Агнессой до сих пор вёл он, и сообщение Думбрайта о визите к патронессе неприятно его поразило.
– С такой хорошенькой женщиной можно просто пофлиртовать, а мне пришлось возиться с препротивным делом. Вот две бумажки, которые торжественно называются посланиями. Одно написал я с Брантом, второе – падре Антонио, чтобы ему черт руки переломал… На основании этих двух текстов надо составить один – соединить оба так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Одно послание, видите ли, не нравится патронессе, а ещё более падре, писанина же Антонио не устраивает меня.
Фред взял два протянутых листочка и стал читать.
– Что за послания?
– Нью-Йорк настаивает, – Думбрайт никогда не ссылался на какой-либо конкретный отдел разведывательной службы США, а говорил «Нью-Йорк», чтобы мы, использовав само название школы и историю её основания, от имени патронессы обратились ко всем религиозным организациям с призывом провести в церквах, храмах, костёлах, молитвенных домах богослужения и выступить с проповедями, направленными против гонителей веры христовой. Причём сделать это повсеместно в одно и то же время, чтобы придать движению широкий размах, привлечь мировое общественное мнение к проблеме нашего идеологического наступления на коммунизм. Разумеется, проповеди будут сопровождаться сбором пожертвований на восстановление заброшенных храмов понимай: – в России! – и на нашу школу как на центр миссионерского движения.
