– А может быть, и запеленгованное вчера принадлежит испанским коммунистам?
– В Барселоне меня заверили: подпольщики используют свои станции только для воззваний к населению, передачи информации и различных сообщений. Все эти передачи идут открытым текстом исключительно на испанском языке или на местных диалектах.
Вайс вспотел, докладывая боссу, но не решался вынуть носовой платок, чтобы вытереть мокрые от пота лицо и шею. Он внимательно вглядывался в лицо Думбрайта, от которого – Вайс был отлично осведомлён о порядках в школе – зависела не только вся его дальнейшая карьера, но и сама жизнь! Единственное, о чём он даже не мог подозревать, заключалось в том, что своей информацией о перехваченной осенью прошлого года шифровке Вайс приобрёл в лице Нунке смертельного врага, а в лице Думбрайта – могучего покровителя.
Запеленгование радиостанции в квадрате школы размежёвывало позиции Думбрайта и Нунке ещё резче.
С точки зрения начальника школы, босс допустил непоправимую ошибку, приказав с марта этого года зачислить в школу новое пополнение, завербованное в лагерях для перемещённых, без предварительной проверки на контрольных пунктах в Фигерасе. Нунке доказывал, что хотя это и ускоряет подготовку, но при такой спешке в школу может попасть не только ненужный балласт, а даже вражеский агент. Думбрайт в глубине души соглашался с Нукке, но отстаивал свою линию. Не мог же он признаться, что во что бы то ни стало хочет выслужиться перед высоким начальством в Нью-Йорке: выполнить своё обещание и уже на протяжении текущего года заслать в Советский Союз свыше сотни агентов и диверсантов.
Когда запеленгованная радиостанция в квадрате школы стала фактом, Нунке напомнил боссу о своих опасениях. Думбрайт, защищаясь, выдвинул иную версию: в школе мог притаиться давно засланный и хорошо законспирированный агент, который до сих пор молчал, а теперь, когда школа развернула работу, возобновил связь с Россией и, возможно, уже передал план засылки агентуры, который предстояло вот-вот осуществить.
Информация Вайса о перехваченной осенью прошлого года шифровке значительно укрепляла версию Думбрайта и ослабляла позиции Нунке. Впрочем, она не подтверждалась ни одним документом и принадлежала к той категории агентурных данных, которые обозначались двумя буквами «ТП», то есть «требует проверки».
О наличии нелегальной станции в квадрате школы и Думбрайт, как босс, и Нунке, как официальный начальник учреждения, обязаны сообщить в Нью-Йорк. А это опасно. Очень опасно для одного из них.
Если выяснится, что агент пробрался с новым пополнением – хуже Думбрайту. Его немедленно отзовут и накажут, возможно, даже весьма строго.
Если же будет доказано, что вражеский агент законспирировался давно – хуже Нунке. До приезда Думбрайта он один руководил набором слушателей и вообще всей работой, так что спросят с него. Конец карьере! Возможно и худшее. Ведь сам босс в минуту откровенности как-то намекнул, что живыми из разведки не уходят. Да и разговор о Воронове подтверждает это…
Теперь, сидя в кабинете и глядя на вспотевшего Вайса, оба взвешивали свои шансы на спасение. Думбрайт готов был обнять Вайса, Нунке – задушить. И каждому были понятны мысли другого: они дуэлянты, поднявшие пистолеты в смертельном поединке.
– Идите! Пока вы свободны! – после долгой паузы выдавил из себя босс.
– Разрешите одно замечание… – робко подал голос Вайс.
– Что ещё?
– Я советовался в Барселоне… У меня возник план…
– Хорошо, немного погодя я вызову вас.
Вайс вышел.
Думбрайт поднялся, нарочито сладко потянулся и вплотную подошёл к Нунке. С минуту они молча глядели друг другу в глаза.
– Вы понимаете, что это значит? – помолчав, спросил босс.
– Конец вашей или моей карьеры. Но предупреждаю: я не из тех, мистер Думбрайт, кто от страха валится на спину, поднимая вверх лапки. Я буду драться до последнего.
– Представьте, я тоже!
– Разрешите привести аргументы, говорящие против вас.
– Пожалуйста!
– По вашему приказу в Барселону за шифровкой поехал не я. Вы послали Вайса, самого бездарного из всех сотрудников школы… Чем вы докажете, что перед поездкой не проинструктировали Вайса, придумав версию о перехваченной осенью шифровке?
– С какой целью я мог это сделать?
– Чтобы скрыть недопустимую ошибку – приказ принимать новое пополнение без всеобщей и основательной проверки.
– Но у меня есть свидетель.
– Кто?
– Вайс!
Нунке расхохотался.
– Мистер Думбрайт, этот свидетель – единственное моё спасение! Да разве Вайс, поймай он в самом деле шифровку, не сообщил бы об этом мне, начальнику школы?
– Всё зависело от заведённых вами порядков… возразил босс не совсем уверенно. Он уже понял, что радость его несколько преждевременна. Вступая в бой с таким противником, как Нунке, надо вооружиться до зубов. А чтобы подобрать оружие, нужно время.
– Что же вы предлагаете? – спросил он примирительно.
– Не топить друг друга… Искать виновного…
– Гм…
– Ибо мы можем потопить и себя, и школу.
– С чего же вы предлагаете начать?
– С сопоставления фактов.
– То есть?
– Просмотрим дневник школы за ноябрь прошлого года. Если произошло нечто, способное заинтересовать агента…
– Понимаю. Хотите сначала проверить свою версию? Что ж, я не прочь.
Нунке подошёл к сейфу, открыл его и вытащил прошнурованную тетрадь с сургучными прошнурованными печатями. На обложке по-английски значилось: «Ноябрь 1946 года».
– Почему по-английски? – придирчиво спросил Думбрайт.
– В это время школа была подчинена уже Нью-Йорку. И руководили ею фактически вы.
– Но ведь не я нашёл и привёз в Испанию группу Протопопова!
– Нашёл её я, а приказ об отправке дали Хейендопфу вы! В Берлине, помните?
– Хорошо, не будем полагаться на память, давайте читать дневник.
Нунке и Думбрайт плотнее сдвинули кресла, склонились над раскрытьм дневником и углубились в чтение. Со стороны могло показаться, что это сидят двое друзей, увлечённых интересной книгой. Кресла сдвинуты вплотную, головы почти соприкасаются…
Но, верно, не было сейчас во всём мире двух людей, которые бы так страстно желали друг другу смерти.
Тупым кончиком карандаша Думбрайт водил от строки к строке, боясь пропустить важную запись, на которую Нунке мог нарочно не обратить внимание, быстро перевернув страничку.
Но как ни вчитывался босс в каждое слово, ничего более или менее значительного в начале ноября не произошло. Обычные будничные отчёты об обычных будничных делах. На странице, датированной девятым числом, взгляд его, наконец, уловил нечто, достойное внимания.
