вертикальном положении. Амиров же уставился в одну точку и яростно сжимает кулаки.
— Я убью его, — сдавленно рычит он, пока я непонимающе мотаю головой. — Прости, я должен был сдержаться, просто рядом с тобой забываю обо всём.
— Что на этот раз, Амиров? — слёзы обжигают кожу, в ушах — громовые раскаты. Моё счастье вновь оказалось слишком скоротечным.
Лерой продолжает мысленно воевать сам с собой, пожирая меня глазами, но больше не касаясь.
Шагаю навстречу. Ноги ватные — не слушаются. Мне больно. Я бессильна бороться с монстрами в его голове, точнее, всего лишь с одним.
— Всё дело в Горской, да? — заглядываю в его глаза, умоляя быть честным хотя бы сейчас. — Скажи, я пойму. Наверно.
— Господи, Рина, — Лерой резко притягивает меня к себе, мощными руками закрывая от всего мира. — Нет никакой Горской. Есть только ты. Запомни это! И больше никогда не забивай свою голову никчёмными переживаниями.
— Тогда что, Лерой? – немного успокаиваюсь, упираясь мокрым от слёз носом в его плечо.
— Твои синяки, мелкая, — тяжело вздыхает он. — Я не чудовище, Рина. Не хочу сделать ещё больнее…
— Ты дурак, Амиров! — прерываю его стариковское ворчание, а затем сама начинаю касаться тёплой кожи губами. — И, поверь, если ещё раз остановишься, пожалеешь!
Глава 29. Ответы
Лерой.
Робкий лучик игриво путается в её волосах, иногда пробегая по тонким чертам лица. Рина забавно морщит носик, когда тот своим сиянием вынуждает её прикрывать глаза. Пусть на долю секунды, пусть всего лишь от света, но сейчас даже эта разлука видится нам слишком долгой и несправедливой.
Вплетаю пальцы в её шелковистые волосы и всё ближе прижимаю мелкую к сердцу. Моя девочка, такая податливая, такая трепетная, скользит щекой по моей груди, пока я жадно вдыхаю присущий только Рине нежный цветочный аромат. Как обезьянка, она крепко обнимает руками и обхватывает ногами моё тело, сливаясь с ним полностью. Невесомая, нежная, желанная.
Рина что-то шепчет: тихо, ласково, убаюкивающе. У нас обоих на большее уже попросту нет сил. Мартовским котом урчу от удовольствия, никак не решаясь поверить, что можно быть настолько счастливым. А потом засыпаю. Первым. Бессонные ночи минувших дней и слишком бурное на эмоции утро побеждают неуёмное желание безотрывно смотреть на Рину. Теперь только мою...
Мне снится она ‐ маленькая, трогательная, упёртая девочка, научившая меня снова любить, подарившая мне своё огромное сердце и бесцеремонно забравшая моё. Быть любимым ею — настоящее чудо, а любить её – непередаваемое счастье.
Отрывками сновидений проносятся воспоминания последних часов: её ненасытный взгляд , полный любви и желания, её гибкое тело, словно созданное исключительно для меня, её сладкие стоны, безудержно ласкающие мой слух. Разве мог я когда-нибудь представить, что можно вот так, без остатка, раствориться в другом человеке?
Сквозь пелену сна ощущаю, как Рина выводит на моей груди узоры, и молю Всевышнего, чтобы «мы» никогда не кончались.
Просыпаюсь от резкого стука в дверь и обеспокоенного голоса Горского следом.
— Валера, подъём! – горланит Коля похлеще пионерской зорьки.
— Тише, маленькая, — шепчу, ощущая, как сжалось в испуге хрупкое тело Рины. — Дверь закрыта — покричит и уйдёт.
Мелкая смотрит на меня широко распахнутыми от испуга бездонными глазищами сказочного изумрудного цвета, а затем на ощупь находит скомканное за ненадобностью одеяло и натягивает его до самого подбородка. Смеюсь, как дурак, от нелепости происходящего и ещё больше оттого, как Арина суетливо начинает ладошкой закрывать мой рот в надежде утихомирить.
— Амиров, твою мать! Ты живой там? — не унимается Горский. — Хватит дрыхнуть!
— Ответь что-нибудь, — мышонком пищит Арина. Забавная. — Он же дверь вынесет и не заметит.
— Ну смотри, мелкая, врать я не умею, —подтруниваю над ней, в душе проклиная Горского, что так не вовремя заявился. — Придётся сознаваться, чем мы здесь с тобой занимались и почему дверь закрыта.
— Только попробуй! — возмущается Кшинская, вмиг заливаясь краской. А я не могу отвести от неё глаз: раскрасневшаяся, взволнованная, с припухшими от моих поцелуев губами. Так и хочется послать Колю ко всем чертям и вновь раствориться в ней.
— Поцелуй меня, — прошу, сам не понимая, чего добиваюсь. Мелкая права: Горский выбьет дверь и не заметит. Но смотреть, как Кшинская трепещет в моих объятиях от волнения, готов вечно.— Тогда не выдам нашу маленькую тайну!
Глаза Рины тут же вспыхивают праведным гневом, а губки забавно складываются в удивлённое «О».
— Ну же, мелкая, чего ты ждёшь? — давлю сильнее, прекрасно понимая, как действует на Арину это глупое прозвище.
Та принципиально надувает губки и отворачивается. Что ж, поиграем!
— Коль, — отвечаю Горскому не менее звучно. — Здесь такое дело… Короче… Я не од...
Договорить, конечно, не успеваю: мягкие губы Рины тут же касаются моих, в нежном поцелуе умоляя не выдавать её.
— Валера, — бурчит Горский, явно уставший стоять под дверью, — наша гостья пропала. Весь дом перевернули, а найти не можем. Давай, просыпайся, и помогай искать.
Искорки смеха прерывают наш сладкий недолгий поцелуй, но только для того, чтобы задержаться в постели ещё на полчасика. Пусть ищут, главное, что я свою девочку уже нашёл!
Крепко держу Рину за руку, когда та боязливо семенит за мной по ступенькам вниз. Прятаться ото всех вечно — не вариант. Да и есть хочется нестерпимо. Вот только мелкую пожирает стыдливое смущение от одной лишь мысли, что о нашем времяпрепровождении могут догадаться окружающие.
— Скажи своему Горскому, что мы просто разговаривали, ладно? — на полном серьёзе причитает она.
Смотрю на её горящие глаза, спутанные волосы и такие обласканные моими поцелуями губы и стараюсь не рассмеяться.
— Не переживай. Так и скажу. Никто ничего не поймёт.
Арина лишь сильнее стискивает мою ладонь и, неуверенно кивнув, продолжает идти следом.
— Ксюха! — голос Горского оглушает, опережая Колино появление перед нами. — Ксюха! Нашлась пропажа! Отбой! Я же говорил, что девочка
