Отряд вышел незамеченным на передний край обороны противника. Несколько солдат подкрались с тыла к опорному пункту немцев и захватили в плен дремавшего у пулемета часового.
Данные разведки подтвердили вывод Батова: во первых, противник исключал возможность наступления на этом направлении и имел здесь слабую оборону; во-вторых, топи проходимы для людей, а если проложить гати, то и для техники.
7 июня, на рассвете, на КП армии неожиданно приехали Жуков и Рокоссовский.
— Когда последний раз был в войсках? — спросил Жуков.
— Сегодня ночью.
— Где?
— В корпусе Иванова, на участке 69-й дивизии.
— Покажи на карте.
— Вот этот участок. Здесь болотистая местность.
— Можно проехать?
— Не рекомендую, местность открытая, обстреливается артиллерией. Ночью безопаснее.
— Ну что, едем сейчас? — Жуков посмотрел на командующего фронтом.
— Едем.
Сообразительный Батов был недоволен таким ходом дела. «Черт подери, — подумал он. — Никакой срочности в этой поездке нет, а им зачем-то приспичило. Они могут скомпрометировать это направление. Немцы наверняка обнаружат эту рекогносцировку и могут догадаться о моих намерениях».
— Если решено ехать, товарищ маршал, то весьма ограниченному кругу лиц. Интервал между машинами — две-три минуты.
Рокоссовский глянул на Батова и, словно догадываясь, о чем думает командарм, в знак согласия кивнул.
Все рекомендации Батова были выполнены — на этом настоял Рокоссовский.
От опушки леса генералы прошли небольшое расстояние пешком и вскоре укрылись в ходах сообщений. Солнце уже поднялось над горизонтом, но в лесу было прохладно — давала о себе знать густая болотная сырость. Батов живо семенил впереди, а за ним едва поспевали маршал и генерал армии. Изредка на позициях немцев трещали пулеметные очереди. Следовали один за одним рапорты командиров подразделений. «Оставайтесь на месте, занимайтесь своим делом», — звучал зычный голос Жукова.
Гости расположились в первой траншее и стали внимательно изучать местность и тактическую глубину обороны противника. «Ищут направление главного удара? — мелькнула мысль у Батова. — Неужели наши планы совпадают?»
После продолжительного наблюдения группа переехала на другой участок переднего края.
— Павел Иванович, — расспрашивал Рокоссовский по дороге, — скажи мне, почему ты бываешь больше всего в районе болот, а не в районе Паричей.
— Товарищ командующий, я там тоже бываю, — отвечал с хитринкой в глазах Батов.
— Ты не хитри. Здесь ты бываешь почти каждый день, — засмеялся Рокоссовский. — Это, видимо, не с бухты-барахты.
— И вы, наверное, неспроста приехали именно на этот участок, — ответил Батов, заглядывая в глаза командующему фронтом. — Я так думаю.
— Скажи, хитрец, как расцениваешь возможности наступления войск на Паричи? — спросил генерал армии.
— Отрицательно, немцы тоже не дураки. Там хорошо организованная оборона.
— Ты считаешь, здесь выгоднее нанести главный удар? — спросил до сих пор молчавший Жуков.
— Да, именно так.
— Каковы реальные возможности? — спросил Рокоссовский.
— Про твои мокроступы я уже знаю, хотя ты и темнишь, а вот как быть с техникой? Ты представляешь, какая работа предстоит, чтобы превратить эти болота в проходимые участки?
— У нас уже кое-что сделано.
— А о танках ты подумал? — уточнил генерал армии.
— Разрешите показать, как это будет выглядеть.
Командарм привез гостей на один из танкодромов на болоте, и они уселись на бревна у кромки болота.
Командующий бронетанковыми войсками армии рассказал, как все щели в нижней части машин заделываются промасленной паклей, как на случай опасности танки соединяются стальными тросами. После показа, как танки преодолевают болото на гатях, Жуков, улыбаясь, подошел к командарму:
— Спасибо, Павел Иванович, теперь ты родоначальник инженерной операции. Не зря тебя хвалит Рокоссовский. Не зря.
Оперативная группа представителя Ставки с этого дня капитально обосновалась на территории армии Батова.
6
План операции «Багратион» захватил Рокоссовского своей необычностью, масштабностью и смелостью. Перед наступлением он наладил контакт с руководством партизанского движения Белоруссии. Получив задание от командующего фронтом, партизаны ударили по коммуникациям и базам немецко-фашистских войск. Не один военный эшелон гитлеровцев улетел под откос на железнодорожных магистралях Бобруйск — Осиповичи — Минск.
Через руководителей партизанского движения Рокоссовский пытался найти Белозерова, но он как в воду канул — о нем не было ни слуху ни духу.
К двадцатым числам июня войска фронта заняли исходные позиции. На направлении главных ударов было обеспечено превосходство над противником в 4–5 раз в людях и технике.
До наступления оставались считанные дни, и Рокоссовский решил побывать на левом крыле фронта, которому предстояло вступить в дело позднее. Здесь действовала 1-я польская армия, подчиненная его фронту, и ему хотелось с ней познакомиться. Ведь он оказался первым военачальником, под чьим командованием польские дивизии делали первые шаги в борьбе с фашистами.
На ковельское направление (левое крыло фронта) он добирался сначала на бронепоезде (в лесах бродили банды бандеровцев), а затем на самолете «У-2».
Рокоссовский сидел рядом с начальником артиллерии фронта Казаковым и думал о предстоящей встрече с поляками.
Через несколько минут самолет подрулил к деревянному зданию, где командующего фронтом ждали командармы четырех армий, занимавших позиции в первом эшелоне. На следующий день Рокоссовский обговорил с ними все вопросы, связанные с предстоящей военной страдой, и выехал в штаб польской армии в окрестностях города Сарны.
Машины командующего фронтом и охраны прибыли в расположение польской армии под вечер. Жара спала. На западной окраине села, где размещался штаб армии, пламенели верхушки берез, широкие тени от дворов и заборов покрыли улицу, темными полосами легли на двор КП армии. Лиловыми красками переливались окрестные поля.
Когда Рокоссовский вышел из машины, загремела маршевая музыка и, чеканя шаг, ему навстречу шел командующий армией Зигмунд Берлинг. «Мне только этих торжеств не хватало», — подумал генерал армии и поспешно протянул руку.
— Здравствуйте!
— Здравия желаю, пан генерал армии!
«Давно меня паном не называли», — подумал Рокоссовский, улыбнувшись, и вслух произнес: — Благодарю вас, товарищ генерал, но у нас очень мало времени. Надеюсь, вы сократите торжественную часть?
Но командующий фронтом ошибся — Берлинг не дал себя сбить с намеченного церемониала и продолжал щелкать каблуками.
Рокоссовский прижал правую ладонь к сердцу и, поклонившись в сторону оркестра, сказал:
— Если можно, товарищ Берлинг, дайте команду, чтобы они перестали бить в барабаны. Ведь я приехал на деловую встречу.
Генерал поднял руку вверх и резко ее опустил. Оркестранты оборвали музыку.
— Рокоссовский! Рокоссовский! — молниеносно разнеслось по ротам. На двор школы стекались все новые и новые толпы солдат, сержантов и офицеров.
Мгновенно генерал армии оказался в плотном окружении поляков. На десятки метров зеленели четырехугольные фуражки, раздавались восхищенные возгласы, заставлявшие Рокоссовского краснеть.
Он обвел собравшихся улыбающимися глазами и приветственно помахал рукой.
— Панове, Панове, соблюдайте тишину! — кричал Берлинг.
Рокоссовского засыпали вопросами.
— Как по-вашему, скоро будет освобождена Варшава?
— Да, скоро.
— Ваши войска будут брать Варшаву?
— Я об этом мечтаю.
— Почему наша польская армия находится в резерве?[42]
— Вам надо обязательно подучиться. Чтобы фашистов бить наверняка, нужно овладеть военными знаниями. Освобождать Польшу мы будем вместе.
— Как вы относитесь к Армии Крайовой? — спросил полковник.
— Боюсь, что ее авантюризм может дорого стоить полякам.
Из толпы вышел молодой красивый офицер.
— Пан генерал армии, мы гордимся вашей славой, вашими победами. Разрешите пожать вашу мужественную руку!
— С удовольствием подаю руку смелому польскому офицеру, — засмеялся Рокоссовский и, сняв с руки часы, протянул: — Na pamiątke naszego spotkania![43]
— О Пресвятая Дева! — гордо воскликнул офицер, глядя на командующего фронтом, — Клянусь честью! Я постараюсь быть похожим на вас!
Вскоре разговор с солдатами и офицерами пришлось завершить, а дальше длилась беседа с командованием армии, которая закончилась далеко за полночь. На следующий день рано утром Рокоссовский улетел на правый фланг фронта, где решалась судьба операции «Багратион».
