Над городом начали сгущаться сумерки, Дилль, обложившийся подушками, лежал на громадном мягком тюфяке, потягивал пряное вино и смотрел на танцовщиц, услаждавших его взоры затейливыми движениями. Пятеро музыкантов старательно извлекали из своих инструментов мелодию, непривычную уху исконного обитателя Ситгара.
В самый разгар танца, когда одна из девушек, извиваясь в танце, словно песчаная змейка, подошла к гостю и собралась положить ему в рот спелую виноградину, за дверью раздались громкие крики. Дилль тут же позабыл очаровательную танцовщицу, сделал магический щит и призвал огонь. Когда в распахнутые двери вошёл каган собственной персоной, он увидел ослепительный шар, горевший над ладонью досточтимого гостя.
— Там, — без предисловий выдохнул Джагатай и указал себе за спину, — за тобой пришли.
Дилль вытянул шею, пытаясь разобрать, кто находится в полутёмном коридоре, но кроме стражников никого не увидел. Джагатай махнул рукой и досадливо поморщился.
— Не здесь. Там, за стенами Эрмелека, приземлился огромный чёрный дракон. Он заревел, чтобы ему немедленно привели младшего брата, иначе он обрушит свой огонь на город.
Дилль еле сдержал усмешку при виде всклокоченного кагана и перепуганных стражников. Он погасил огненный шар и по-хивашски сказал девушке, всё ещё державшей виноградную кисть:
— Извиняйсь, милая, моя надо лететь. Другой раз танцуй очень хорошо ты.
— Хватит любезничать, — прорычал Джагатай. — Если она тебе так понравилась — дарю. Всех их. И музыкантов тоже. Поторопись, дракон сильно разгневан.
— Ну, подумаешь, сожжёт он полгорода, зато другая половина останется, — пошутил Дилль. Джагатай скривился, как от зубной боли. — Иду уже.
В полном молчании его сопроводили к конюшне, где Дилля уже ожидал осёдланный жеребец. Дилль запрыгнул в седло, пристроил чёрный посох в напятник для копья, в сотый раз пожалев, что при нём уже нет безразмерного мешка, и сказал:
— Я готов.
Джагатай рявкнул, стража распахнула ворота, и полусотня телохранителей выехала на пыльные улицы Эрмелека. На сей раз до главных ворот они добрались ещё быстрее — кони буквально летели. Дилль с усмешкой подумал, что каган очень хочет поскорее спровадить дорогого гостя.
Главные ворота города были распахнуты настежь, хотя по всем правилам с наступлением вечерней зари их уже должны были затворить. Стражники, как один, глядели куда-то за ворота — видимо, глазели на дракона. По обеим сторонам улицы стояли воины, очистившие дорогу для кагана и его всадников. Толпившийся народ взволнованно обсуждал, что понадобилось Великому в Эрмелеке. Мужчины размахивали руками, женщины ловили детей, то и дело норовивших пробраться через оцепление и попробовать удрать через ворота.
Сумерки озарились яркой вспышкой, и до Дилля донёсся знакомый рёв. Аид.
— Долго мне ждать, заморыши? — дракон, к удивлению Дилля, говорил на хивашском, причём, куда лучше его самого. — Где мой младший брат? Даю вам время до восхода луны.
Джагатай остановил коня в воротах.
— Значит, всё-таки он за тобой прилетел? — задал очевидно глупый вопрос каган.
— Разумеется, — небрежно ответил Дилль. — Твоё счастье, Джагатай, что ты — человек слова. Убил бы меня, сейчас Эрмелек сгорел бы дотла. Исполни, что ты говорил мне, и, быть может, с этого дня история наших стран пойдёт другим путём.
Джагатай без слов протянул ему руку. Дилль обменялся с каганом крепким рукопожатием и пришпорил коня. Вслед ему смотрели тысячи глаз. Жители Эрмелека — от мала до велика, знали, насколько опасен Великий дракон, а потому ждали, что сумерки озарятся очередной вспышкой пламени, и человек, осмелившийся подойти к ужасному крылатому ящеру, будет испепелён.
Конь, несмотря на понукания и удары хлыстом, категорически отказался приближаться к дракону, Диллю пришлось слезть и последнюю сотню шагов идти пешком. Когда до дракона осталось шагов двадцать, Аид поднялся и расправил крылья.
— Ну ты и забрался, — вместо приветствия прорычал он. — В следующий раз выбери дыру поближе.
— Как себя чувствует королева? Как Тринн?
— Да что с ними станется? — фыркнул Аид. — Лучше бы поинтересовался, как себя чувствую я. Между прочим, я два дня в полёте — мотаюсь туда-сюда.
— Спасибо тебе, Великий, что прилетел за мной, — поклонился Дилль и нахмурился. — Погоди, Аид, как два дня? Я ведь кровавого дракона запустил только сегодня утром. И в заклинании была Тринн, а не ты.
— Значит, я вылетел раньше, — зубасто ухмыльнулся дракон. — Залезай, по дороге расскажу.
— А ты не желаешь перекусить? — Дилль вспомнил, как ругалась Тринн на своего обжору супруга. — У меня тут кое-какие знакомства завелись, думаю, каган будет рад угостить великого дракона всем, что ты пожелаешь.
На драконьей морде отчётливо обозначилась внутренняя борьба.
— Нет, — отказался он. — Тринн одна с королевой. Потом поем. Залезай.
Дилль вскарабкался по скользкой чешуе крыла и плюхнулся между спинных гребней Аида. Дракон взмахнул крыльями, подняв тучу пыли, и взлетел. Сделав круг над городом, он набрал высоту и вскоре скрылся в быстро темнеющем небе. Жители Эрмелека — от простого нищего до кагана, смотрели ему вслед до тех пор, пока чёрная точка не растворилась в небесах.
— Знаешь, Джагатай, теперь я не удивляюсь, что он сумел сжечь поганых старух, — тихо сказал сотник, друг детства нынешнего кагана. — Хорошо, что он был на нашей стороне.
— Именно что был, — хмуро ответил Джагатай. — Эреке, если мы скрестим сабли с ситгарцами, этот маг со своим ручным драконом обрушится на нас.
Эреке почесал кончиком нагайки затылок и ещё тише сказал:
— Умный ищет союза с сильным.
— Рад, что ты это понимаешь, — усмехнулся Джагатай. — Вот ты и поедешь в Григот. Маг сказал, что послом должен быть настоящий воин…
А Дилль вжался между спинных гребней Аида, безрезультатно стараясь укрыться от пронизывающего ветра. Пришлось призывать элементалей, вскоре Дилль перестал коченеть и был готов к разговору. Но дракон явно торопился, а потому беседы в полёте не предвиделось. Только часа через два Аид заложил крутой вираж и пошёл на посадку.
— Надо передохнуть, — устало фыркнул Аид. — Всё-таки моя чешуя давно перестала быть зелёной.
— Спасибо тебе ещё раз, Аид, — сказал Дилль, слезая на землю. — Так, всё-таки, как ты узнал, что я здесь?
— Твоя подруга приезжала, требовала, чтобы я отправился на поиски, — буркнул дракон. — Уж на что Тринн настырная, но до твоей вампирши даже ей далеко. Сама чуть живая, а ведь потащилась в Запретный предел…
— Как «чуть живая»? — Дилль похолодел. — Что с Илонной?
— Не знаю. На её ауре — печать смерти.
— Печать смерти? — сердце Дилля заколотилось, как заяц в силке. — Что ещё за печать?
— Это одно из немногих заклятий, которым можно поразить нас, драконов. Уж не знаю, где твоя половина умудрилась его заполучить. Ей, конечно, маги вливают жизненные силы, но тот, на ком эта печать, обречён. Даже наша драконья магия бессильна перед той, именем которой эта печать накладывается.
Перед взором Дилля возникла фигура в светлом плаще и чёрным овалом вместо лица. Он ведь просил её подарить Илонне лёгкую смерть — выходит, он сам погубил любимую?
— Так вот, твоя Илонна притащилась к Запретному пределу в сопровождении григотских клыкастиков и ситгарцев, — продолжал Аид. — Она хотела найти меня или Тринн. Единый почему-то разрешил этой толпе приблизиться к запретной территории, хотя у него наготове стояла орда поднятых. Да и своих зверюг он разогнал. А потом он сообщил нам с Тринн, что григотские вампиры едут для переговоров.
— Сообщил? — переспросил Дилль. — Каким образом?
— У него магии — до дури, — прорычал Аид. — Создал около нашего гнездовья голема, который сказал, что велено, и рассыпался. Пришлось мне лететь. Сестричка утверждала, что ты попал в плен к хиваши, но она уверена, что ты жив. Сказать честно, я ей тогда не поверил. Уж если люди попадают в плен к колдуньям, обратно живыми их не жди. Так ей и сказал.
