Разбора, как такового, фактически не было. Командующий напомнил о недавней гибели полковника Иванова, нисколько не касаясь причины катастрофы. Единственное, на что он обратил внимание всех присутствующих, так это на то, что на аэродроме находится правительственная трибуна, где будет сидеть товарищ Сталин, и, чтобы не произошло какой-нибудь неприятности, группам пролетающих самолетов близко к трибуне подходить не следует. Затем он вышел на летное поле и, показывая на видневшийся вдали шпиль церквушки, сказал: «Чтобы лучше выдержать направление полета и не быть над головами правительства, ведущим держать направление вот на этот ориентир – шпиль церкви. В сторону от нее не отклоняться. Это всем понятно? Будут ли у кого вопросы?» Вопросов не было.
На этом совещание закончилось. Можно представить себе, как восприняли этот так называемый «разбор» те, кого указания командующего абсолютно не касались. Вероятно, они были приглашены теми, кто и понятия не имел, о чем на этом «разборе» будет говорить командующий. Сделано это было для перестраховки. Пригласили на него всех, кто в какой-то степени имел отношение к самолетам, принимавшим участие в авиационном празднике.
Воздушный парад в Тушине прошел хорошо. Помимо пролета боевых машин, в парадной колонне продемонстрировали свое мастерство пилотажники на реактивных Як-15. Одиночно летал полковник Полунин. Гвоздем программы стал групповой пилотаж пятерки самолетов Як-15 вокруг оси ведущего генерала Савицкого. Подобного на реактивных самолетах в то время в мире еще никто не делал. Я знал, что такой пилотаж готовится, очень хотелось посмотреть его, но, к сожалению, увидеть так и не пришлось. Своим ребятам я сказал, что генерала этого знал еще по фронту с 44-го года, и мне было хорошо известно о его высоком летном мастерстве. Я со своей девяткой в составе полковой колонны прошел отлично, без замечаний.
Вечером многие участники парада были приглашены на концерт в Колонный зал Дома союзов. Концертом остались довольны. Бросалось в глаза своеобразное поведение известного певца Козловского. После каждой исполненной вещи он подходил к краю сцены и, наклонившись в сторону сидящего в первом ряду Василия Сталина, спрашивал у него: «Товарищ командующий, что вам еще исполнить?» Сталин на это отвечал: «Смотри сам, ты лучше знаешь, какая вещь тебе больше нравится!» В этот момент шумок в зале обычно стихал – всех интересовало, что скажет Сталин. Все великолепно понимали: не будь командующий сыном вождя, наверняка Козловский не вел бы себя так заискивающе.
Служба под Москвой. Малино
После парада назад в Туношное полк не вернулся, а перелетел на аэродром Малино. Одновременно с нашим прилетом на станцию Сотниково прибыл эшелон с нашими семьями. Прибыть-то прибыли, а селить их негде. Поэтому весь полк временно разместили в одной солдатской казарме. Можно себе представить, что там творилось: дети от грудного до школьного возраста, крики, плач, беспрерывный галдеж, почти не утихавший и ночью. Вещи под кроватью. Она являлась одновременно кроватью, столом, стулом и местом для приготовления пищи. В общем, была вокзальная обстановка с той лишь разницей, что не отправлялись поезда.
Самыми трудными были первые дни. По мере нахождения частных квартир семьи разъезжались. Будучи занят служебными делами, я имел очень ограниченное время на поиск квартиры. Все близлежащие успели расхватать. Фактически мне досталось то, что осталось. Сначала комната показалась сносной. Но вскоре я понял, что жить в ней практически невозможно. Хозяин любил выпить, жена отбывала наказание в лагерях за спекуляцию еще со времен войны, все дети – воры.
Поздней осенью привезли финские деревянные домики, рассчитанные на две семьи. Для всех оставшихся без жилья их не хватало, а главное, они были разукомплектованы, и собрать их в течение всей зимы не смогли. Только в конце апреля мне удалось перебраться в одну из комнат такого домика, но и здесь нам не очень повезло. Квартира была нормальной, а вот соседи не очень. Хоть они и портили настроение, но жить на новом месте было намного лучше, чем на прежней квартире, правда, не обошлось без воровства и здесь. Тащили солдаты в основном теплое летное обмундирование. К сожалению, такие позорные факты в армии были не редкостью. Не избавилась она от этого, насколько известно, и до сего времени. О нашем быте я рассказал специально, чтобы показать, в каких условиях шла моя служба в тот период.
Параллельно с учебно-боевой подготовкой большую часть времени полк занимался оборудованием учебной базы, благоустройством гарнизона, строительными работами. Однако парад и перебазирование на новый аэродром не дали возможности выполнить летно-тактические учения.
Прошло два года после моего последнего полета на «старичке» Ил-2. Казалось, распростился с ним навсегда. Но, попав опять в штурмовую авиацию, мне довелось на нем полетать. Оказалось, что не все они были порезаны на металлолом. Несколько таких машин поступило к нам в полк для выполнения тренировочных полетов по усмотрению командира. Использовались Ил-2 и для буксировки конуса – мишени для воздушной стрельбы. Вылетел я на нем без всяких провозных полетов. Как только взлетел, понял, какой он неуклюжий по сравнению с Ил-10. Теперь он мне казался тяжелым маломаневренным тихоходом. Даже не верилось, что на этой машине я воевал почти два года. Тогда он мне казался вполне нормальным.
Ил-10, конечно, во многом превосходил своего предшественника, но уступал ему в другом не менее важном качестве для боевой машины – живучести. Удовольствия от этого полета я уже не получил. Смотрел на него примерно так, как в свое время на Р-5 после полетов на Ил-2. Со временем старых машин в полку становилось все больше и набралось более десятка. Они стали обременять личный состав – ведь за ними требовался уход, а дополнительного штата для их обслуживания не имелось, да никто и не собирался его вводить.
Инженер полка Николай Тимофеевич Дремов вместе с командиром полка просил вышестоящее командование как-то решить вопрос в отношении Ил-2. В конце августа 1948 года Корзинников получил распоряжение немедленно отогнать Ил-2 в Воронеж. Стремясь скорее избавиться от набивших оскомину машин, Корзинников срочно вызвал меня в штаб и приказал немедленно, словно по тревоге, собрать всю эскадрилью с планшетами и шлемофонами. «Вам необходимо срочно отогнать двенадцать «ил-вторых» в Воронеж. Уточните маршрут полета со штурманом Просадеевым и, как только будете готовы, немедленно вылетайте». Стали готовиться к полету, но в полку не оказалось нужных полетных карт. Не нашли ни одного листа с Воронежем. «Как быть?» – спрашиваю у Корзинникова. Позвонили в дивизию. Там их тоже не оказалось. Запросили штаб ВВС МВО. Оттуда ответили: время позднее, кладовщика нет, сегодня карты вряд ли удастся получить. Звонить по этому вопросу вышестоящему начальству из полка не осмелились, поскольку могли получить от него нагоняй за задержку с выполнением приказа.
Даже если бы мы получили карты в округе, то все равно не хватило бы светлого времени на их доставку в Малине, и, конечно, в этот день в Воронеж бы мы не попали. Не знаю, о чем сказал Корзинников штурману по этому вопросу, но Просадеев мне говорит: «Командир сказал, что тебя можно выпускать и без воронежского листа – там не хватает всего каких-то пятнадцати километров. Ничего страшного – дойдете и без него. Только имей в виду – там четыре аэродрома. Твой находится на северо-западе. Я через диспетчеров попрошу, чтобы при подлете группы с аэродрома давали белые ракеты. Увидишь их – это твой. Думаю, все будет нормально, готовьтесь».
Хорошо понимая, что ни один начальник в подобном случае не имеет права выпускать в перелет не только группу, но и один самолет, я не колеблясь дал согласие выполнить задачу, считая ее вполне посильной. Получив метеосводку, я обратил внимание на небольшую дымку. По опыту я знал, что под вечер дымка, как правило, сгущается, ухудшается видимость. Прикинул, как буду действовать в этом случае.
Вспомнил фронтовые полеты при сильной дымке. Замечу: сейчас это может вызвать у летчиков улыбку, дескать, что такого – пользуйся радиокомпасом, пеленгатором или другими способами самолетовождения. Но тогда такого оборудования еще не было, и летали по маршруту, пользуясь старым дедовским методом – по компасу, сличая карту с местностью. Да и на самолете, кроме радиополукомпаса РПК-10, другого оборудования не было. Кстати, я не слышал, чтобы кто-то им пользовался в полете. Были лишь отдельные не совсем удачные попытки. Этот прибор был ненужным балластом на самолете.
Перед вылетом Корзинников отвел меня в сторонку. Тихо, без обычной твердости, говорит: «Посылать тебя с неполным комплектом карт я, конечно, не могу – ты это знаешь. Поэтому не приказываю, а прошу – отгони эти машины. Указание мы получили под самый вечер и не знали, что у нас нет воронежского листа карты, а переносить вылет на завтра из-за него неудобно. Давай жми, я в тебе уверен. Если нет вопросов, давай команду по машинам, запускайте моторы и без задержек выруливайте на взлет». Через полтора часа мы без всяких приключений благополучно сели там, где нас ждали. Я точно вывел группу на аэродром посадки. Единственную белую ракету увидел, когда был уже над летным полем, и дал команду на роспуск и посадку.
