поэтому уверен, что успех исторического просвещения – а это наиважнейшая задача РИО – во многом зависит от солидарной деятельности историков и деятелей художественной культуры. Притом что высшей миссией науки является демифологизация исторических процессов, а искусство – даже документальное – по природе своей тяготеет к мифотворчеству.
Этого сущностного противоречия не стоит опасаться. Просто о нем необходимо помнить, когда идет речь о бытовании исторического знания в современном обществе, которое, хотя и называется информационным, тяготеет к самым разным мифологемам. И это важно учитывать, когда речь идет о формировании образовательных планов. Речь не идет о синхронизации, а тем более унификации преподавания литературы и истории. Но между ними не должно быть узкопрофессиональных преград. И было бы в высшей степени интересно подумать о создании своего рода «перекрестных» программ, которые позволили бы рассматривать те или иные страницы российской истории с помощью строгого, объективного научного знания и сводного субъективного литературного творчества. В.О. Ключевский, впрочем, писал о том, что искусство любят люди, которым не удалась жизнь. Кому же она удалась?
Июнь 2016
Что оставим внукам?
Когда линия прекращения огня между Азербайджаном и Арменией вновь становится линией фронта, где льется кровь и гибнут дети соседних государств, всегда вспоминаю Нелю Гаджинскую, друга нашей семьи, ушедшую из жизни на рубеже веков.
Энциклопедически образованный киновед, она родилась в Баку во времена, когда почти никого не смущало, что ребенок может принадлежать сразу двум народам – азербайджанскому и армянскому. И когда между ними началась война, за Нелю было по-настоящему страшно, казалось, что ее разрывает надвое эта бойня, которая была против ее естества. Как и для жены моего младшего сына, тоже родившейся в Баку, как и для моего внука, в котором перемешано уж никак не меньше пяти кровей.
Притом что в Баку меня величают «азербайджанским гудой», меня и в Ереване считают своим. И хотя во мне нет ни капли ни азербайджанской, ни армянской крови, я обязан многим этим двум великим народам просто потому, что они одарили меня близкими людьми – по духу и по родству. Притом что я родился в Киргизии, могилы моих предков – кроме московских кладбищ – разбросаны по Украине, большинство из них, к сожалению, братские. Такая судьба не только у моей семьи. Она типична для страны, в которой я прожил большую часть своей жизни. Смешанных браков в Советском Союзе было великое множество. Никому тогда и в голову не могло прийти, что может наступить день и час, когда центральная власть ослабнет настолько, что соседние народы пойдут войной друг на друга. Шекспировская трагедия о Ромео и Джульетте, рожденная, напомню, враждой двух равно уважаемых семей из Вероны, оказалась спроецированной на безбрежное постсоветское пространство, затронула сотни тысяч, миллионы людей. Русские семьи, да и просто русскоговорящие, были вынуждены покинуть многие новые государства, где у них не было будущего, перебираясь в Россию или в дальнее зарубежье. Тенденция к моноэтничности стала чертой демографической реальности на постсоветском пространстве. Азербайджано-армянские, киргизско-узбекские, российско-украинские и российско-грузинские противоречия выстраивали зримые и незримые стены между народами – и стало казаться, что их легче признать и узаконить, чем разрушить, на худой конец – пробить в них окна и двери. Мы привыкли жить с замороженными на неопределенное время конфликтами. Но это хорошо только тем, что в такие периоды люди не убивают друг друга.
Известно, что войну легко начать и очень трудно закончить. Еще труднее преодолеть ее последствия – прежде всего в умах, сердцах и душах враждовавших народов.
Недавно, когда во время дискуссии в Третьяковской галерее с сэром Киараном Девейном, генеральным директором Британского совета, мы вспомнили англо-ирландский конфликт в его историческом развитии, боевые действия Ирландской республиканской армии, которые подавляли британские вооруженные силы, Александр Архангельский, ведущий этого вечера, задал вопрос, весьма характерный для русского, да и британского сознания: «Так, значит, при межэтнических конфликтах искусство бессильно? Как и вообще бессильно при решении любых реальных проблем?» Мы с сэром Киараном, ирландцем по происхождению, получившим блестящее британское биоинженерное образование, просто по долгу службы не могли ответить ему утвердительно. Вера в волшебную силу искусства – родовое отличие каждого человека, который занимается культурой, а тем более международным культурным сотрудничеством. Эта вера дает силы для эмоциональных или осмысленных, но всегда необходимых поступков. Даже если они не приносят немедленных результатов.
Притом что мысль о бессилии искусства возникает всякий раз, когда льется настоящая, а не бутафорская кровь, а от пуль погибают люди, которым уже никогда не суждено, как актерам на подмостках, после гибели встать и выйти на поклоны под аплодисменты публики. Слова «пушки» и «музы» складывают в разных сочетаниях, но в любом случае бойцам, едва вернувшимся с поля боя, невозможно читать стихи и петь песни, призывающие к милосердию и состраданию к врагу. Искусство военного времени далеко от политкорректности. «Убей!» – как бы ни критиковали Илью Эренбурга за это обращение, опубликованное в газете «Красная звезда» 24 июля 1942 года, – оно выражало кровавую суть войны. «Убей!» – или убьют тебя. И не надо думать, что нынешнее просвещенное и технологичное время что-то изменило в этой страшной трагедии человеческого выживания перед лицом смерти. Нужны сверхусилия, чтобы вчерашние враги смогли различить друг в друге сближающие человеческие черты, – только для этого надо посмотреть друг на друга не через оптику снайперской винтовки. Впрочем, род человеческий парадоксален: во время Гражданской войны в Испании республиканцы и франкисты устраивали перерывы в боевых действиях, чтобы поиграть друг с другом в футбол. А после окончания спортивных баталий заново начинали убивать друг друга.
Десять лет назад я присоединился к моим азербайджанским и армянским друзьям и коллегам, которые попытались восстановить хрупкий диалог между интеллигенцией двух народов. Увы, он прервался несколько лет назад, а события недавних месяцев, похоже, и вовсе отодвинут его на неопределенное время. Мне кажется, что это будет ошибкой, – хотя сегодня даже мне сложно представить, как мои близкие друзья из Баку и Еревана сядут за один стол и произнесут здравицы друг за друга. Но мир нужен всем. И, разумеется, никакое искусство не в состоянии остановить войну. Оно способно лишь повлиять на людей. Уже немало. Не стоит оставлять внукам наши застарелые распри. Они этого не заслуживают.
Май 2016
Война и мы
В прошлом году, когда 9 мая по большим и малым городам и населенным пунктам России прошел «Бессмертный полк», во главе которого рядом с Василием Лановым и Ириной Купченко шел президент Российской Федерации Владимир Путин, желающих
