Гнев заразителен. Птолемей, что с ним случалось крайне редко, рассвирепел. Его раздражало вызывающее поведение Антигона, и он незамедлительно выдвинул свои требования: вернуть Селевку Вавилон, Египту все сирийские территории и немедленно снять осаду Тира.
Требования Птолемея были не такого рода, чтобы Антигон мог согласиться на них. Он спесиво надулся и, немного подумав, в бешенстве прокричал:
– С этими требованиями я не соглашусь никогда, тем более, что совсем скоро на Пелопоннес переправится сильная армия из Этолии. Этолийские войска возместят причиненные Александром, сыном Полиперхонта, на Пелопоннесе потери. Я уверен в успехе на этот раз.
Неприятная дрожь пробежала по телу Птолемея, когда он встретился со свирепым взглядом Антигона.
Антигон досадливо прикусил губу. Он совершил непростительный промах. Какое мощное оружие дал Антигон в руки врага, раскрыв в запальчивости свой ближайший замысел. Но ошибка уже была совершена.
Птолемей молчал, задумчиво разглядывая свой великолепный перстень.
– Ну что же ты задумался? – нетерпеливо с недоброй усмешкой спросил Антигон.
– Меня тревожат твои замыслы, Антигон, – ответил Птолемей и с достоинством встал, чтобы немедленно отправиться в обратный путь.
Встреча не оправдала ожиданий ни Антигона, ни Птолемея.
После встречи с Антигоном Птолемей не мог отделаться от тяжелого предчувствия, что его созидательной деятельности в Александрии грозит опасность.
И действительно, переговоры не имели никакого последствия, кроме еще более ожесточенного продолжения войны.
Глава шестая
Политика выжидания
Око за око. Истмийские игры. Захват Тира. Письмо царицы Клеопатры. Александрия готовится к войне. Гибель царицы Клеопатры.
Птолемей возвратился в Александрию поздно вечером и тут же прошел в покои Эвридики.
– Девочка, красавица! – сообщила повитуха и подняла новорожденную на руках.
Это были первые почести крошечному существу.
У ложа суетились лекари, помогавшие роженице, и лучшие повивальные бабки, каких только можно было найти в городе.
Послышался пронзительный недовольный плач: это были первые звуки новорожденной.
С торжественным видом один из лекарей взял голенький комочек у главной повитухи и показал Птолемею.
– Девочка… как и хотела Эвридика, – подумал Птолемей!
На столе у ложа повитухи и лекари занялись обмыванием ребенка, казалось, совершенно забыв о матери, которая лежала с закрытыми глазами, словно неживая, а лицо её заливала мраморная бледность. Только главный лекарь продолжал одиноко суетиться около ложа, тревожно вглядываясь в лицо молодой матери.
– Очень слаба, – услышал Птолемей его слова, обращенные к другому подошедшему к ложу Эвридики лекарю.
Измученный длинной дорогой, только что вернувшийся со встречи с Антигоном, Птолемей на цыпочках подошел к ложу жены.
Эвридика лежала, накрытая белой простыней. Лицо было совершенно неузнаваемое. Бледное, измятое, мокрое. Черные волосы разметались по подушкам.
Птолемей склонился над женой, тихо спросил:
– Эвридика, как чувствуешь ты себя?
– Невыносимо, – тихо простонала она. – Я умираю от муки.
– Проклятие роковому дню, – прошептал Птолемей, внезапно вспомнив злобный взгляд Антигона, словно накликающий на него беду. – Ободрись, Эвридика!.. Ты так мечтала о дочери…
– Назови её Птолемиада, – еле слышно прошептала она.
– Что-то необходимо сделать, – обратился Птолемей к главному лекарю. – Кто-нибудь должен сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти ее…
– Боги помогут… Боги должны помочь… – всё время бормотал молодой лекарь.
Но главный лекарь, более опытный, сокрушенно возразил:
– Против силы судьбы и природы бороться невозможно!..
– Так попытайся же! – вскричал Птолемей, схватив за руку лекаря.
В покое было слишком много женщин, слишком душно, слишком дымно – сразу более двадцати светильников чадили в помещении.
Никто не надеялся, что Эвридике удастся разродиться. Уж очень долго длились роды, хотя рожала она во второй раз.
Птолемей устало опустился в египетское кресло резного дерева на ножках в виде сфинксов.
– Плохо дело, – потянул его за рукав главный лекарь.
– Что?.. Что еще?.. – Птолемей с трудом разлепил глаза. Неужели заснул? Ну да, сел и заснул, будто в Тартар провалился.
– Утро уже. Светает, – устало проговорил лекарь, измученный бессонной ночью. – Ничто уже не поможет… Рок всемогущ!.. И мы все подвластны ему!..
– Что? – переспросил Птолемей, почувствовав, как внутри противно холодеет. – Очень плохо?..
Лекарь кивнул.
– О, боги! – Птолемей провел ладонью по щеке, чтобы окончательно проснуться.
Выбежал в сад. В самом деле светало. Ночь почти не принесла прохлады. В такую жару умирают быстро. Он ухватился за мраморную колонну, возвышающуюся у дорожки. Солнце всходило. Розовые облачка яркими пятнами лежали на прозрачном небе. Солнце взойдет, облачка растают, жара вновь яростно набросится на истомленную землю. Птолемей уже почувствовал её дыхание, её грядущий ожог и дышал часто и тяжело – так сейчас, вероятно, дышала, и Эвридика на своем ложе. И её дыхание передавалось ему.
Верный Филокл и сейчас, в эту трудную для Птолемея минуту, оказался рядом и предложил крепкое вино. Птолемей с жадностью осушил кратер.
– Птолемей, – осторожно произнес Филокл, – лекарь ручается едва ли за один час…
– Я должен идти к ней!.. Должен!.. Филокл, иди со мной!..
Легкое пожатие руки друга приободрило Птолемея.
При входе в покои, где бессильно и беспомощно лежала Эвридика, Птолемеем впервые в жизни овладел страх, которого он не испытывал даже во время жесточайших битв.
– Спасите меня! – раздался пронзительный крик Эвридики.
Она судорожно сжала влажные простыни.
– Спасите меня! – снова крикнула она.
К ней приблизилось лицо лекаря и тут же расплылось.
– Агнесса, уйди от меня, – шептали её искаженные болью губы. – Не твоё ли это мщение?..
Предсмертные муки юной афинянки представились ей с уничтожающей ясностью. Да, вечно справедливая судьба воздавала ей око за око. Ей почудилось, будто призрачная рука тянет её в глубины земли, и они плотно смыкаются над ней. Зачем она раздула в себе ненависть и злобу? Зачем уничтожила эту цветущую юность? Мысли эти, подобно вспышкам молний, пронизывали ее мозг. Потом глубокий мрак затмил её сознание.
Эвридика не двигалась, и только по временам по телу её пробегали судороги.
– Эвридика, – шёпотом позвал Птолемей.
Горькая, почти насмешливая улыбка исказила её губы, но она не шевельнулась, сознание покидало её.
Вдруг она поднялась и села, раздался ужасный, безумный крик.
– Агнесса! Отпусти меня! Анувий, это ты, ты убил её!.. Боги, зачем же вы караете меня, а не Анувия?!.
Широко раскрыв выступившие из орбит глаза, она несколько раз судорожно глотнула воздух и упала навзничь. Голова её безжизненно повисла.
Еще раз проскрежетав зубами, как бы в мучительном гневе на разрушение всех надежд, Эвридика умерла.
Напрасно по приказу Птолемея искали убийцу Агнессы, – Анувий бесследно исчез. Но Птолемей не сомневался, что возмездие рано или поздно настигнет подлого убийцу!..
Беды со стороны Антигона неотвратимо надвигались на Птолемея.
После встречи с Птолемеем Антигон с величайшим рвением продолжил осаду Тира, где нужда достигла крайней степени. Своим планом в ближайшее время приступить к штурму и захвату города он поделился с сыном. Деметрий с восторгом одобрил планы отца.
В это же время верный военачальник Антигона Аристодем, навербовав в Этолии солдат, со значительно усилившейся армией переправился на Пелопоннес, изгнал из нескольких городов гарнизоны Кассандра и захватил их.
Междуусобная война свирепствовала на Пелопоннесе, а слово «свобода» служило только покровом кровопролитных раздоров.
Наступило время Истмийских игр, знаменитого древнего праздника, своим великолепием уступающего лишь Олимпийским играм. На Истм прибыли тысячи эллинов со всех концов великой державы Александра.
Накануне открытия игр каждый лавочник из Коринфа выставил здесь свой ларек или палатку; из них образовались длинные, нарядные улицы. Тут продавали и амфоры с маслом, и венки из живых цветов, и флаконы с душистыми благовониями, и ленты, и дорогие предметы роскоши: бронзовые статуэтки и зеркала, шлемы с золотыми и серебряными заклепками, прозрачные шелка, драгоценные украшения, игрушки… Богатые гетеры, окутанные ароматом духов, прогуливались со своими рабами, прицениваясь к товарам и предлагая свой собственный… Фокусники глотали мечи и живых змей, жонглировали горящими факелами, акробаты прыгали в кольцо из ножей, танцоры, мимы и музыканты на многочисленных площадках развлекали толпу. В портике у храма бога Посейдона спорила толпа философов, поэты читали свои стихи, посвященные играм, многие, зайдя в храм, восторгались громадной статуей владыки морей из золота и слоновой кости.
