— Помню.
— Отож. Это начало! Две рубки за какую-нибудь неделю. А набат — по всему Манычу! Уж такая его планида.
Прикрыл плотнее Захарка дверь в переднюю, откуда раздавались женские голоса. Встал посреди горницы, расставив отяжелевшие ноги в хромовый сапогах.
— Вот и помочь бы ему оказал, как старый друзьяк…
— Кому?
— Борису.
Встряхнул Мансур головой, сгоняя хмельную одурь — силился вникнуть в смысл Захаркиных слов.
— Не нынче-завтра Войско Донское отмобилизуется. Одним махом сомнем все красные шайки, вытесним Советы из Области. И заживем по-старому. Все иногородние, вставшие с оружием в наши ряды, причислются к казакам и получат землю.
— Чули такую брехню.
— Брехня? — Захарка вынул из кармана сложенный лист. — Документ. За печатью и подписью. Видал? Так вот… Борису нужно раскрыть глаза, покуда не поздно. Он природный донской. Да и ты… Деды ваши родились на Дону, батьки. Выходит, кто же вы? Не хватало одной формальности: перепишут вас из одних бумаг в другие. Право на то зараз имеется. Вон оно, воззвание Багаев-ского.
Мансур взял из рук его бумагу; пройдя к окну, недоверчиво всматривался в печатные буквы, черными блохами прыгавшие в глазах, мучительно шевелил губами.
— Где ж тут… про казаков?
— Вот, читай…
Захарка вслух вычитал нужный кусок текста. Пряча воззвание, попросил, не то повелел:
— Словом, Володька, скачи в Целину. Так и так, мол, объясни ему все на словах… Чин, по меньшей мере, есаула ему обеспечен. Примет сотню… Даже нет — полк! На то я имею особые полномочия. Ждать буду его здесь, в Казачьем. Денька два-три. Не больше.
Растопыренной пятерней свернул Мансур со лба спутанный светловолосый хохол; взглянул отрезвевшими глазами в самую переносицу сотнику.
— Уволь, ваше благородие. А коль силком пошлешь… не возвернусь. Ей-богу.
Твердо переставлял мельник стоптанные в каблуках сапоги по крашеному полу.
Захарка, прислушиваясь к хлопанью чуланных дверей, зло рвал крючки на тесном вороте мундира.
5
На рассвете прибыл есаул Грибцов. Казаки встали на плацу; железная церковная ограда вмиг превратилась в коновязь.
Есаул встретил однополчанина в правлении. Пожимая руку, усмешливо засматривал ему в припухшие глаза.
— Извини, сотник, оторвал от сладкого дела.
— Вчера, должно, переложил… башка трещит. Кто такой в приемной?
Захарка, проходя, доглядел у стены на лавке глазастого паренька в сером пальто и студенческой фуражке.
— К тебе, от полковника Севастьянова, — пояснил Грибцов. — Приказано сдать из полы в полу. Изволь-с, Студент. Это псевдо, так сказать, кличка, а кто он в натуральном виде, сие мне знать не положено. Сам тебе растолкует. А пока устрой, пускай отоспится. И вообще днем не выставляй его на люди…
Захарка вышел на крыльцо, шепнул Сидорке:
— Отпровадь до себе цивильного. Переднюет, а вечером доставишь. Да гляди, кабы твои бабы не донимали его расспросами.
Выпроводив севастьяновского посланца, он засыпал вопросами давнишнего сослуживца:
— Новости какие там в полку? Из Константиновки зараз?
— Э-э, шалишь… В Багаевскую перебрались, поближе к столице. Большевики уж онучи перематывают во дворце атамана, на Царицын узрились. Дела, сотник, разворачиваются… Встанут после весенней распутицы дороги, даванем, и юшка из краснюков потечет. А новостей в полку вроде бы особых нет. Разве вот начальника штаба назначили… Из свиты Гнилорыбова, ротмистра Королева. Чистоплюй, белоручка… И сволочь, по-моему.
— Знаю Пашку. Коноводство его вон… А сотню мою кто принял? Али все хорунжий Востриков исполняет?
— Четвертую? Как же… есаул! Из верховых станиц, вчера явился с назначением. С офицерами у нас полный порядок сейчас. Личный состав, правда, не доведен еще до штатного расписания. Вот мы разъехались с приказом о призыве пока пяти очередей. Я попал до вас в хутора. Полусотню взял — соседство больно тут опасное… В Целине. Сказывают, ваш, казачинский?
— Наш…
Захарка стащил шинель. Дозастегивая забытые в спешке пуговицы на мундире, заколебался:
— Погоди, Василь Степаныч, а чего — я раздеваюсь? Тебе атаман нужен. Так пошли. Зорюет он. Разбудим. Отец в курень перекочевал со своей канцелярией, а эти казенные хоромы мне на пока предоставил. Семейство мое поглядишь. Жинку знаешь, а наследника не видал…
Ворошил обеими руками есаул всклокоченные жесткие волосы, хмурил крутой лоб — прикидывал вслух:
— Казаков держу на плацу. Развидняет, народ нужно собрать. Дело-то мое: взял у атамана списки, объявил поименно — ив строй. Ни коновалов, ни докторов. В седло всем, у кого руки, ноги. Было бы чем брать шашку.
Не попадал Захарка в рукав тесной шинели; чертыхался, изгибаясь, ловил его за спиной. Вдел. Заправляя под накладные плечи погоны на мундире, подмигивал есаулу, мявшему нерешительно папаху.
— А колокол для чего?
— Набат? Не-ет. Звон в ваших краях подымать не следует. Созвать выборочно, по списку.
— Можно и так загадать, —
