явно не хватает. Раз уж случайно вы оказались здесь, я, конечно же, с удовольствием воспользовался бы вашей помощью.
От сильного смущения он говорил почти резко. Пуаро поспешил заверить его:
— Я с удовольствием поеду с вами. Можете на меня рассчитывать. Но мы не вправе перебегать дорогу этому славному инспектору. Это — его дело, а не мое, пусть он и ведет расследование. Я ограничусь исключительно ролью наблюдателя-эксперта.
— Вы — настоящий друг, Пуаро, — тепло сказал Джонсон.
***
Полицейский открыл им входную дверь, вытянулся в струнку и отдал честь. Через холл к ним уже спешил инспектор Сагден.
— Рад видеть вас здесь, сэр. Пройдемте сразу в комнату — в рабочий кабинет мистера Ли. Я хотел бы в общих чертах обрисовать вам случившееся. Дело достаточно скверное.
Он провел обоих в маленькую комнатку слева от холла. В центре ее стоял большой письменный стол, заваленный бумагами. Вдоль стен выстроились книжные шкафы.
Полковник представил:
— Сагден, это Эркюль Пуаро, о котором вы, разумеется, слыхали. Он случайно оказался в наших краях, у меня в гостях… Инспектор Сагден. Знакомьтесь.
Пуаро поклонился и посмотрел на инспектора.
Перед ним стоял высокий, широкоплечий человек с выправкой военного: у него был узкий длинный нос и большие, густые рыжеватые усы. Сагден уставился на Эркюля Пуаро, а Эркюль Пуаро — на усы Сагдена.
— Разумеется, я уже слышал о вас, мистер Пуаро, — сказал инспектор. — Вы несколько лет назад были здесь, в Англии, не правда ли? Расследовали дело сэра Бартоломью Стренджа. Отравление никотином. Не в моем округе, но я, конечно, слыхал об этом…
— Итак, Сагден, что здесь произошло? — перебил его начальник. — Вы сказали, что дело совершенно ясное.
— Да, сэр, это убийство, без сомнения. В горле мистера Ли резаная рана, причем задета шейная вена, как установил врач. Но вот кое-что в этом деле не увязывается между собой… Обстоятельства таковы: сегодня в пять часов вечера мне в Аддлсфилдское бюро полиции позвонил мистер Ли. Он казался каким-то растерянным, просил меня зайти к нему в восемь часов вечера, а дворецкому сказать, что я приходил собирать пожертвования на наше благотворительное учреждение.
— Значит, он искал подходящую причину, чтобы заполучить вас в дом?
— Так точно, сэр. Ну, вы знаете, мистер Ли — это столь важная персона, что я, разумеется, пообещал прийти. Около восьми я был здесь, сказав, что пришел собирать деньги на полицейский приют для сирот. Дворецкий сообщил о моем приходе и затем провел меня в комнату мистера Ли на втором этаже, которая расположена как раз над столовой.
Сагден сделал паузу, перевел дух и продолжил свое строго официальное сообщение:
— Мистер Ли сидел в кресле у камина. Он был в шлафроке. Мистер Ли предложил мне сесть к нему поближе и затем довольно неуверенно сказал, что должен заявить мне о краже. Он, дескать, имеет основание предполагать, что из его сейфа украдены алмазы — нешлифованные алмазы, уточнил он, если я не ошибаюсь, стоимостью в несколько тысяч фунтов.
— Алмазы? — переспросил полковник.
— Так точно, сэр. Я задал ему несколько конкретных вопросов, но он отвечал на них неуверенно, уклончиво. В конце концов он заявил: «Видите ли, инспектор, я ведь могу и ошибаться». «Как это? — спросил я — Ведь алмазы либо пропали, либо не пропали». Он на это сказал: «Алмазы пропали, но может статься, что просто кто-то глупо пошутил». Я этого не понял. А он продолжал: «Насколько я могу судить, только два человека могли взять их ради шутки. Но если их взял другой, это кража… Я прошу вас, инспектор, прийти еще раз — через час, или, скажем, в четверть десятого. Тогда я буду в состоянии со всей определенностью сказать вам, обокрали меня или нет». Я пообещал ему заглянуть попозже и ушел.
Полковник Джонсон удивленно посмотрел на Пуаро.
— Странно, очень странно, не правда ли, Пуаро?
— Разрешите узнать, какие выводы вы сами делаете из всего этого, инспектор? — спросил Пуаро.
Сагден в задумчивости провел пальцем по щеке и осторожно сказал:
— Мне пришло на ум многое, но одно, считаю, несомненно: никто не думал шутить, и алмазы действительно были украдены, однако старый господин еще не выяснил точно, кто мог быть преступником. Я предполагаю, что из двух персон, о которых он упоминал в этой связи, одна — из слуг, а вторая — из членов семьи.
Пуаро согласно кивнул:
— Tres bien! Это объясняло бы его странную позицию. Он хотел в это время, видно, поговорить кое с кем и сказать ему, что уже дал знать полиции, но может прекратить расследование, если камни будут немедленно возвращены.
— А если бы виновный или виновная отказались? — спросил полковник Джонсон.
— В этом случае он собирался передать все дело в руки полиции, сэр.
— Но ведь он мог сделать это с самого начала, не устраивая предварительно тайной встречи с вами.
— Нет, сэр, — горячо возразил инспектор. — Это выглядело бы как пустяковая угроза и было бы не столь убедительным. Виновный или виновная могли бы сказать себе: «Ведь старик же не позвонит в полицию! Пусть подозревает кого угодно, это его дело!» Но если старый господин мог сообщить ей или ему, что он уже поговорил с полицией, что инспектор только что ушел, и если б дворецкий подтвердил это, если бы вор его спросил, приходили ли из полиции, — вот тогда бы преступник убедился, что мистер Ли будет действовать решительно, и тогда он, вероятно, захотел бы вернуть алмазы.
— Гм… да. Это не лишено резона, — проворчал полковник Джонсон. — Сагден, а вы имеете представление, кто бы это мог быть из членов семьи?
— Нет, сэр.
— Даже ни малейшего подозрения?
— Нет, сэр.
Джонсон покачал головой. Затем сказал недовольно:
— Ну, хорошо, продолжайте.
— Итак, точно в девять пятнадцать вечера я пришел снова. В тот момент, когда собирался позвонить, послышался крик, затем взволнованные голоса и беготня. Я позвонил несколько раз, а потом стал стучать. Это продолжалось минуты три, пока мне открыли. Слуга дрожал всем телом и выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок Он, заикаясь, пробормотал, что мистер Ли убит. Я побежал по лестнице наверх. Комната мистера Ли была в неописуемом состоянии. Там, совершенно очевидно, происходила ожесточенная борьба. Мистер Ли лежал перед камином, в котором горел огонь, с перерезанным горлом в луже крови.
— Значит, самоубийство исключено? — резко спросил полковник полиции.
— Исключено, сэр. Во-первых, — перевернутые стулья и столы, разбитые вазы и статуэтки, а во-вторых, — отсутствие какого бы то ни было ножа или бритвы, которым можно было бы совершить такое самоубийство.
— Да, это убедительно.
