– О господи!
Они все посмотрели на Берти, который стоял над столом, держа в одной руке тарелку с кексом, а в другой – чашку.
– Дед?
Быстрее всех оказался Питер. Он подскочил к Берти, забрал у него кекс и чай, пока они не упали, и усадил старика на стул.
– Дед, тебе плохо?
– Нет, все нормально. Просто такое… нет, не совпадение, люди часто употребляют это слово неправильно. Они имеют в виду поразительную согласованность событий, но забывают, что обычно есть какая-то связь. Нет, не совпадение. Просто я очень удивился.
Берти разволновался, что-то бессвязно бормотал, и Сэди вдруг испугалась, что день был слишком утомительным и у деда может случиться удар. Страх за деда, любовь к нему перемешались, и Сэди решила, что не отстанет, пока не выяснит, что с ним.
– О чем ты говоришь? – строго спросила она.
– Эта женщина, – сказал Берти, постучав пальцем по фотографии Элеонор в газетной вырезке. – Я встречал ее раньше, когда мальчишкой работал в нашем магазине во время войны.
– Вы встречали мою мать? – спросила Элис.
Одновременно с ней заговорила Сэди:
– Ты встречал Элеонор Эдевейн?
– Да, и не раз. Хотя я не знал, как ее зовут. Она заходила в наш магазинчик в Хакни, когда занималась волонтерской работой.
– Точно, – просияла Элис. – Во время войны мама работала в Ист-Энде, помогала детям, чьи дома разбомбили.
– Знаю. – Теперь Берти тоже широко улыбался. – Она была очень доброй. Одна из самых верных наших покупательниц. Заходила к нам в магазин, покупала всякие пустяки, в которых наверняка не нуждалась, а я угощал ее чаем.
– Вот это действительно совпадение, – заметил Питер.
– Ничего подобного, – возразил Берти, – это я и пытаюсь сказать. – Он рассмеялся. – Конечно, я удивился, когда увидел ее фотографию после всех этих лет и понял, что она имеет отношение к событиям в Доме на озере, которые так увлекли мою внучку. Однако случайности здесь нет.
– То есть?
– Это из-за нее я перебрался сюда, в Корнуолл, именно она заронила в мою голову мысль о переезде. В нашем магазине над кассой висела картинка: открытка от моего дяди, фотография с изображением маленькой деревянной двери в кирпичной садовой стене, заросшей плющом и папоротниками. Как-то раз ваша мама увидела ее и рассказала мне о садах Корнуолла. Думаю, потом я ее сам расспрашивал – у меня была книга, где действие происходило в Корнуолле, и это место всегда казалось мне волшебным. Она рассказывала о Гольфстриме и экзотических растениях, которые можно выращивать в Корнуолле. Я навсегда запомнил ее истории. Она даже упоминала Лоэннет, как я теперь понял, только не по названию. Сказала, что родилась и выросла в поместье, знаменитом своим озером и садами.
– Невероятно! – произнес Питер. – Надо же, через столько лет ваша внучка нашла ее заброшенный дом и теперь одержима тем, что там случилось.
– Не одержима, – поправила Сэди. – Мне просто интересно.
Берти не заметил, что его перебили, и продолжал вспоминать свои разговоры с Элеонор Эдевейн о Лоэннете.
– Волшебное место, по ее словам: море, контрабандисты, туннели, феи. Она сказала, что там даже был маленький потайной сад – изумительное, безмятежное местечко с прудом, где плавали золотые рыбки.
– Помню, – сказала Элис. – Его построил Бен Мунро.
– Бен Мунро?
– Да, один из садовников в Лоэннете.
– Ну и ну… – Берти склонил голову набок. – А вот это странно. Так звали моего любимого дядю, он погиб во Второй мировой войне.
Элис нахмурилась, а Питер спросил:
– Ваш дядя работал в Лоэннете?
– Не знаю. Может, и работал. Он был на все руки мастер, и ему не сиделось на одном месте.
Все переглянулись, Элис нахмурилась еще сильнее.
– Должно быть, это другой Бенджамин Мунро. Бен, которого мы знали в Лоэннете, не мог быть ничьим дядей – он был единственным ребенком в семье.
– Так и мой дядя тоже. Собственно, он не был мне биологической родней, просто очень хороший друг моей мамы. Они выросли вместе и всю жизнь дружили. У обоих родители были археологами и много путешествовали. Бен и мама встретились, когда их семьи жили в Японии.
Все замолчали. Воздух вокруг, казалось, дрожал от напряжения. Тишину прорезал громкий хлопок, и по небу рассыпались искры первого в Иванову ночь фейерверка.
– Берти, где вы родились? – слабым голосом спросила Элис.
– Дедушку усыновили, когда он был совсем маленьким, – вспомнила Сэди.
Дед рассказывал о своей матери и о том, что она не могла забеременеть. О том, как она радовалась, когда наконец появился Берти, и очень его любила, а он любил ее. Это было в то время, когда Сэди переехала к нему и Рут, и его рассказы немного облегчили боль, когда Сэди приняла решение отказаться от ребенка. Потом те разговоры стерлись из памяти, слишком много всего тогда навалилось, а Берти так часто говорил о своих родителях с теплотой и любовью, что Сэди совсем забыла, что они ему не родные.
Берти все рассказывал о своей матери, Фло, о дяде Бене и даже не заметил, что Элис тихо встала и идет вокруг стола к нему. Она обхватила его лицо трясущимися ладонями, не говоря ни слова, впилась в него взглядом, изучая каждую черточку… и осела. Питер едва успел ее подхватить.
– Дедушка, – благоговейно произнесла Сэди.
– Берти, – сказал Питер.
– Тео, – всхлипнула Элис.
* * *Они еще сидели во внутреннем дворике коттеджа «Морской вид», когда звезды начали меркнуть и над горизонтом протянулась светлая лента – обещание нового дня.
– Он часто мне писал. – Берти открыл деревянную коробку, которую принес с чердака, и достал стопку писем. Самые первые были датированы тысяча девятьсот тридцать четвертым годом. – До того, как я научился читать, мне их читали папа с мамой. Иногда он присылал маленькие подарки или животных-оригами, которые складывал для меня. Где бы он ни работал, и даже когда ушел на войну, он всегда мне писал. Я его очень любил. Чувствовал, что мы близки. Голос крови, наверное.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – вновь сказала Элис. Она повторяла эти слова как мантру. – Я почувствовала эту связь сегодня утром, когда мы встретились. Близость. Как будто я тебя узнала.
Берти улыбнулся ей и кивнул, его взгляд снова затуманился.
– Дед, а что еще в коробке? – мягко спросила Сэди, почувствовав, что его надо отвлечь.
– Всякая всячина. Реликвии детства.
Он вытащил замусоленного игрушечного щенка, старую книжку и маленький детский комбинезончик. Сэди ахнула, заметив, что на нем нет одной пуговицы. Сунула руку в карман джинсов и достала пуговицу с пухлощеким купидоном, которую нашла в Лоэннете. Подошло идеально.
– Мать с отцом рассказывали о ваших биологических родителях? – спросил Питер.
Берти улыбнулся.
– Они рассказывали мне историю о тигре и жемчужине. В детстве мне ужасно нравилось верить, что меня привезли из Африки в облике заколдованной драгоценности, что я родился в лесу, где меня нянчили феи, а потом оставили на пороге дома моих родителей. – Он вытащил из коробки цепочку с подвеской из тигрового клыка и провел пальцем по потускневшей кости. – Дядя Бен подарил мне это ожерелье, и я считал, что оно подтверждает историю. Когда я подрос, то перестал спрашивать о родителях. Конечно, мне хотелось узнать, кто они, но папа с мамой меня очень любили – лучшей семьи и пожелать было нельзя! – и я смирился… А теперь ты, – сказал он, кивая на металлическую коробку, которая, все еще покрытая грязью, стояла на столе перед Элис. – Я свою показал.
Элис вытащила из сумочки ключ, отперла филигранную шкатулку, подняла крышку, и все увидели две одинаковые стопки бумаги. Надпись на верхнем листе гласила: «Спи, моя лапочка», автор: Элис Эдевейн.
– Рукописи, – произнес Берти.
– Да, – кивнула Элис. – Единственные когда-либо существовавшие экземпляры моей первой законченной книги.
– А почему они в коробке?
– Писатель никогда не уничтожает свою работу, – ответила Элис.
– Да, но что они делали в земле?
– О, это долгая история.
– Может, когда-нибудь мне расскажешь?
– Возможно.
Берти скрестил на груди руки с видом шутливого осуждения, и на какой-то миг Сэди углядела в этом жесте Элис.
– Хотя бы скажи, о чем там, – попросил дед. – Это детектив?
Элис рассмеялась открыто и беспечно, впервые на памяти Сэди. Смех звучал мелодично и молодо.
– Ох, Берти, – сказала Элис. – Тео. Расскажу – не поверишь!
Глава 34
Лондон, 1941 г.
Элеонор поспешила туда, как только узнала, какой район ночью бомбили. Прошло два года с тех пор, как пришло короткое письмо: сообщение, что Бен поступил на военную службу, и адрес в Хакни. Благодаря волонтерской работе она часто видела на улице ребятишек, смотрела, как они играют в бабки или, в серых шортах и изношенных ботинках, бегают с поручениями, представляла, что один из мальчишек – ее сын, и довольствовалась малым. Однако, когда Элеонор прочитала в газете о бомбежках, а утром на службе ей дали список пострадавших улиц, она тут же развернулась и побежала.
