Заезжал в садик. Ната моя опять подралась. Пришлось кивать головой, пока родители и воспитатели что-то там говорили.
— А ты что? — не выдержал и рассмеялся, глядя на раскрасневшегося Андрея.
— Что? Забрал дочь из этого садика и все, — Куранов рассмеялся и пожал плечом. — Меняем уже третий садик.
— Кстати… А где Ворон? — вспомнил, зачем приехал.
— Его не будет сегодня. А что?
— Хотел узнать…. А собственно, и не нужно уже… — достаточно было только бросить взгляд на дисплей телефона, чтобы кровь закипела. — Да!
— Милый мой… — слишком сладко и громко пропела Янка. Я зажмурился, вырисовывая в сознании ее совсем не трезвый облик.
— Где ты? — даже не стал отходить от парней, просто застыл на месте, судорожно шевеля извилинами.
— Ой, Наскалов! На меня не действует твой устрашающий тон! — довольно дерзко ответила она. — Просто подними свою задницу и забери меня из ********ска!
— Что? Откуда? Это же двести километров отсюда. Что ты там забыла? Вы должны были куролесить в ресторане! — заорал, закидывая сумку опять в багажник. Закрыв микрофон рукой, зашипел остолбеневшим парням. — Найдите мне эту «недоптичку» Ворона!
— Не ори! И прихвати с собой кого-нибудь, мою тачку нужно отогнать.
— Бл*ть!! Ты ещё и на машине уехала? Яна, я клянусь, что ты еще неделю сидеть не сможешь! Адрес! Быстро!
— Ой… Как-то ты слишком разговорчив для раба! Или сегодня мы не будем играть в госпожу и ее прислужника? — Янка сменила крик на шепот, от которого меня затрясло. Я крепче схватился за руль, чтобы просто не взорваться.
— Я еду… — убрал телефон и закурил. — Ну? У кого на сегодняшнюю ночь нет никаких планов? Работенка есть….
***
Моя челюсть громко сбрякала о каменную брусчатку у входа в клуб, когда увидел толпу девчонок, вываливающихся из стеклянных дверей. За те полчаса, что мы торчим тут с Лазарем, успели обойти клуб по периметру, осмотреть подозрительных мужиков рядом с припаркованными тачками. Но теперь стало яснее, потому что все оживились, заметив толпу чертят.
— Ёшки-матрешки!! — Лазарев взвизгнул и в одно мгновение выскользнул из салона авто.
— Нет, ну точно матрешки!
Я и сам еле сдерживался, чтобы не выскочить, но не для того, чтобы посмотреть, а для того, чтобы прикрыть. Янка шла прямо в центре. Длинная норковая шубка была расстегнута, демонстрируя охренительно горячий наряд. Черный кожаный корсет открывал хрупкие плечи, а широкая шнуровка демонстрировала такую соблазнительную линию груди. Прищурился, чтобы разглядеть то, что прикрывало ее задницу. Черт! Да там ничто не прикрыто! Какое-то подобие кожаных шорт с металлическими клепками по низу обтягивало ее бедра. Чулки в крупную сетку, высокие замшевые сапоги…
Взгляд снова скользнул вверх, чтобы рассмотреть лицо внимательней. Но лучше бы я этого не делал. Сердце сделало переворот, громко ухнув при падении. Длинные светлые пряди были скручены на затылке, рассыпая тонкие локоны по плечам, а на голове светились красные изогнутые рожки. Не знаю, сколько я еще мог просидеть вот так, наблюдая за вакханалией, творящейся на высоком крыльце клуба, но толпа мужиков, высыпавших вслед за девчонками, вытолкнула меня из салона так резко, что дверца новой машины жалостно застонала от моего хлопка.
Янка, увидев меня, застыла на ступеньках, положив руку на бедро, тем самым, откинув длинный подол шубы. Ярко накрашенные глаза, красные губы с чуть вытершейся помадой, все это заставляло кипеть. Хотелось броситься и, перекинув ее через плечо, закинуть в машину. Но я продолжал стоять, присев на капот. Взглядом сканировал толпу, выискивая знакомые лица. Но проще было найти не знакомых. Дочери «смотрящих» сего города, внучки депутатов, племянницы полковников. Да на этом девичнике собрался весь цвет современной власти, как теневой, так и законной, так сказать фактической.
— Привет! — она медленно шла по парковке, подметая снег подолом своей шубы. — Я думала, ты бросишься мне навстречу.
— А дорожку лепестками роз тебе не выстелить? — понимал, что говорю слишком грубо. Даже меня коробил неконтролируемый хрип собственного голоса, но для Янки, кажется, это было подобно спусковому курку. Румянец так ярко засиял на ее щеках, а губы разомкнулись, образуя аккуратную круглую форму.
— Оу… Олежа сердится? — подходя все ближе, она стала замедляться. Я уже слышал аромат резких духов и бешеное биение сердца.
— Тебя нужно показать врачу! Раздвоение личности налицо, — ладонь сомкнулась, сгребая выпавший на капот снег. — С утра опять будешь прикидываться робкой ланью?
— А тебе не нравится, милый?
— Кто это? — кивнул на толпящихся у крыльца мужиков.
— Боже, да ты точно ревнуешь! — Янка сделала последний шаг. — Мне пора бояться?
— Деточка, ты в полной безопасности, в отличие от этих пе**ил! Вот им нужно бояться, слышишь меня? — схватил ее за запястье, притягивая еще ближе. — Слышишь?
— Слышу….
Янка
— Папа! Какая наша Маринка красивая, — мы стояли возле трапа, по которому Лёня заносил новоиспеченную жену, больше напоминающую пышный торт. Она визжала и игриво дергала ножками в белоснежных чулках.
— Да, дочь. Красивая! — отец крепко прижал меня к себе, укутывая распахнутыми полами пальто. Я определенно отвыкла от резкой смены погоды родного города. До сих пор не понимаю, почему для дяди Миши было жизненно необходимо сыграть свадьбу именно во Владике. Что? Тут брак крепче? Так сказать, сразу закреплен морозом, от которого дышать больно?
Молодые замерли на трапе, размахивая собравшейся толпе родственников руками. Сразу после ресторана мы всем табуном поехали провожать молодоженов в аэропорт. Небольшие самолетики стояли в аккуратную линию. Гости, попрощавшись с молодыми, стали рассаживаться по машинам, самолетам. Стало как-то грустно оттого, что праздник, к которому готовишься с замиранием сердца несколько месяцев, заканчивается слишком быстро. Я смотрела на их счастливые лица, не в силах оторваться от крепко сомкнутых рук, тихо плакала, замечая быстрые, понятные только для них двоих взгляды. И сердце откликнулось эхом…
Не видела Олега всего три дня, но уже считала часы до нашей встречи. В кармане шубы сжимала телефон, как тонкую ниточку, ведущую к нему. Именно в этом бездушном гаджете хранились те короткие сообщения, которыми я зачитывалась перед сном. Его односложные: «Как ты?», «Где ты?». Все эти обрывочные лоскутки чувств, на которые способен этот сухой мужчина, разгоняли кровь по венам
