Амир тоже соскочил на землю, и кони сразу же потянулись к траве, загремели удилами. С холма была хорошо видна белая прямая дорога, уходящая на нефтепромысел Макат. Безлюдная. У подножия холма по обе стороны дороги торчали толстые сухие стебли курая.
— Вот посмотришь, — начал уверять Нуржан, как будто Амир спорил с ним, — Адайбек и Махамбет миром не кончат между собой. Один другого стоит. Я помешал тебе, когда ты хотел расправиться с Хромым: думал сделать из тебя человека, вывести в люди. Ты ведь, в сущности, выше их обоих. Но если тебя все еще мучают старые обиды… Ха-ха-ха!.. Знаю я тебя! До смерти не забудешь обиду!..
Амир смотрел на смеющегося Нуржана и не видел его. Видел отару овец на зеленом ковре низины, двух мальчишек, возившихся на бугре, длинноногую хохочущую Санди с охапкой тюльпанов… Борьба незаметно перешла в драку, а когда они с Махамбетом опомнились, Санди рядом с ними не было. Лежали рассыпавшиеся тюльпаны, голубело вечернее небо, и было обидно обоим за свою глупость. Разбредшихся овец собирали долго, нашлись все, но Адайбек избил их. Избил одним кизиловым прутом… Это была первая и последняя драка Амира и Махамбета.
Он многое передумал после посещения аула Адайбека в Коп-чие. Встреча с Санди убедила, что девушка потеряна для него. И бороться с Махамбетом он не мог.
Разобраться во всем тогда, в юрте Адайбека, он был не в состоянии. Понял одно: Адайбек ловко ускользнул из сетей, расставленных Боранбаем, и не только ускользнул, а толкнул в них его, Амира. И нельзя было не принять вызова Махамбета. Что-то заставило его не выложиться в схватке, как раньше, уняло давно не отпускавшую сердце обиду на Махамбета. Колким градом посыпались насмешки, и хохотал оправданный им самим Адайбек.
Теперь, когда прошли месяцы, он понял, что помогло ему побороть себя в тот день: это была ненависть к богачам, которую невозможно убить в себе. Невозможно, потому что она вошла в него с материнским молоком, запечатлелась предсмертным стоном отца; напрасно он шел наперекор себе. И когда нужно было сделать выбор, он выбрал поражение… Пройдет много лет, и после встречи с постаревшей Санди, потерпев еще одно, последнее, поражение в своей жизни, Амир восстановит в памяти этот день до мельчайших деталей. И тогда он приобретет смысл гораздо больший, чем молчаливое признание правоты названного брата — признание, в котором нуждались и тщеславные саркульские черкеши.
Молча слушал он разглагольствования Нуржана. А волостной по-своему понял состояние джигита. Резанул слух его раскатистый неискренний смех:
— Что, думаешь о Санди?
— Нет! — ответил Амир, натянуто улыбнувшись. Он чувствовал, как поднимается в нем злость.
— Правильно! Найдем получше, — одобрил Нуржан, собирая чембур в узел и приторачивая его к луке седла.
На прихваченную легким морозцем землю упали снежинки. Они были жесткими и мелкими, словно крупинки соли. Если это зима, то начало ее было безрадостным. Амир стоял неподвижно, не замечая, как тянется конь, стараясь достать куст еркека. Он смотрел на снег, быстро сыпавший с неба, и глаза его были влажны. Сознание бессмысленности своего положения охватило Амира еще сильней.
— Ну теперь поговорим о деле, — заговорил Нуржан, подходя к нему. — Я задумал дело, действительно достойное тебя. Почему бы тебе не поехать к повстанцам? Завоевать расположение Абена и Хамзы тебе будет нетрудно: для них ты находка. А в будущем… — Он пристально посмотрел на Амира, и брови его недоуменно изогнулись — Что с тобой? — спросил он. Пожал плечами. — Ну, если ты не хочешь?.. А было бы лучше и для тебя и для меня. Большевиков теперь не победить…
— Оставь! — перебил его Амир.
Нуржан замолк. Длинное желтое лицо его вытянулось еще больше, он отступил на шаг и уперся спиной в коня. Таким тоном Амир еще не разговаривал с ним. Нуржан бросил взгляд в степь. Она словно вымерла. Вдалеке со стороны Саркуля показалось несколько темных точек: они быстро росли. Видно было, что скачут всадники. И вдруг передний повернул в сторону, словно испугавшись их. За ним свернули и остальные.
Всадники проскакали за спиной Амира, и он не заметил их. А если бы увидел, то наверняка сразу бы узнал Махамбета — тот всегда сидел в седле, слегка откинувшись назад. И конечно, опознал бы и своего заклятого врага Адайбека, преследующего Махамбета, потому что под ним был Каракуин. Но Амир стоял против Нуржана, и волостной теперь со страхом смотрел на него.
— Что ты задумал? — спросил Нуржан сдавленным голосом. — Опомнись, Амир!..
Коротко размахнувшись, Амир нанес тяжелый удар ему в лицо. Под кулаком что-то хрустнуло. Охнув, Нуржан как подрубленный упал к его ногам.
Амир легко сел на коня и с места пустил его вскачь по широкой белой дороге. Ветер рванул полы длинной черной шинели, и они захлопали сзади по крупу игреневого. В разгоряченное лицо мелким песком забил снег, конь, набирая скорость, бешено помчался вниз по склону.
Путь Амира снова лежал в Тайсойган.
Больше не имело смысла продолжать скачку. Гнедой хромал все сильнее, пошел уже волчьим скоком, и Махамбет повернул к купольному мавзолею, одиноко возвышавшемуся на пологом холме.
Адайбек и Сейсен опять скакали вместе и были гораздо ближе к нему, чем раньше. Махамбет увидел и остальных преследователей и удивился их настойчивости: вытянувшись в цепочку, они мчались друг за другом.
Конь, судорожно прыгая, взбирался на холм, когда сзади сухо треснул первый выстрел. Потом Махамбета заслонили кусты, и он, спрыгнув с коня, завел его за мавзолей. Там, с другой стороны, к холму вплотную подходили кусты жингила и дузгена. Они были гуще у берега Уила, темневшего в полуверсте. Может, попробовать скрыться в кустах? Но перейти реку незамеченным не удастся. Махамбет заколебался на мгновение… Древний мавзолей Секер было похож на гигантский степной тюльпан. Он сможет быть надежной защитой, но это священное для уильцев место. Секер была мудрой спутницей батыра Ботакана, сложившего голову в сражении с монголами. Будет ли справедливо решать здесь спор с Адайбеком?.. Половина надгробного камня с остатками надписи торчала из земли, другая половина лежала в траве, полузасыпанная песком. Рядом был воткнут в землю длинный шест. На нем развевался лоскут белой материи — признак того, что могила почитается людьми. Махамбет прошептал слова молитвы. Видит бог, не забава заставляет его нарушать покой священного места. Пусть ару-ах — дух предков поддержит и его в справедливом деле… Махамбет провел ладонями по лицу, чувствуя, как охватывает его волнение.
Он посмотрел за овраг, туда, где должны были виднеться юрты уильских черкешей. Вспомнил, что
