и в типичной манере Шарлотты, она не отступает. Она идет на меня и сражается со мной нога в ногу, и, черт возьми, если это не самая горячая вещь на свете.
Она судорожно ищет ключи, и как только я замечаю их позади себя, я понимаю, что это неизбежно, что произойдет дальше. Я мог бы легко оттолкнуть их, но мазохистская часть меня ждет, когда она подойдет ко мне. Всепоглощающий аромат ее кожи витает в воздухе, достаточно, чтобы я вдохнул его, и все мои чувства в этот момент ослабевают.
Она задерживается, и я знаю, что могу получить ее прямо здесь, всю ее, но эти измученные голоса в моей голове говорят мне отступить. Если я уступлю сейчас, то потом боль будет намного сильнее.
Я не хочу чувствовать боль.
Я не хочу терять ее.
Я не хочу любить ее.
Слова ранят, иногда сильнее, чем палки и камни.
И сегодня я говорю эти слова.
После того как она захлопывает дверь перед моим носом, ревнивая часть меня понимает, что у меня нет другого выбора, кроме как пойти в бар. Она напьется, разозлится на меня, и я говорю о злости, вырывающейся из ушей. Любой парень с хуем захочет в ее киску, и эта часть меня все еще должна контролировать ее.
Я нахожу себе табурет в дальнем конце бара, замаскированный другими, которые окружают меня, и, к счастью, мой рост дает мне необходимое преимущество. Мой взгляд останавливается на ней там, на танцполе, и, как я и предполагал, все члены пытаются наложить свои грязные руки на то, что принадлежит мне. Ярость заставляет меня достать телефон и написать ей сообщение. Я вижу, как она отвечает, и, в отличие от Шарлотты, которая является моей женой, она смеется над этим, только для того, чтобы потереться об какого-то белокурого ублюдка, который кладет руки ей на задницу.
Действуя импульсивно, я двигаюсь к танцполу, пока не чувствую руку, прижатую к моей груди.
Это Эрик.
— Отойди на хрен, Эрик, — гаркнул я.
— Лекс, оставь ее в покое, — его голос спокоен.
— Оставить ее в покое? Ее затащат в подворотню, и этот ублюдок будет ее трахать. Она моя жена, блядь!
— Отдай ей должное, ты и сам не такой уж святой, — отстреливается он.
— И что это значит?
— Это значит, что Чарли не насаживалась бы на член этого парня, если бы не думала, что ты трахаешься с Монтаной Блэк.
— Монтана? Ш… Она моя помощница, — заикаюсь я.
О чем, блядь, речь?
— Да, но это не останавливало Монтану раньше. Слушай, я обещаю тебе, что Чарли вернется домой, и клянусь тебе. Просто позволь ей провести эту ночь.
— Нет, Эрик… Смотри! — я указываю на нее, парень зарывается головой в ее шею. Я отталкиваю Эрика в сторону, но он быстро хватает меня за предплечье, заставляя остановиться на секунду.
— Ладно, я разберусь с этим, но для протокола, ты — придурок. Ты причиняешь боль моей лучшей подруге. Если ты должен отвести ее домой, то подожди, пока я не сделаю ей еще один укол, и она не потеряет сознание, — Эрик выходит на танцпол, когда Шарлотта возвращается в бар. Он шепчет ей на ухо только для того, чтобы она посмеялась над ним. Раздосадованный перерывом, он пытается оттащить ее от Эрика, но она сопротивляется. Слава богу, блядь.
Я остаюсь в баре, наблюдая за ней, как охотник. Как и было обещано, еще несколько рюмок, и она едва может ходить. Эрик просит меня подойти, и как раз вовремя, когда она спотыкается в моих объятиях. Вес ее тела легок, как перышко, контакт невыносим, и я снова пытаюсь побороть все возникающие желания.
С остекленевшими глазами она пытается сфокусироваться на моем лице: — О, смотрите, это мой так называемый муж. Тебе удалось оторвать себя от киски Монтаны, чтобы прийти посмотреть, как танцует твоя жена? — говорит она невнятно, теряя равновесие, и я быстро хватаю ее за руку, чтобы она не упала.
Эрик пытается заговорить, но она говорит ему заткнуться: — Нет, Эрик… если мой муж трахается с кем-то другим, то почему я не должна? Мне тоже нужен секс, понимаешь… прошла целая вечность, и если мой собственный муж не хочет меня трахать, то я должна найти того, кто захочет! — она пытается вырваться из моей хватки, но моя сила одолевает ее.
Мы едем домой в тишине, и она мгновенно засыпает. Я заношу ее в дом и кладу на нашу кровать. Я стою над ней и смотрю, как она спит, ее неглубокое дыхание издает тихие звуки, ее грудь медленно поднимается и опускается в гармонии.
Сегодняшняя ночь — это слишком. Я ослабил бдительность и знаю, что если бы я собирался позволить себе поддаться своим слабостям, то сейчас самое подходящее время.
Я снимаю с нее туфли и ставлю их на пол. Затем я расстегиваю молнию на ее джинсах, зная, что снять их будет непросто. Каким-то образом мне удается снять их, не разбудив ее. Ее облегающий топ намного проще. Я дергаю за ниточки, позволяя ему грациозно упасть. Ее сиськи невозможно игнорировать, и, стиснув челюсти, я пытаюсь закончить свою задачу.
Что опять? Раздеть ее? Трахать ее?
Я пытаюсь игнорировать начинающий подниматься гнев, зная, что сегодня на ней нет лифчика. Да кем она, блядь, себя возомнила? Не используй это слово, Эдвардс… не смей называть свою жену этим именем.
Пока я продолжаю наблюдать за ней, мой член пульсирует, сильно упираясь в джинсы. Боль невыносима, и я борюсь с желанием протянуть руку и коснуться ее. Потеря, Лекс… вспомни, как больно терять кого-то. Рациональная часть меня уже спрыгнула с корабля несколько часов назад, и я, даже не задумываясь, стаскиваю с нее черные кружевные стринги. Я чувствую, какая она мокрая. Этот запах подавляет меня так, что я становлюсь настолько слабым, что любая сила воли, которая у меня осталась, не сможет рассуждать со мной в этот момент.
Ты слаб, жалок во всех проявлениях.
Шансы на то, что она проснется, ничтожно малы. Она выпила достаточно, чтобы отключиться до утра. Она невероятно красива. Как я могу отказать себе в этой прекрасной женщине? Я кладу руку на ее бедро, и этот толчок наэлектризовывает меня во всех возможных смыслах, и теперь я уже ни за что не поверну назад. Я раздвигаю ее ноги настолько, что вижу ее губы, блестящие в бледном свете. Она чертовски мокрая.
Я встаю перед ней на колени, когда она лежит передо мной,
