ее и выкапывает любую информацию, какую только может. Ничего интересного, конечно. В итоге она проводит больше времени с моим мужем, чем я.
Когда я вышла замуж за Лекса, я поняла, что должна найти способ сдерживать свою ревность, потому что действия других людей — это не то, что я могу контролировать. Женщины делают грубые комментарии о нем в Интернете и даже в его присутствии. Но в конце концов, он решил жениться и полюбить меня.
Прошедшее время, такое ощущение.
Я понятия не имею, что он чувствует ко мне сейчас, но «любовь» — это то, что он не желает мне показывать, скорее наоборот.
— Нет… Я больше не смотрю его расписание. То есть, я могу, если мне действительно нужно. Это то, что ты хочешь, чтобы я сделала? Я могу взломать расписание Монтаны? — Кейт забеспокоилась, схватила свой телефон и начала набирать сообщение.
— Нет, нет, конечно, нет. Послушай, возможно, я просто параноик. Я уверена, что все уладится само собой, — говорю я, не совсем понимая, кого я пытаюсь убедить — их или себя. Слово «интрижка» звучит отвратительно. Я должна знать, в конце концов, много лет назад на меня повесили ярлык разрушительницы домашнего очага.
Неужели это карма — чертова сука?
Неужели она наконец-то нашла мой адрес?
— Девочка… когда он трахал тебя в последний раз? — Никки сразу переходит к делу.
Я шаркаю ногами. Дело не в том, что я не знаю, а в том, что я точно знаю, когда это было, и это убивает меня. Каждую ночь я лежу в нашей постели, и сон стал чем-то из ряда вон выходящим. Его запах разбрызган по нашим простыням, и пытка лежать рядом с человеком, который вызывает столько презрения, достаточна, чтобы разрушить любую уверенность, которая у меня была.
И желание, которое когда-то было в его глазах, когда они пожирали меня, сменилось тьмой.
— Хм… два месяца назад… за день до того, как Элайджа скончался, — мой голос едва выше шепота.
Я жду шокированного взгляда от своих друзей, но вместо этого каждый из них кладет свои руки на мои. Я смотрю вверх, и мои глаза застилают слезы.
— Ты пройдешь через это, у тебя есть мы. Никогда не забывай об этом, — они все трое улыбаются, когда я кладу свою вторую руку поверх их.
Это именно то, что мне нужно было услышать сейчас.
* * *
Лекс иногда звонит, чтобы сказать, что задержится на работе, но он редко бывает дома раньше полуночи. Он поддается своим старым привычкам, зарывается в работу и проводит то немногое свободное время с Адрианой и Энди.
Это ломает меня. С каждым днем мне все больнее и больнее. Я пытаюсь занять свои мысли, но без него я медленно умираю внутри. Наступает бессонница. Я схожу с ума, пытаясь спасти свой брак. Ситуация не улучшается, а даже наоборот, становится хуже. Мне трудно найти минутку, чтобы побыть с ним наедине без Амелии, которая постоянно отвлекает его от любого разговора. Эмили знает, что Лекс вернулся к тому, что она называет «пост-Чарли», и по прихоти берет Амелию на ночь, зная, что Лекс вернется домой через час.
Проходит час, и ничего. Я знаю, что мне нужно отвлечься, поэтому сажусь за обеденный стол с несколькими документами, над которыми мне нужно поработать. Два часа спустя я слышу, как машина подъезжает к дому. Мое сердце сильно бьется, пока я жду, когда он войдет в дом. Волевая Чарли решает улететь из дома, как только я увижу своего мужа. Несмотря на то, что наши отношения изменились к худшему, я так сильно хочу его.
Мне хочется, чтобы он посмотрел на меня, чтобы его изумрудно-зеленые глаза смотрели на меня так, как раньше. Несколько раз мне приходилось брать ситуацию в свои руки, потому что я стала чертовски отчаянной. Конечно, это происходит, когда я в душе, и каждый раз мне хочется, чтобы он вошел и выебал меня до смерти, но этого никогда не происходит.
— Где Амелия? — его голос ровный. Отлично, никакого «Привет, как дела?»
— Осталась у твоей мамы. Лекс, нам нужно поговорить.
— Ты послала ее туда, чтобы мы могли поговорить?
— Нет, твоя мама хотела взять ее на ночь, чтобы дать мне передышку. Если ты не заметил, мне было трудно совмещать Амелию, работу и все остальное.
— Ты думаешь, это трудно? — он смеется, но холодно и ехидно, — Как насчет того, чтобы поставить себя на место Адрианы на мгновение, а потом сказать мне, если ты все еще борешься.
Какого хрена?
Он понятия не имеет, с кем связался.
Я была рождена, чтобы спорить, и у меня даже есть степень в этом. Вот во что превратилось наше общение в последнее время, и я устала спорить с человеком, который должен любить меня, к лучшему или к худшему.
— Не смей сравнивать меня с Адрианой. Ее боль — худшая боль, которую только можно себе представить, и я не пожелаю ее своему злейшему врагу, но я скажу тебе, что стоит очень близко к этому, не так ли? Твой муж уходит в самоволку, не прикасается к тебе в течение двух долбаных месяцев! Не в состоянии даже посмотреть тебе в глаза или вести вежливый разговор.
Вот, я сказал это — сделано! Получи, придурок!
— Надо же, а я-то думал, что брак — это любовь, а не секс, — саркастически отвечает он.
— Правда, Лекс? Ты хочешь снова превратиться в засранца Лекса? Ну, не думаю, что я буду торчать здесь, чтобы приветствовать этого ублюдка дома, — с высоко поднятым подбородком я хватаю свои трусы и направляюсь в нашу комнату, захлопывая за собой дверь. Мои мышцы дрожат, скорость, с которой бьется мой пульс, невозможно игнорировать. Я в ярости. У этого гребаного придурка хватает наглости перекладывать все на меня.
Я хватаю телефон и пишу Эрику сообщение, что мне нужно куда-то пойти и выпить. Через несколько мгновений он предлагает бар, в котором мы можем встретиться на Мелроуз.
В своем шкафу я переодеваюсь в черные джинсы, очень облегающий белый топ с открытой спиной и золотые туфли на бретельках, чтобы дополнить наряд. Подойдя к своему туалету, я не могу не заметить, как сильно я похудела из-за стресса. Я наношу блеск на губы и укладываю распущенные волосы. Не удовлетворившись темными кругами под глазами, я наношу немного тонального крема и достаю тушь.
Возвращаясь на кухню, я ищу свои ключи.
— Куда, блядь, ты собралась? — он опирается спиной на столешницу, скрестив руки, с самодовольным
