Граф Оксфорд смотрел на нее с любопытством.
Аш старалась избежать его взгляда.
— Ладно, учтите, перед нами противник, который побил швейцарцев; боевой дух — выше некуда. Спросите Кола де Монфорте.
На поле прозвучал горн. Мгновенно стихли все голоса. Топот и запах пота коней, лязг конских доспехов, фырканье сменились отдаленными криками сержантов лучников, с позиции пушкарей доносился нечестивый шум пения. Аш выпрямилась в стременах.
— Тем не менее, — утешила она графа, — дело не совсем безнадежно, а у меня с вами контракт.
Граф Оксфорд увидел, что к нему приближаются братья, а к Аш по склону поднимались ее офицеры; все с вопросами, требуя приказов и указаний, а времени им оставалось уже нисколько.
Джон де Вир формально подал ей руку, Аш ее пожала.
— Если выживем, — сказал он, — я задам вам ряд вопросов, мадам.
— Хорошо, что у них нет пушек, — пробормотала Аш Роберту Ансельму. — А то они сделали бы то же, что Ричард Глостер сделал с вашими ланкастерцами в Туксбери, и сдули бы нас прямо с вершины этого холма!
Ансельм одобрительно кивнул:
— Герцог все это хорошо продумал.
— Этот содомит Карл Бургундский! — заметила Аш. — За каким… мне надо сражаться в этой безнадежной битве, когда мы могли бы сделать что-то полезное! На черта нам победа над этой толпой — нам нужен ее хреновый каменный голем, который подсказывает ей, как победить! Мы тут просто время теряем!
— Особенно если нас тут кокнут, — буркнул Роберт Ансельм.
Оба они сидели в седлах и смотрели, как под длинным, покрытым грязью склоном галопом скачут знаменосцы, а легкая каралерия визиготов занимает свои боевые позиции. В их центре развевалось знамя Фарис — разведчики Аш рассказали ей, что на нем изображена бронзовая голова на черном поле. Аш рассеянно положила руку на полу своей кольчуги, поверх живота.
Ей вдруг стало остро не хватать здесь Флориана — чтобы услышать от нее что-нибудь ехидное насчет глупости военной жизни и сражений и о том, какой идиотизм быть разрезанным мечом ни за что ни про что.
И без всякой связи с предыдущим разговором Аш вдруг произнесла, наблюдая, как ее офицеры движутся позади линий своих солдат:
— Флориан сказал бы, что я должна сражаться отчаяннее, потому что я женщина. Командир-мужик может просто оказаться в плену, но меня-то ждет групповое изнасилование.
— Да ну? — буркнул Ансельм. — Помнишь, как я нашел Рикардо Вальзаччи после битвы при Молинелле? Он был привязан к обозному вагону, а в жопу ему вогнали обух секиры. Наверное, он… она путает войну с чем-то другим…
Лицо Ансельма и так-то было едва видно в клинообразном отверстии между нижней пластиной забрала и его поднятым верхом, а теперь оно скрылось совсем — стало темно из-за клубящихся в небе туч; в наплывшей промозглой тьме поблекли яркие краски синих, красных и желтых знамен, приглушился блеск крюков и кончиков алебард, послышалась невнятная ругань лучников и арбалетчиков.
Порывом холодного ветра ей в лицо бросило шквал пронизывающе холодного дождя, почти снежную крупу.
Аш шевельнулась, вонзила шпоры в бока огромного мерина и поскакала вниз, к линиям своего отряда. Большие, мохнатые ноги Счастливчика выбирали путь среди мужчин и женщин, в шлемах и кожаных куртках стоящих на мокрых вытоптанных колосьях.
— Командир, у нас тетивы отсыреют, — крикнула Людмила Ростовная.
— Со всех луков отстегнуть и снять тетивы, — приказала Аш. — Ваше время придет, ребята. Спрячьте свои тетивы под шлемы. Придется нам нелегко.
И тут же издали, из-за холмов донесся звон церковных колоколов Оксона. Позади боевых рядов бургундских солдат раздался страшный шум. Это хор исполнял мессу. Аш подняла голову, почувствовав, как ей в нос ударил аромат ладана. Немного повыше того места, где она находилась, на откосе, среди толпы Ричард Фавершэм и Дигори Пастон стояли на коленях прямо в грязи, сжимая в руках распятия, молодой Бертран высоко поднимал над головой вонючую сальную свечу. Толпящиеся вокруг Аш люди бормотали «miserere, miserere!». Перед глазами Аш блеснуло что-то черно-белое — это сорока устремилась на поле, и Аш автоматически перекрестилась и сплюнула.
Прямо перед носом Счастливчика из мокрых колосьев взметнулось что-то синее, размером с ее кулак, и конь раздул воспаленные ноздри.
Аш следила, как зимородок стремглав бросился прочь.
Она снова вонзила шпоры в бока Счастливчика, поскакала вверх по склону и взяла у Рикарда топор и копье. Она только опустила забрало и подняла его нижнюю пластину, как на синий с золотом чепрак Счастливчика упали первые белые снежинки.
Она подняла голову; металлический хвост ее шлема с забралом, изогнутый, как у утки, позволял ей видеть небо. Вверху, в темном небе, плавали белые точки.
И спустя мгновение тучи взорвались белым вихрем, снежная пыль превратилась в толстые мокрые хлопья: они облепляли ее доспехи, выбелили шелковый чепрак Счастливчика, пелена снега отрезала ее от всех, рядом остались четверо самых близких: Ансельм, Рикард, Людмила, Герен аб Морган.
— Не отпускай их! — резко приказала она валлийцу.
Ветер толкал ее в спину. Снег все летел. Мокрая грязь под копытами Счастливчика в секунду превратилась из черно-коричневой в белую. Она проскакала несколько ярдов, собирая своих офицеров, остановилась вблизи от Ричарда Фавершэма, поющего высоким голосом на латыни. Выпрямившись в седле, убрав копье в кобуру, подняв руки, она сорвала с головы шлем и слушала.
Далеко внизу, в левом и правом крыле бургундской армии, грубые голоса громко выкрикивали приказы. Секундная пауза, и безошибочно узнаваемый звук: «теньк!» и «ж-ж-ж!» — выпущены стрелы. Один полет стрел — и больше не слышно приказов: наступила нечеловеческая тишина на всей передовой.
— Молодцы, — прошептала она. — Молодцы, мать вашу.
Где-то внизу вскрикнул визигот.
Дигори Пастон своими костлявыми руками накрыл руки английского дьякона, лицо его было напряженным, с губ потоком лились молитвы.
Аш отвернулась. Ветер бил в ее покрытые доспехами плечи и спину. Сильный ветер поднимался — и у нее от порыва ветра перехватило дыхание, снег залепил ей глаза, царапая кожу, она провела по лицу латной рукавицей, сметая снег, и наклонилась с коня:
— Людмила, вперед!
Русская женщина вышла из рядов и двинулась вперед, прямо в вихри снега. Аш прислушалась, склонив голову набок. Наверх доносился визг летящих стрел, всех одновременно, и у нее запульсировал мочевой пузырь, струйка горячей мочи смочила рейтузы. Это от звука. Звук летящей стрелы просто разрывает нервы; а когда он прекращается, то еще хуже.
Неуклюжими руками она снова надела шлем; вокруг нее все ее люди опускали забрала и наклонялись всем телом вперед, как бы навстречу ветру, подставляя летящим наконечникам стрел и кончикам кинжалов изогнутые поверхности стальных шлемов.
— Дерьмо, дерьмо, дерьмо, — монотонно ругался Герен аб Морган.
Свист летящих стрел сразу прекратился — значит, стрелы во что-то попали. Она поскакала вперед. Никто не кричал, не падал.
Ее ухватила за стремя спотыкающаяся, залепленная белым фигура.
— Они попали в землю! Тридцать футов недолета до передовой! — крикнула Людмила Ростовная.
— Так! — Аш сделала попытку взглянуть назад, против ветра, сразу в рот набилась снежная крупа, выплевывая ее, она позвала: — Рикард!
Парнишка подбежал, на голове у него был напялен шлем лучника, у пояса висела короткая кривая сабля.
— Что, командир?
— Давай бегунов вниз! Не вижу знамени Синего медведя, note 110 будем полагаться на бегунов и всадников. Пошел!
— Есть, командир!
— Людмила, скачи к графу Оксфорду, скажи ему — получилось! Хочу знать, срабатывает ли на всем поле боя!
Женщина подняла руку и пустилась вверх по склону, оскальзываясь по снегу и грязи. Аш дрожала, холод стали ощущался даже сквозь камзол с подкладкой и рейтузы. Между ног было мокро и холодно. Она развернула Счастливчика и ездила по снегу взад-вперед перед своими пятью сотнями Льва Лазоревого, поставив Ансельма отвечать за артиллерию, а Герена — за лучников, а рыцарями командовал подозрительно спокойный Эвен Хью.
В воздухе послышалось жужжащее бренчанье.
Аш придержала поводья Счастливчика. Огромный конь под ней дрожал. Она стояла в стременах, кишки по-прежнему бунтовали; и очень медленно она дефилировала перед рядами своих солдат вверх-вниз. Одна стрела упала оперением в грязь в пятнадцати футах перед ней.
В воздухе послышался звук натягиваемых тетив. Со звоном летели стрелы. Шум все возрастал, и вдруг ей пришла мысль, что в христианском мире не осталось больше ни одной стрелы; летели тучи стрел из изогнутых по-своему луков визиготов, тучи германских стрел, стрел из имперских войск, которые виднелись среди вражеских полков.
Ветер из-за линий бургундских войск дул так сильно, что снег стал лететь горизонтально на юг.
