— Может быть, — ответил Боромир. — Но я всегда трублю в рог перед походом. И хоть пойдём мы тайком, я не тронусь в путь, как тать в ночи.
Гном Гимли единственный из Отряда Хранителей открыто облачился в короткую кольчужную рубаху, ибо гномы легко справляются с гораздо более тяжёлой ношей, а за пояс заткнул боевой топор с широким лезвием. У Леголаса был лук, колчан со стрелами и прикреплённый к поясу длинный белый кинжал; у Фродо — Разитель (про кольчугу он, как и просил Бильбо, решил не говорить своим спутникам); у остальных хоббитов — мечи из Могильника. Гэндальф взял свой посох и меч Яррист, изготовленный эльфами — сотоварищ Оркристу, что лежал ныне на груди Торина под Одинокой Горой.
Элронд снабдил всех тёплой одеждой — куртками и плащами, подбитыми мехом. Провизию, запасную одежду, одеяла и прочий скарб навьючили на пони — это была та самая несчастная животинка из Бри. Но пребывание в Раздоле совершило с ней настоящее чудо: теперь пони лоснился и казался помолодевшим лет на пятнадцать. Сэм настоял, чтобы в новое путешествие взяли их верного старого помощника, сказав, что Билл (так он назвал пони) зачахнет, если не пойдёт с ними.
— Это ж до изумления умная скотинка. Поживи мы тут ещё немного подольше, и он заговорил бы, — объявил Сэм. — Да он и без слов сумел объяснить мне — не хуже, чем Перегрин Владыке Раздола, — что, если я не возьму его с собой, он всё одно побежит следом.
В самом деле, тяжело нагруженный Билл, судя по его довольному виду, с лёгким сердцем отправлялся в поход — не то, что другие спутники Фродо, которых томили тяжкие предчувствия, хотя уходили они налегке.
Все слова прощания были сказаны в Каминном зале, теперь ждали только задержавшегося в доме Гэндальфа. Тёплые отсветы каминного пламени лились из дверей, мягко светились окна. Бильбо, зябко кутаясь в плащ, молча стоял на пороге рядом с Фродо. Арагорн сидел на ступеньках, опустив голову в колени, — лишь Элронду было ведомо, что значит для него этот час. Остальные виднелись в сумерках, как тёмные тени.
Сэм стоял рядом с пони, задумчиво проводил языком по зубам, мрачно вглядывался в глухую тьму, слушал, как глубоко внизу бурлит на камнях река, и меньше всего на свете стремился в данный момент тащиться навстречу каким-либо приключениям.
— Эх, Билл, дружище, — пробормотал он, — зря ты с нами связался. Оставался бы здесь и жевал себе спокойно лучшее сено, пока не пойдёт молодая травка.
Билл махнул хвостом и ничего не ответил.
Сэм поправил на плечах вещевой мешок и принялся вспоминать, всё ли он прихватил: главное, это, конечно, кухонная утварь; потом коробочка с солью, которую он всегда носил с собой и пополнял при каждом удобном случае; табачок на дорожку (эх, маловат запасец!); кремень и огниво; шерстяные подштанники; льняные; всякие мелочи, которые Фродо позабыл, а Сэм заботливо собрал, чтобы торжественно вручить хозяину, когда тот про них вспомнит. Ну, кажется, всё.
— А верёвка-то? — неожиданно припомнил он. — Эх, растяпа, позабыл про верёвку! И ведь я вчера ещё себе говорил: "Сэм, как насчёт верёвки? Наверняка же понадобится". Наверняка. Но придётся обойтись. Потому, где её сейчас добудешь?
В этот момент из дому вышел Элронд с Гэндальфом и подозвал членов отряда к себе.
— Выслушайте моё последнее напутствие, — негромко проговорил Элронд. — Хранитель Кольца начинает Поход к Роковой Горе. Он один отвечает за судьбу Кольца, он не должен ни выбросить его, ни отдать слугам Врага, ни даже позволять кому-нибудь коснуться его, кроме членов Отряда или Совета, да и то лишь в случае крайней нужды. Остальные идут с ним по собственной воле, чтобы помочь в пути. Вы можете остаться здесь, вернуться или, если так сложится, свернуть на свой путь. Чем дальше вы зайдёте, тем труднее будет отступить, но помните, что вы не связаны никакой клятвой идти дальше, чем захотите. Ибо вам ещё не ведома сила ваших сердец, и вы не знаете, что ждёт каждого из вас на этой дороге.
— Тот, кто отступает, когда дорога впереди мрачнеет, зовётся отступником, — заметил Гимли.
— Возможно, — согласился Элронд. — Но не следует тому, кто не видел ночи, давать обет идти во мрак.
— Тем не менее, клятва может укрепить слабого, — возразил Гимли.
— Или сломать, — сказал Элронд. — Не стоит заглядывать слишком далеко вперёд! Однако пока идите, не зная колебаний! Прощайте, и да хранит вас благодарность эльфов, людей и всех свободных народов! Пусть звёзды ярко освещают ваш путь!
— Счастливо… счастливого пути! — крикнул Бильбо, дрожа от холода. — Вряд ли ты сможешь вести дневник, Фродо, друг мой, но когда ты вернёшься, я жду от тебя самого подробного рассказа. Только не слишком задерживайся! До свидания!
Многие подданные Владыки Раздола дожидались в вечерних тенях, чтобы проводить Хранителей в дальнюю дорогу. Они негромко желали им доброго пути, но никто не смеялся, не пел песен. Проводив Отряд, они молча исчезали в вечерних сумерках.
Путники перешли мост и начали подниматься по крутой тропе, которая выводила из глубокой долины, где издавна жили эльфы. Выбравшись наверх, на поросшую вереском равнину, они окинули прощальным взглядом мерцающий весёлыми огоньками Раздол — Последнюю Обитель к востоку от Моря — и углубились в ветреную ночную тьму.
У Бруиненского Брода они оставили Тракт и круто свернули по узкой тропе на юг. Перед ними расстилалась изрытая оврагами и глубокими складками каменистая равнина, по которой им предстояло идти много миль и дней. Двигаться по ней было труднее, чем по зелёной долине Великой Реки с другой стороны Мглистых гор, но путники надеялись таким образом укрыться от враждебных глаз, наблюдающих за Глухоманьем. Шпионы Саурона редко показывались в пустынных краях к западу от горного хребта, поскольку троп здесь было мало и разбирались в них только жители Раздола.
Впереди отряда шёл Гэндальф; по правую руку от него — Арагорн, превосходно знавший эти места, так что темнота не была ему помехой; за ними гуськом шагали остальные путники, а замыкал шествие эльф Леголас, который, как и все лихолесские эльфы, ночью видел не хуже, чем днём. Сначала поход был просто утомительным, и Фродо почти ничего не запомнил — кроме ледяного восточного ветра. Этот ветер, промозглый, пронизывающий до костей, неизменно дул с Мглистых гор, так что путники, несмотря на тёплую одежду, постоянно мёрзли — и когда шли, и когда отдыхали. Днём они останавливались в какой-нибудь укромной ложбине или забивались в заросли колючих кустарников и спали урывками. Вечером, разбуженные очередным часовым, вяло съедали холодный ужин (развести костёр отваживались редко) и, когда совсем смеркалось, сонные, продрогшие, шли дальше, всё на юг и на юг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
