Когда обменялись приветствиями, Магомет озабоченно посмотрел на часы.
— Поспешим, друзья, — сказал он. — До Кузнецкого моста, а там мимо «Детского мира» вниз, к Манежной площади.
Из большой спортивной сумки он достал две размером поменьше.
— Ваши к а л а ш н и к и, — негромко произнес Магомет. — А вот жетоны на метро. Двинули, парни. Надо успеть выйти на рубеж, пока его не отрезали от нас напрочь.
— Если Бог за нас, кто против нас? — ответил пророку словами апостола Павла из его Послания к римлянам Станислав Гагарин.
— Если вы имеете в виду Агасфера, — заметил уже на ходу Ал Амин, — то нам Вечный Жид в деле не помощник. Мы достанем того ублюдка собственными руками. Негоже Зодчему Мира даже прикасаться к столь дерьмовой заварушке.
И снова они ехали в метро, теперь уже два святых пророка и Станислав Гагарин, малоизвестный в России писатель и вовсе неизвестный за пределами Отечества, и те, кто сидели на дерматиновых продольных лавках или качались, ухватив рукою поручень из н е р ж а в е й к и, не догадывались о том, что едут соратники спасать их, замороченных радикальными реформами и лживыми лозунгами москвичей, и таких же, как они, русских людей на обширных землях Державы, а с русскими людьми и татар с якутами, карелов с бурятами, чукчей с калмыками, тофаларов с юкагирами — и многие-многие иные народы и я з ы ц и, спасать от п р а в о в о г о террора, который грядет и грянет разом, едва прозвучит трагический выстрел, которому во что бы то ни стало необходимо не дать прогреметь в это такое безмятежное морозное утро.
Но пророки и Станислав Гагарин опоздали.
…Первый довольно вытянулся на мягком и свежем матрасе, хрустнул суставами, подумал о том, что с удовольствием сбегает на десяток километров, когда вернется в лесной домик, такой им теперь обжитый, потом просмотрит с С. А. Тановичем очередную кассету со Шварцнеггером или Ван Дамом, которым и не снились те приключения, которые выпали ему не на целлулоидной ленте, а в подлинной, оченно таки реальной жизни.
Потом состоится умная беседа с Семеном Аркадьевичем по поводу фильма, хотя умного в этих пустышках не наберется и на пару б и т о в. Но Первому нравился интеллектуальный трёп с грамотным человеком, толковище с Тановичем импонировало не помнящему родства, забывшему собственное имя террористу.
Первый даже не догадывался о том, что вот уже около часа тому назад Семен Аркадьевич Танович, бывший преподаватель научного коммунизма, засекреченный эксперт-наставник в области социальной психологии, специалист по части философии зла был сбит бетономешалкой, украденной со стройплощадки неким лицом, оставшимся для милиции неизвестным.
Удар был достаточно сильным, и злополучный эксперт С. А. Танович скончался на месте.
…Первый приладил снайперскую винтовку к плечу, глянул на Александровский садик через оптику прицела. У могилы Неизвестного солдата было пока пустынно. Официальные б у г р ы еще только готовились к церемонии и не торопились покинуть Кремль.
Пустой была и Манежная площадь, в центре которой затеяли археологические раскопки, огражденные сейчас тяжёлыми блоками с решёткой наверху — хитрый ход м о р ж о в о г о мэра Лужкова и его унтеров пришибеевых.
Первому захотелось вдруг позвать, окликнуть Гаврилу Миныча, который бдил где-то рядом, некая тоска сдавила убийце левую часть груди. Но здраво рассудив, террорист решил, что опекун может его не расслышать, а кричать нельзя, внимание привлечешь, и вообще подобные намерения противоречат строгим инструкциям, которые они с Минычем получили.
А труп его наставника медленно остывал на чердаке Университета, и теперь Гаврила Миныч не смог бы отозваться на любой призыв, разве что разбудил бы бедолагу архангельский глас, объявляющий о том, что п р о ц е с с п о ш е л, Страшный Суд приблизился к грешникам, потому и трубят ангелы о его наступлении.
Первый снова заглянул в оптический прицел и увидел, как возле могилы стали собираться люди.
Он с удовлетворением хмыкнул и отложил винтовку. Объект а к ц и и пока не возник. С этим можно не торопиться… Глоток остывшего уже кофе показался ему горьким, и террорист запил кофейную горечь пивом голландской фирмы «Goldstein».
Затем он повернулся налево, нащупал автомат, тоже снаряженный к бою — «надевая презерватив на свечку», — вспомнил поговорку Миныча — и положил у з и с правой стороны, рядом со снайперской винтовкой.
Никакого беспокойства Первый не испытывал. Он уверенно знал, что не промахнется, безопасный отход ему с Минычем обеспечен, и миссия, к которой определила его судьба, будет исполнена на высшем уровне.
…Несколько подрастерявший в Смутное Время привычный ш а р м, но пока сносно действующий еще, правда, за цену, которая превышала прежнюю в сто двадцать раз, метропоезд за десяток минут домчал Магомета, писателя и Христа до станции «Кузнецкий мост».
Три товарища вышли на Рождественку, свернули налево, затем за «Детским Миром» направо и двинулись вниз, мимо Большого театра, Охотным рядом к «Националю». Уже после Театральной площади начались кордоны, поначалу несерьезные, от которых Магомет, он предводительствовал в боевой тройке, отмахивался красной к о р о ч к о й. Пророк небрежно высовывал её до половины нагрудного кармана модной джинсовой куртки-телогрейки, и, кивнув слегка в сторону Христа и сочинителя, цедил сквозь зубы:
— Эти со мной…
Но уже на углу Тверской улицы, перед подземным переходом, куда намеревалась нырнуть наша троица, ее застопорили более серьезные люди.
Мужик в кожане, стоявший рядом с милицейским полковником, требовательно протянул руку и, раскрыв красную к о р о ч к у Магомета, внимательно изучал фотографию, сличал с лицом стоявшего перед ним пророка.
— Хорошо, — сказал к о ж а н. — Вы можете пройти, майор.
Тут взор его вопросительно обратился к Иисусу Христу и Станиславу Гагарину, которые пытались напустить на себя беспечный вид и даже силились улыбнуться тем, кто закрывал собою ведущие вниз ступени подземного перехода. Они ясно представляли себе, что последует за приказом открыть спортивные сумки, когда омоновцы увидят их содержимое.
Магомет ловко выхватил из другого кармана вчетверо сложенный листок и протянул его тому, кто проверял у мнимого майора документы.
— Мои люди, понимаешь, — небрежно обронил он. — Особое предписание…
— Слыхал-слыхал, — осклабился человек в кожане, мельком взглянув на листок, повернулся к полковнику, подмигнул ему, будто соучастнику — Я тебе говорил, Евгений Пахомыч…
Милицейский полковник понимающе кивнул и приложил руку к папахе.
— Ни пуха, ни пера, коллеги, — напутственно и участливо сказал он.
На другой стороне патрулей и кордонов не было, и пророки с писателем беспрепятственно подошли к входу в знаменитую гостиницу «Националь».
Из Соборного послания Святого апостола Иуды:
«А сии злословят то, чего не знают; что же по природе, как бессловесные животные, знают, тем растлевают себя.
Горе им, потому что идут путем Каиновым, предаются обольщению мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей».
Стихи десятый и одиннадцатый.«Это — ропотники, ничем не довольные, поступающие по своим похотям нечестно и беззаконно; уста их произносят надутые с л о в а; они оказывают лицеприятие для корысти».
Стих шестнадцатый.…Невооруженным взглядом Первый рассмотрел, что людей у могилы Неизвестного солдата становится больше. Вот подошёл от Боровицких ворот военный оркестр, подъехали три черных бронированных з и л а и пяток таких же по масти м е р с е д е с о в. Холуи в штатской одежде опрометью вылетали с передних сидений и с готовностью распахивали, демократически сгибаясь в поклоне, задние дверцы лимузинов, из которых являлись на Манежной площади вожди разных весовых категорий.
Первый снова взялся за винтовку и припал к оптическому прицелу. Патрон он уже дослал в патронник, и теперь достаточно было нажать на спусковой крючок пять раз подряд, и все пять разрывных пуль в мгновение ока поразят того и тех, в кого их выцелит вальяжно лежащий на скромном тюфячке убийца.
В перекрытие прицела вплыла обширная физиономия Юрия Михайловича Лужкова, м о р ж о в о г о мэра столицы.
Первый хмыкнул и потрогал пальцем спусковой крючок.
«Не моя добыча, — усмехнулся террорист и провел сверху вниз и снизу вверх указательным пальцем, едва касаясь спускового крючка. — Живи пока…»
Он чуть двинул стволом и рассмотрел в окуляре усатого в и ц а к а Руцкого.
«Герой, — насмешливо подумал Первый о бывшем летчике и всероссийском фермере сегодня. — Знал бы ты, к т о сейчас на тебя смотрит… В штаны бы не наложил? Впрочем, моя музыка не под твою песню…»
