— И все это время держишь под языком?
Я рассмеялся:
— Не все, но приходится долго, ты права. Что делать, технологии пока несовершенны…
Я услышал писк и ощутил царапанье в кармане, словно там проснулась мышь и пытается выбраться. Алёна смотрела, как я запустил руку в карман и что-то там ловил, в ладони появилась крупная капля ртути размером с грецкий орех. Алёна смотрела с любопытством, у меня Claytronics-2, первый выпуск, стоит баснословно дорого, это потом цена упадет в разы, а сейчас у меня в ладони предмет зависти модниц. Сверкающая капля на миг вытянулась, превращаясь в видеокамеру, я подвигал пальцами, еще не наловчился моментально находить нужное мне, и Алёна успела увидеть с десяток разных вещиц, пока у меня в руке не оказался обычный мобильник. Он в две секунды расплылся в тонкую лепешку, застыл, превратившись в экран. Изображение в триколоре, Тимур на фоне городского пейзажа, в руках лист бумаги, и сразу возопил возмущенно:
— Ты посмотри, разве это не свинство?
Буковки мелкие, рассмотреть не удавалось, я сперва зуммил до предела, потом махнул рукой и направил на стену. Автоматически включился проектор, стена превратилась в огромный экран. Я пробежал глазами по ясно читаемым строкам, в окошке появилось лицо Тимура, он с ходу комментировал отдельные пункты.
Я поморщился:
— Ну и что?..
— Они же сперли! — крикнул Тимур. — За воровство идей суды теперь головы снимают! А там не только идея, но и куски программного кода!
— Доказывать придется долго, — сказал я с сожалением. — Но пусть Мясоедов ворует, пусть… Мы даже в суд подавать не будем.
— Почему?
— Пусть увязнет, — пояснил я. — Идея нашего «Виртуального мира» замечательная, но… хороша для вчерашнего и сегодняшнего дня. Для завтрашнего — надо иное. Мы это сделаем! А он прогорит… Ладно, Тимур, у меня сегодня очень серьезный день, а завтра вообще ждет чуть ли не плаха. Давай, увидимся!
Я отключил связь, Алёна перехватила мой внимательный взгляд, вскинула брови:
— Ты чего?
Я сказал с откровенностью человека, который вот-вот станет прозрачным со всеми его мыслями и чувствами:
— Похоже, я хочу тебя затащить в постель.
Она наморщила нос:
— Да зачем это тебе?
— Не знаю, — ответил я с неловкостью. — Атавизм. Когда тащишь женщину в постель, то вроде бы утверждаешь над ней свое превосходство.
Она мягко улыбнулась:
— Володя, тебе не надо утверждать свое превосходство надо мной! Я его и так признаю целиком и полностью. Ты — лучший, ты — умнейший, ты самый креативный, ты вообще самый замечательный!
Я пробормотал:
— Даже самые лучшие женщины предпочитают, чтобы их подруг хвалили за ум, а не за крутые бедра и шелковый анус. Так и мы предпочитаем, чтобы нас хвалили вовсе не за ум…
Она расхохоталась:
— Но ты же не таков?
— Я тоже так думал, — пробормотал я.
— И что изменилось?
Я прямо посмотрел на нее.
— Сам не понимаю. Это что-то в тебе. Признавайся, что?
Она пугливо осмотрела себя, даже попыталась заглянуть за спину, выворачивая шею, как скрипачка.
— Давай спать, — предложила она. — Меня озноб бьет перед днем завтрашним.
Глава 13
Утром, накачавшись крепким кофе, мы молча и на трясущихся ногах вышли и спустились в подземный гараж. Алёна смотрит подбадривающе, но я видел, что и она трусит, однако — настоящая женщина! — изо всех сил подбадривает меня, самца, который должен идти впереди стада и рушить все преграды.
Выруливая на дорогу, я кивнул на тротуар:
— Женщины одна другой краше… Это и твоя клиника работает! Улучшаете мир…
Она ответила отстраненно:
— У меня в глазах рябит от одинаковых лиц. С этой чертовой хирургией пошло расслоение женщин на два типа.
— Всего-то, — сказал я не столько потому, что ой как интересно, а чтобы не молчать и не придумывать ужасов больше, чем уже напридумывал. — А какие?
— Одни, — сказала она, — ориентируются на сильных и решительных мужчин…. точнее, вообще на мужчин. Потому делают внешность беспомощных дурочек. Здесь, как понимаешь даже ты, особенно мощное соревнование. Хирурги могут выполнить любой заказ, а столько одинаковых дурех в одном месте… гм… многовато.
— А второй тип?
— Те, кто махнул на мужчин рукой. Или денег нет на пластические операции, или же, наоборот, слишком много. Могут либо покупать нужных себе мужчин, либо получать оргазмы другими способами. Как понимаешь, когда деньги есть, это тем более не проблема. Такие женщины резко отличаются от первого типа.
Я покосился на нее, она прямо смотрит вперед, красивая и холодновато-спокойная.
— Ты, — спросил я осторожно, — второй вариант?
Скупая улыбка тронула ее губы.
— Во всяком случае, не первый.
Корневицкий, неслыханное дело, сам встретил нас у входа, поцеловал Алёне руку, чем несказанно удивил нас обоих. Втроем мы поднялись на верхний этаж, где в пентхаусе расположился лабораторный центр.
Кабинет роскошен именно простотой и величием суперэлитной аппаратуры, что безупречна именно дыханием следующего века. Из-за стола поднялся человек в синем халате, от стены отделились две молодые женщины с одинаковыми лицами.
— Здравствуйте, — сказал человек в синем. Он приятно улыбался и смотрел очень заботливо. — Операцию буду делать я, обещаю, что все пройдет хорошо. Не волнуйтесь, садитесь в это кресло… Сейчас вам сделают обезболивание, еще пять минут, чтобы подействовало, и… начнем.
Алёну увели, как я понял, в соседний кабинет, где ее, наверное, ждет другая бригада. Я опустился в кресло, оно мгновенно приняло удобную для меня форму, спинка медленно и бережно опустилась.
— Все будет хорошо, — снова повторил хирург. — Вы не рядовые пациенты, время тех придет позже… если решатся, а вы — особые. Потому вами сейчас занимается лучший нейрохирург планеты. Это не похвальба, хотя я не прочь похвастать, это для вашего спокойствия… Я в самом деле лучший. Так что не волнуйтесь…
Обезболивающее подействовало, я понял по беспечности в голове и полному отсутствию ужаса. Вообще весь кабинет напоминает стоматологический, даже кресло такое, но я только в детстве страшился зубных врачей, тогда еще в самом деле было больно и страшно, но потом родители перевезли в Москву, плюс прошло двадцать лет, и когда снова попал к стоматологам, балдел в кресле, лениво наблюдая, как что-то там делают в моей пасти.
Сейчас хирург спокойно и с самым деловитым видом занимался своим делом, две медсестры попеременно, а иногда и обе, трубками то ли забирали кровь, то ли вводили обеззараживающую жидкость, я смотрел снизу в их нависающие надо мной раздутые ноздри и старался понять, у женщин волосы в этих трубах не растут или их как-то уничтожают в зародыше, ну не бывает таких идеально чистых дыр. Можно скользить взглядом по внутренней стороне долго, до самого мозга… хотя зачем он такой куколке, что дразняще так это прикасается мягкой грудью к моей голове, молодец, отвлекает, у меня воображение уже разыгралось, пытаюсь представить, это у нее такой напряженный сосок или же…
Потом пришел еще один, я видел четыре двигающиеся руки, слышал треск надрезаемой кожи, потом долбили сам череп, однако боли все еще нет. Я начал было засыпать, но красивая медсестра с предельно низким декольте, откуда вот-вот выпрыгнут вот такие, завела со мной хитрый разговор, прямо сейчас разденется, я вяло отвечал, но интерес не дал заснуть довольно долго, а когда я решил, что сдаюсь и посплю, из-за головы донесся бодрый голос:
— Все! Взбодрите пациента.
Снова укол, я ощутил, что мозги и все чувства начинают как бы просыпаться, освежаться. Медсестра улыбается игриво, я снова подумал, что можно бы ее как-то, сама напрашивается, а штучка еще та, меня в это время осторожно трогали, помогли вылезти из кресла.
Второй хирург исчез, а первый сказал довольно:
— Вот зеркало.
Его притащили специально, огромное, почти в рост. Я придирчиво осмотрел левую сторону головы, в одном месте торчат мокрые волосы, еще не высохли от промытой крови. Шов настолько умело запрятали в волосах, что прямо косметическая хирургия.
В дверях появился Корневицкий, на лице странное выражение, спросил шепотом:
— Ну как? Что-нибудь чувствуешь?
— Ничего, — ответил я разочарованно.
Хирург сказал, защищаясь:
— Погодите, организму надо принять инородный предмет! Мы сделали все, что могли, но можем не слишком много. Через два-три дня увидим, что получилось.
Корневицкий напомнил:
— Вы обещали уже к концу дня!
— Да, — ответил хирург. — Как только отойдет анестезия, сигналы ломанутся, как стадо к водопою. Но пробьются ли… Там та-а-а-ака-а-а-ая стена! В общем, ждем.
Алёна появилась очень не скоро, мне показалось, что прошло несколько часов. Я спросил шепотом:
