пути с нейтральных Балкан — запретила какой-либо транзит через свою территорию и почти открыто стала проводить расистскую внутреннюю политику. Бен-Гуриону и его коллегам в Еврейском агентстве обещания и выражения доброй воли со стороны союзников казались все более бессодержательными.
Следует заметить, что еще в мае 1940 г. Бен-Гурион, как и Вейцман, не исключал компромиссного решения палестинского вопроса. Как председатель исполнительного комитета Еврейского агентства, он был готов рассматривать план раздела как основу для обсуждения, даже если речь шла об ограниченном в политическом плане двунациональном государстве, построенном на арабско-еврейском паритете. Не только масштаб еврейской трагедии превратил Бен-Гуриона в бескомпромиссного сторонника самостоятельного еврейского государства. В 1942 г. он посетил Соединенные Штаты и там почувствовал “пульс великого американского еврейства, пяти миллионов евреев”. Первый за многие годы визит в США открыл Бен-Гуриону нечто новое — он ощутил во всей полноте скрытые силы своего народа. После этой поездки в Америку Бен-Гурион заговорил со своими коллегами о еврейском государстве в Палестине как о месте, куда “надо как можно быстрее переселить миллионы евреев после войны”. Кроме того, он понимал, что теперь, после уничтожения европейского еврейства (хотя истинные масштабы трагедии были еще неизвестны), умеренная официальная программа сионистов может быть радикально изменена только при поддержке евреев Америки. В результате по инициативе Бен-Гуриона была проведена Чрезвычайная сионистская конференция, которая должна была сформулировать послевоенные цели движения. Конференция проходила в нью-йоркском отеле “Билтмор” с 6 по 11 мая 1942 г. На ней присутствовало шестьсот делегатов, по большей части американцев, но были также и лидеры европейского сионизма, и три члена исполнительного комитета, в том числе Вейцман и сам Бен-Гурион. На конференции обсуждались претензии евреев к англичанам и была принята решительная резолюция с требованием превращения Палестины “в еврейское государство, интегрированное в структуру нового демократического мира…”.
Бен-Гурион и его единомышленники, вероятно, не рассчитывали на то, что получат всю Палестину, они были вполне готовы пойти на раздел и следующие из этого территориальные ограничения. Но они уже не желали поступиться еврейской самостоятельностью, то есть тем, о чем раньше стремилось не упоминать Еврейское агентство, опасавшееся вызвать раздражение у арабов и англичан. Бен-Гурион достиг своей цели — он обеспечил твердую поддержку своей максималистской программе. Кроме того, он намекнул, что для ее реализации можно, если потребуется, прибегнуть к насилию. “Будем готовы и к другому пути — пути вооруженной борьбы… Наша молодежь должна быть готова сделать все возможное, когда придет время”, — заявил он 16 мая 1942 г. в меморандуме, адресованном Еврейскому агентству. Но воинствующие сионисты едва ли многого добились своей откровенной программой. Они заблуждались, думая, что участие ишува в военных усилиях союзников, пусть и противоположное пронацистской позиции арабов, давало сионизму ту свободу действий, которую он в течение короткого времени и при уникальных обстоятельствах имел в период Первой мировой войны. Несмотря на экономические и политические возможности, которые чувствовали Бен-Гурион и другие в американском еврействе, сионизм отнюдь не был могучей силой на международной арене. Раны, нанесенные европейской Катастрофой, были глубоки. И друзья, и недруги в равной мере видели в евреях народ, обреченный на безнадежное прозябание. Широковещательные декларации, казалось, были в его положении совершенно неуместны.
Кроме того, представления Бен-Гуриона о государственности резко противоречили взглядам Вейцмана. Различие это не было очевидным, ведь во время дебатов по поводу раздела Палестины в 1937 г. Вейцман первым высказался за создание государства, пусть даже на части территории Святой земли. “Мы должны будем решить [в конце войны] проблему трех миллионов человек, — писал он в 1941 г. — Даже с финансовой точки зрения еврейское государство необходимо, чтобы осуществить политические действия в таких масштабах”. В 1942 г. в статье, опубликованной в “Форин эфэарз”, Вейцман подчеркнул, что еврейское государство является также “делом моральной необходимости и решительным шагом на пути к подлинному освобождению”. Он неоднократно предсказывал, что в результате войны возникнут арабская федерация и еврейское государство, и выражал надежду на сотрудничество между ними. Поэтому Билтморская программа никак не противоречила точке зрения Вейцмана. Более того, формулировка, принятая на Чрезвычайной конференции в Нью-Йорке, была разработана Меиром Вайсгалом[287], одним из ближайших помощников Вейцмана.
Тем не менее Вейцман рассматривал эту программу как декларацию будущих планов, и вопрос о сроках ее осуществления, с его точки зрения, оставался открытым. Приверженец постепенности, лидер сионистов по-прежнему представлял себе непрекращающийся поток еврейских иммигрантов, благодаря которому со временем возникает еврейское большинство, а затем и его автономия в Палестине. Для Бен-Гуриона же Билтморская программа означала, что наконец положен предел нерешительности и неопределенности в планах сионистов. Голосование в Нью-Йорке, с его точки зрения, давало полномочия на немедленное создание государства и переселение сотен тысяч иммигрантов в Палестину в самые кратчайшие сроки. По возвращении из Соединенных Штатов Бен-Гурион поделился своими взглядами с общественностью ишува и заручился широкой поддержкой. Он особенно подчеркивал, что максималистские требования заставят сообщество государств рассмотреть еврейскую проблему как раз в тот момент, когда будут решаться проблемы других народов. Лучше, настаивал он, просить побольше. 19 ноября 1942 г. Комитет по сионистской деятельности подавляющим большинством голосов принял Билтморскую программу. Вейцман тогда находился в Нью-Йорке и не мог представить ишуву свою интерпретацию. Страшно усталый, еще не оправившийся после гибели своего младшего сына, летчика английской военной авиации, стареющий лидер сионистов все больше отрывался от палестинского еврейства. Он, бесспорно, проигрывал в столкновении с Бен-Гурионом.
Как ни странно, англичане почти не реагировали на новые веяния в сионистской среде. Не обратили они внимания и на рост ишува, способствовавший решительному настроению палестинского еврейства. А ведь за годы между двумя мировыми войнами еврейское население Палестины увеличилось с 85 тыс. человек (то есть 10 % от всего населения) до 560 тыс. в 1946 г., составлявших уже 32 %. Быстро набирало темп развитие еврейского сельского хозяйства. С 1939 по 1947 г. были основаны 94 новые сельскохозяйственные колонии, причем половина — за годы войны, а общее число их достигло 348 с населением 116 тыс. человек. Только с 1937 по 1943 г. количество евреев, занятых в промышленности, увеличилось почти вдвое: с 22 до 46 тыс. Объем еврейского промышленного производства в стоимостном выражении вырос примерно в пять раз — с 7,9 млн палестинских фунтов в 1937 г. до 37,5 млн в 1943 г.
Мандатная администрация не оценила и радикальных перемен в структуре еврейской экономики в Палестине, и тех последствий для еврейского самосознания, к которым эти перемены привели. В начале 1943 г. верховный комиссар сэр Харольд Мак-Майкл обратился по радио к населению страны с разъяснениями плана послевоенной экономической политики. Он подчеркнул преимущественно аграрную ориентацию Палестины и призвал к сворачиванию тех индустриальных предприятий, которые возникли во время войны. В дальнейшем
