особое внимание следует обратить на повышение жизненного уровня арабского населения, заявил Мак-Майкл. Эта передача привела Бен-Гуриона и сотрудников Еврейского агентства в ярость. Ведь арабы практически не участвовали в военных усилиях, а экономика ишува развивалась, чтобы поддержать союзников. Кроме того, сионисты усматривали в плане Мак-Майкла неприкрытую попытку ограничить возможности ишува в том, что касалось абсорбции иммигрантов. На следующий день Бен-Гурион выступил от имени агентства с бескомпромиссным ответом: “Наша программа — максимальное развитие страны в области сельского хозяйства, промышленности и морского транспорта с тем, чтобы за кратчайший срок подготовиться к возможно более массовой иммиграции”. Он добавил, что при любых обстоятельствах ишув будет делать ставку на “развитие”, а не на “восстановление”.
Вскоре после этого вызов, брошенный Бен-Гурионом, был подтвержден действиями: участники еврейского подполья проникли на несколько английских военных баз и похитили оружие и боеприпасы. В ответ мандатная администрация направила полицию на розыск похищенного. Суровые полицейские меры позволили выявить тех, кто занимался контрабандой трофейного оружия. Многие еврейские подпольщики были надолго заключены в тюрьму. Генерал Вильсон вспоминал в своих мемуарах, что к январю 1944 г. Еврейское агентство
“…в некоторых отношениях присвоило себе полномочия и статус независимого еврейского правительства. Оно не пыталось больше отрицать наличия тайных складов оружия и заявляло о своем праве не только иметь оружие в целях самообороны, но и противодействовать любым попыткам законных властей выяснить, где эти склады находятся. В сущности, правительству был брошен вызов, и можно сказать, что в известной мере восстание уже стало реальностью”.
Вильсон не преувеличивал. В Палестине возник ряд неподконтрольных Еврейскому агентству активно действовавших групп, малочисленных, но фанатичных, не желавших стеснять себя рамками сионистской дисциплины в то время, как в Европе уничтожают евреев, а англичане преграждают беженцам доступ в Святую землю. Эти группы взяли на вооружение насильственные методы. Это “трагическое, бесполезное, нееврейское обращение к терроризму”, как охарактеризовал его Вейцман, привлекло внимание лидера сионистов, когда он в 1944 г. вернулся в Палестину. Из всех групп, входивших в зарождавшееся подпольное движение, самая экстремистская называлась Лехи[288]. В Лехи насчитывалось не более трехсот членов. Возникла эта группа, как и ряд других еврейских военизированных организаций, вскоре после арабского восстания 1936–1939 гг. Основатель Лехи Аврагам Штерн[289], светловолосый тридцатилетний выходец из Польши, учитель и любитель поэзии, некоторое время изучал классическую филологию в университете во Флоренции. Там, в Италии, он испытал сильнейшее влияние фашистской военной тактики и перенял англофобию Муссолини. Вскоре Штерн убедился в том, что британское присутствие на Ближнем Востоке несовместимо с дальнейшим развитием еврейского национального очага, а значит, все силы следует бросить на подготовку восстания против англичан. Другие группы в еврейском подполье, даже Эцель, еще не зашли так далеко.
После начала войны Штерн занял еще более крайнюю позицию. В 1941 г. он попытался наладить контакт с Отто фон Хентигом, германским эмиссаром в Сирии, рассчитывая договориться с ним о совместных действиях против англичан в Палестине. Немцы с презрением проигнорировали это предложение. Стремясь получить деньги, Штерн и его группа вскоре дошли до того, что начали грабить банки. В январе 1942 г. группа Лехи попыталась убить офицера британской разведки, но от взрыва бомбы погибли два еврея-полицейских. Через несколько недель Штерн был застрелен полицией. Эти события отнюдь не умерили пыл его товарищей, напротив, группа Лехи начала действовать еще активнее. Некоторые члены ее были восточными евреями, выросшими в трущобах Тель-Авива и Иерусалима, но в состав организации входило немало выходцев из Европы, семьи которых были уничтожены нацистами. Их безудержная ненависть к англичанам граничила с безумием. Например, один из убийц лорда Мойна, Элиягу Хаким, был свидетелем того, как в хайфском порту затонула “Патриа”, и воспоминание об этой трагедии сопровождало его всю жизнь.
После 1942 г. члены Лехи во главе со своими новыми лидерами Натаном Ялин-Мором[290] и д-ром Исраэлем Эльдадом (Шайбом)[291] пришли к выводу, что только с помощью насилия можно изгнать англичан из Палестины. Вымогая деньги у евреев-лавочников, они перешли к вооруженным нападениям на английских полицейских. Нередко в перестрелках погибали сами подпольщики. Однако их действия все ужесточались. Все суровее становилась и ответная реакция англичан, перешедших к повальным арестам, введению комендантского часа и смертной казни за незаконное ношение оружия. Тем не менее подполье действовало с неослабевающей энергией и даже совершило 8 августа 1944 г. неудачное покушение на жизнь верховного комиссара сэра Мак-Майкла. Три месяца спустя группа Лехи осуществила самое дерзкое свое преступление. В Каире было совершено покушение на лорда Мойна, британского министра по делам Ближнего Востока. Уолтер Эдуард Гиннес, первый барон Мойн, был миллионером, владельцем компании по производству пива “Гиннес”, мягким и всеми уважаемым человеком. После того как лорд Ллойд умер, Мойн в течение некоторого времени руководил Министерством по делам колоний, а в январе 1944 г. стал министром по делам Ближнего Востока. Сионисты считали его своим врагом еще с тех времен, когда он был министром по делам колоний. Возможно, сыграло свою роль и то, что он категорически отверг бартерную сделку, предложенную Эйхманом в обмен на освобождение венгерских евреев.
6 ноября, меньше чем через два дня после того, как Вейцман побывал на обеде у Черчилля в Лондоне и преисполнился новых надежд, два члена Лехи смертельно ранили Мойна, когда тот выходил из резиденции. Обоих юношей судили в Каире 10 января 1945 г., приговорили к смерти и повесили.
За немногими исключениями, сионисты пришли в ужас от убийства Мойна. Потрясенный Вейцман, находившийся в момент покушения в Лондоне, обещал Черчиллю, что палестинское еврейство “сделает все от него зависящее, чтобы выкорчевать это зло из своей среды”. Бен-Гурион поддержал его, обратившись к ишуву со страстным призывом “изгнать всех членов этой подпольной банды и не предоставлять им ни убежища, ни помощи… После этого Тагана перешла в наступление против членов организаций Эцель и Лехи и начала выдавать их английской полиции. Но сионистскому делу уже был нанесен большой ущерб. Через десять дней после убийства, обращаясь к палате представителей, Черчилль выступил с резким предостережением против террористической деятельности в Палестине. “Если нашим мечтам о сионизме суждено развеяться в дыме от выстрела убийцы, — сказал он, — а заботы о будущем сионизма порождают новую природу гангстеров, достойных нацистской Германии, мне, как и многим, придется пересмотреть те позиции, которые мы столь долго и последовательно отстаивали”. Убийство Мойна показало англичанам, какое ожесточение зреет среди евреев Палестины. Хотя ишув осудил этот акт в той же мере, что и британская общественность, на этом период сотрудничества, период правительственных обещаний и еврейской доверчивости завершился.
