Италию. Похороны состоялись на следующий день в Риме. Феррари, оставшись в Модене, послал венок.
Смерть Муссо вскрыла заживающие, но еще не зарубцевавшиеся раны. Как и в прошлом году, пресса моментально обвинила Феррари, и были те, кто дошел до клеймения производителей спортивных автомобилей как «убивающих серийно ради прибыли». Но на этот раз официально высказался и Ватикан, и это было беспрецедентно. В среду, 9 июля, через три дня после аварии в Реймсе, римская газета опубликовала статью под говорящим о многом заголовком «Промышленный Сатурн[75]».
Личное нападение на Энцо Феррари – без упоминания его имени – было сформулировано в самом начале: «Сатурн нашего времени, переродившийся в промышленного лидера, продолжает пожирать своих детей. Это, увы, не миф, а реальность». И далее: «Луиджи Муссо – последняя из его жертв, на ней сосредотачиваются проявления траура и сочувствия, у которых есть один серьезный недостаток: из этих столь часто повторяющихся случаев не извлекается здравый урок, не приходит понимание того, что из-под всеобщего удивления от происходящего прорывается внутренний призыв: “Хватит!“».
Osservatore Romano сделала из этого «моральный вопрос», отмечая «предлог науки и прогресса» со стороны Феррари, скрывающего «промышленный, экономический интерес, делающий хронометр средством рекламы, даже если его показания совпадают со статистикой жертв». Таким образом, католическая Церковь начала войну против Энцо Феррари, а заодно – против автогонок и того, что официальный орган Ватикана назвал «преднамеренными самоубийствами великих спортсменов».
Исходя из религиозного миропонимания нового Великого инквизитора, дискуссия об автогонках приобрела новое направление, перешла на этический уровень. И Феррари оказался в центре санкционированной Церковью полемики, связанной с моральными аспектами автогонок. Напуганные весом и священностью своего собеседника, компетентные спортивные органы Италии, которая к тому времени крепко стояла на христианско-демократических ценностях (а нужно помнить, что за три недели до аварии в Гвидиццоло к Феррари в официальном порядке приезжал президент Итальянской Республики Джованни Гронки) остереглись занимать какую-либо позицию, и Феррари снова оказался в центре внимания.
Оставленный без защиты теми, кто должен был его защищать, а именно – спортивными органами ACI и CSAI[76], Феррари прибег к многократно испытанной в прошлом тактике, и вскоре стало известно о его намерении завершить участие в гонках в конце года, или, по крайней мере, серьезно ограничить свое присутствие в них. В кругу его друзей даже циркулировали слухи, что, если бы не борьба с «Вануолл», он немедленно вышел бы из числа участников «Формулы-1».
Феррари продолжил идти своей дорогой и заниматься своим делом. Следующая гонка в Англии укрепила его позиции в чемпионате мира, но та, что последовала после нее, вновь завершилась трагедией. На этот раз в Германии погиб Питер Коллинз, победитель Гран-при Великобритании.
В воскресенье, 3 августа, Коллинз вылетел с трассы на одном из самых опасных участков «Нюрбургринга», когда сражался с «Вануолл» Тони Брукса. Его Феррари трижды перевернулась в воздухе. Выброшенный из салона, Коллинз приземлился на кустарник, несколько секунд провисел на нем, затем они поддались под его весом. Подоспевший комиссар трассы услышал, как, прежде чем потерять сознание, английский пилот пробормотал: «Как Муссо».
Но тот летний редакторский комментарий Osservatore Romano был лишь закуской перед главным блюдом. В начале осени, когда до конца сезона «Формулы-1» оставалась одна гонка, Феррари оказался на прицеле у Общества Иисуса. 4 октября 1958 года в выпуске Civiltà Cattolica иезуит Леонардо Аццоллини вернулся к теме аморальности гонок в длинной статье под названием «Бессмысленное истребление: гонки автомобилей на скорость».
Отец-иезуит не щадил никого: «ответственные публичные организации… общественное мнение, которое сначала… ждет» гонку, «затем возмущается, не может примириться с их отменой… зрители, которые подстрекают и восхваляют… гонщиков, участвующих в них» но прежде всего – «производителей гоночных машин», которым «непросто избежать ответственности», потому что «их продукт несет в себе ужасную способность вызывать трагедии и катастрофы». И здесь, воздерживаясь «от моральной оценки», он цитировал Феррари и его «очень показательную самокритику, хоть и несколько неопределенной формы», – слова, сказанные годом ранее на поминках Кастеллотти, когда моденский автопроизводитель задал себе вопрос: не является ли он настоящим виновником этих трагедий, ведь он предоставляет пилотам машины, за рулем которых они находят свою смерть?
Закончил Аццоллини так: «Все скоростные гонки – как на автодромах, так и на улицах, в какой бы форме они ни проводились – должны быть запрещены». И эта широко цитируемая в национальной прессе статья лишь усилила споры.
До окончания чемпионата мира-1958 оставалась всего одна гонка, Гран-при Марокко. Хоторн лидировал в чемпионате, но победа и лучший круг в исполнении «Вануолл» Стирлинга Мосса в Касабланке все еще могли отнять у британского пилота «Феррари» корону. Мосс победил, установил лучший круг, но второе место Хоторна принесло ему чемпионский титул, четвертый для Феррари. «Вануолл» утешился первым Кубком конструкторов, который ускользнул от Феррари главным образом из-за увольнения части его команды летом.
Подкошенный смертью своего партнера и близкого друга Коллинза, Хоторн по возвращении в Лондон объявил о своем уходе из автоспорта. Он никогда не считал себя профессиональным пилотом, достиг поставленной цели и не намеревался подвергать себя дополнительным рискам. Феррари осталось только воспоминание о «гонщике, вызывающем удивление своими возможностями и», в то же время, «несистемностью».
Феррари потерял Кубок конструкторов, но выиграл чемпионат мира по гонкам на спорткарах, в пятый раз за шесть лет. Важным фактором стала «250 Testa Rossa», для которой это был дебютный сезон – ее привели к победе Питер Коллинз с Филом Хиллом в «1000 километров Буэнос-Айреса» и «12 часах Себринга», Луиджи Муссо с Оливье Жандебьеном в «Тарга Флорио», а также Оливье Жандебьен с Филом Хиллом в «24 часах Ле-Мана».
Чтобы ответить на обвинения в пренебрежении моральным аспектом, вызванные двумя статьями в католической прессе, – а была еще и третья, на страницах журнала Orizzonti, где смерти его гонщиков ставились на одну доску со смертью его сына, – Феррари решил изменить формат традиционной встречи с прессой в конце года. 9 декабря вместо ужина и речи, истоки которых уходили в годы Скудерии, он созвал пресс-конференцию, после которой планировался обед, но в рамках этой встречи журналисты, которых он пригласил – в Модену их прибыла сотня, – могли задавать все интересующие их вопросы в ходе дискуссии, которая, как он надеялся, лучше всего послужит его интересам.
«Когда-то в Италии гонки восхваляли, – сказал Феррари, отвечая на первый вопрос по основной теме встречи, – затем их приветствовали, потом они стали терпимыми, сегодня они запрещаются, а между тем королева Великобритании приглашает чемпиона мира за свой стол, признавая тем самым роль автоспорта».
«Моральный приговор, который был нам вынесен,
