Фицроджер покачнулся и свалился с лошади, грузно ударившись о землю, схватился рукой за горло, забился в конвульсиях и затих. Все движение вокруг тотчас прекратилось, и бойцы с обеих сторон опустили оружие, словно кровь всей битвы текла через тело Мориса.
– Папа! – Верен, сын Мориса, соскочил с лошади и присел рядом с отцом. – Папа! – Он потряс за плечо лежащего в дорожной пыли человека, потом перевернул тело, лихорадочно ища признаки жизни. – Ты убил его! – воскликнул Верен, подняв на Фулька полный ненависти взгляд. От слез его голос дрожал.
– Так же, как он убил бы меня, – тяжело дыша, ответил Фульк. – Так же, как он в свое время убил моего отца. Это был честный бой, Господь решил его исход. – Он шевельнул мечом, лезвие которого было по-прежнему чистым и зеркально-ярким. – Забирай тело отца и уходи, пока можешь.
– Ты заплатишь за это! – прорычал Гвин, вставая рядом с братом.
– Не тратьте время на пустые угрозы. Я проявил милосердие, разрешив вам забрать тело отца и покинуть поле боя. Идите же, или пусть кровопролитие продолжится.
Молодые люди переглянулись. Фульк видел, что оба колеблются. Весь их боевой опыт ограничивался мелкими приграничными стычками. Противник превосходил их в подготовке, и они это понимали.
– Еще ничего не закончилось! – злобно произнес Гвин, когда они с Вереном подняли труп отца и положили на его коня.
– Пока нет. Но скоро закончится, – угрожающе ответил Фицуорин.
Отряд Фицроджера ускакал, забрав с собой мертвых и раненых. Фульк повернулся к своим людям. Слава Богу, все живы, однако не обошлось без нескольких серьезных увечий – кто-то лишился пальца, у кого-то была сломана ключица. Иво хорошенько ткнули булавой в ребра, и он морщился от нешуточной боли. Мод хлопотала над ранеными: перевязывала, утешала. Но когда Фульк сошел с коня, бросилась к нему и заключила в объятия.
– Господи! – чуть не рыдая, выговорила она. – Я думала, тебя убьют!
– Тише-тише, все в порядке. – Он погладил Мод по спине и с трудом сдержал желание изо всех сил прижать ее тело к железным завиткам кольчуги. – Подумаешь, событие! Всего лишь мелкая стычка! Я уже не раз попадал в гораздо более серьезные передряги. – И сам поморщился от нелепой бравады.
– Но люди Фицроджера погибли, и не говори мне, что они были совсем неопытные воины, которые никогда меча в руках не держали. Ты мог оказаться на их месте. – Она сглотнула слезы и прикусила губу, стараясь сдержаться.
– Но ведь не оказался! – Фульк пальцем поднял подбородок жены. – Если я и переживал, то только за тебя, такую нежную и беззащитную посреди всей этой кутерьмы. Ты боялась за меня, но даже не представляешь, насколько больше я боялся за тебя!
Они коротко, но страстно поцеловались. Помня о своем долге перед войском, Фульк оторвался от нее, чтобы поговорить с ранеными. Дрожа, но тоже помня о своих обязанностях, Мод занялась ранеными.
Уильям схватил Фулька за рукав:
– А если мы прямо сейчас попробуем захватить Уиттингтон, каковы, по-твоему, шансы на успех? – с горящими глазами спросил он.
Его горячность на мгновение разожгла азарт и в сердце самого Фулька, но он заставил себя думать головой.
– Пока живы сыновья Фицроджера, гарнизон не откроет нам ворота, а мы вряд ли сможем организовать осаду по всем правилам.
– Тогда что же мы будем сейчас делать?
Фульк глянул на брата через плечо.
– Отвезем Мод и раненых в Хигфорд, а там посмотрим, – сказал он и добавил потише: – У меня есть мысль – перейти границу и двинуться в Уэльс.
Брови Уильяма взлетели вверх.
– В Уэльс?!
– Морис Фицроджер состоял в родстве с Гвенвинвином, правителем Южного Поуиса. Ты знаешь, как серьезно валлийцы вершат родовую месть.
– Ты считаешь, Гвенвинвин начнет нас преследовать?
– Вполне возможно. Помимо того что я убил его дальнего родича, Уиттингтон – удобная приграничная крепость, а Гвенвинвин выступает союзником Иоанна в охране границ. Они оба хотят ограничить власть Лливелина, правителя Гвинеда.
Уильям нахмурился, но вскоре лицо его просветлело.
– То есть мы хотим нанести визит Лливелину и предложить ему свои услуги?
– Думаю, в сложившихся обстоятельствах это лучший вариант.
Уильям кивнул, повеселев. Фульк усмехнулся. Его брат так легко подхватил идею об Уэльсе, поскольку это путешествие обещало новые впечатления и приключения. Кроме того, гибель Мориса подняла его моральный дух, и, надо думать, всем им еще несколько дней предстоит терпеть радостное возбуждение Уильяма. Фульк удивлялся, почему сам не испытывает такой же эйфории. Может быть, она придет, и еще удастся улыбнуться и заставить себя поднять кубок за победу, а возможно, бремя полководца окажется слишком тяжким и пересилит радость.
– Что ты там такое говорил Уильяму про Уэльс? – После очередного акта любви Мод склонилась над Фульком, внимательно разглядывая мужа при свете горящей в подсвечнике свечи. Сегодняшнее сражение оставило на его теле очень мало следов. Лишь кое-где пятна синяков свидетельствовали, что он дрался не на жизнь, а на смерть.
Самой Мод казалось, что она до смерти не забудет об этом бое. Одно дело смотреть турнир, и совершенно другое – оказаться в гуще сражения, где либо убиваешь ты, либо убивают тебя. Никакой галантности, никаких вторых попыток и безопасного тупого оружия. Металлический запах крови, смешанный со вкусом пыли, скрипящей на зубах.
Она случайно подслушала часть разговора между Фульком и Уильямом, пока перевязывала раненых. И сейчас решила выяснить, что они задумали.
Муж в ответ взглянул на нее исподлобья.
В Хигфорде в их распоряжении была огромная кровать в спальне на верхнем этаже. До чего же хорошо остаться наконец наедине: подобное удовольствие выпадало им редко. Эммелина, тетка Фулька, настояла, чтобы все, кроме новобрачных, ночевали внизу, вокруг очага в зале.
Фульк намотал на палец серебряную прядку волос жены, а потом отпустил, любуясь на получившийся завиток.
– Мне нужно навестить принца Лливелина ап Иорверта, – сказал он. – Морис Фицроджер приходился родственником уэльскому правителю Гвенвинвину, а Лливелин – его соперник. Лливелин понимает, что значит заключать союзы и что такое воевать с приграничными баронами.
Мод сощурилась. Известие сие явно не вызвало у нее восторга.
– И когда ты собирался мне все рассказать? – требовательно вопросила она. – Когда выедем за ворота? Или, может быть, вообще никогда?
Фицуорин неловко поерзал:
– Я просто ждал подходящего момента. За весь день мы впервые остались одни, и… и Лливелин, конечно, для меня очень важен, но, сама понимаешь, мои первые мысли были вовсе не о нем.
