так надоел, так приелся, что, казалось, дай Борису Николаевичу волю и возможности, естественно, то разнес бы он, в первую очередь, весь этот хорошо продуманный какими-то неизвестными архитекторами дизайн к чертовой матери. Ей-богу, разнес бы!
Когда раздался знакомый мелодичный звон где-то под потолком, одновременно в левом и правом углах комнаты, там, где бесшумно вращались на кронштейнах две телевизионные камеры, два «телеглаза», день и ночь наблюдая за действиями Бориса Николаевича, бывший майор из строевой части нахмурился, но головы не повернул. Он знал, что последует за этим сигналом — с ним начнут общаться.
— Общаться! — в третий раз за утро усмехнулся Борис Николаевич. — В гробу я видел все эти общения…
Он хотел что-то еще добавить, но голос, прозвучавший из скрытых динамиков, мягко и ласково перебил его:
— С добрым утром, Борис Николаевич!
Борис Николаевич не ответил.
— Борис Николаевич, вы меня слышите?..
— Слышу, — наконец неохотно отозвался он.
— Вот и славно! — искренне обрадовался голос. — А то я уж начал грешить на технику. Тут, понимаете ли, такая сложная техника, что не знаешь, когда и где она тебя подведет… — голос выдержал паузу и негромко засмеялся.
Борис Николаевич тоже кисло улыбнулся, все еще разглядывая серый бетонный квадрат.
— День-то какай! — задушевно воскликнул голос.
— День как день…
— Э, нет, батенька, вот тут вы совсем неправы! — как ни в чем не бывало продолжил голос, он словно игнорировал настроение Бориса Николаевича. — Надо уметь радоваться малому, а уж когда утром сам встал, сам подошел к окну, сам посмотрел вокруг… Ведь это же целая Вселенная!
— Вы на что намекаете? — подозрительно спросил Борис Николаевич, он по-прежнему стоял спиной к телекамерам, но было уже видно, что готов вот-вот повернуться.
— Какие намеки!..
— Как это какие?! «Сам встал, сам подошел…» — передразнил Борис Николаевич. — «Сам!..» А как же иначе?
— Действительно, как же иначе? — подхватил голос.
И тут Борис Николаевич обернулся. Посмотрел серьезно под потолок, где «простреливали» сектора равнодушные зрачки «телеглазов».
— Что это с вами, Борис Николаевич? — поинтересовался голос. — Нервишки шалят?..
— Пошел ты!.. — вдруг грубо ответил Борис Николаевич.
— Может быть лекарство? У нас есть… — тут голос произнес длинную мудреную фразу на латыни. — Вы только скажите, и вам сейчас же принесут.
— Не нужно, — неожиданно успокоился Борис Николаевич.
— Точно?
— Да.
— Вы в этом уверены? — настойчиво продолжил голос. — А, Борис Николаевич?..
— Да. Да. Да.
— Борис Николаевич, поймите нас правильно, ведь это не пустое любопытство. Мы должны вместе с вами… — Голос подчеркнул слово «с вами», — думать о вашем здоровье. Ваше здоровье — это уже не просто ваше здоровье как таковое… — Теперь голос выделил слово «ваше», — теперь это нечто большее. Вы меня, надеюсь, понимаете?..
Пауза. И вновь дурман ласковых фраз.
Борис Николаевич кивнул. Он устал, ему было уже все равно…
Поток слов неожиданно кончился.
— Договорились, Борис Николаевич? — донеслось как сквозь вату.
Бывший майор вновь кивнул. Теперь он был похож на кролика, которого заговорил удав, если только кролики бывают такого роста и такой комплекции…
— Чудесно! — обрадовался голос. — Тогда продолжим… Вы забыли сделать зарядку, Борис Николаевич…
— Может быть, не стоит?
— Стоит! — отрезал голос, в котором неожиданно прозвучал металл. — Мы же с вами эту тему уже как-то раз обсудили…
Обсудили, это точно! Честно говоря, и не раз, и не два. Было, все было…
И разговоры до утра, и уговоры, и посулы, и угрозы… Нет, прямых угроз не было, тут надо отдать им должное. Им?! Да они сами все возьмут. Возьмут и не спросят. И ты же еще рад будешь, что взяли немного…
Угрозы! Да, какие, к черту, угрозы, когда так живешь. Тут уже больше никаких угроз не нужно, и так все ясно.
Что-то негромко щелкнуло в динамиках, и на смену ласковому голосу явилась музыка. Громкая. Ритмичная. Чужая…
Борис Николаевич несколько раз покорно взмахнул руками, но, неожиданно для себя, увлекся, втянулся в ритм — его движения вдруг стали четкими, упругими, словно организм вопреки рассудку, который что-то уныло бубнил о бренности всего и вся, захотел лишь одного: почувствовать, что он, организм Бориса Николаевича, живет.
Раз!..
Раз!..
Раз-раз-раз!..
И снова:
Раз!..
Раз!
Раз-раз-раз!..
Спустя некоторое время аккорды стихли. Борис Николаевич тяжело вздохнул — устал, не мальчик уже! — прикрыл глаза. Ласковый голос в динамиках вновь заговорил, что-то о пользе водных процедур, но бывший майор уже не слушал его. Неожиданно для себя он вспомнил тот странный осенний день, с которого все это и началось…
2
Итак, была осень, был экстравагантный клуб «Пьерро», было весело и шумно, была какая-то тусовка двойников и был этот странный Антон Ильич…
Он щедро угощал Бориса Николаевича дорогими напитками и такие загадочные и нежные названия, как «кьянти», «мартини», «бакарди», «хеллока», «текила» то и дело срывались с его уст.
— Да вы пейте, Борис Николаевич, пейте, не стесняйтесь!
— Я не стесняюсь…
— Вот и чудненько, вот и замечательно!
И все эти «чудненько», «замечательно», все эти ласковые «прелестно», «превосходно», «грандиозно», «высший класс» и даже «аллюр три креста» (Господи, а уж это-то откуда?!) со временем так надоели Борису Николаевичу, что он уже начал всерьез подумывать, как бы ему половчее смыться от хлебосольного Антона Ильича.
Но тот, казалось, продолжал держать Бориса Николаевича невидимыми нитями. Только время от времени посмотрит вдруг быстро и строго — нет, нет, не строго, а скорее пристально, — и все, сидит Борис Николаевич, сидит как привязанный…
Так длилось до тех пор, пока Борис Николаевич вдруг не почувствовал себя пьяным до такой безобразной степени, что, казалось, выпей он еще одну рюмку этой самой чертовой «текилы» — а ведь хороша, зараза, по-настоящему хороша, зря он ее так обозвал, и где только ее выпускают?! — то все, свалится с ног при всем честном народе, если к такому можно было отнести присутствующих, а особенно этого негодяя Шишкина-Гитлера, который уже два раза бесцеремонно к ним подходил и угощался за счет щедрого Антона Ильича.
— Иди отсюда! — негромко, но довольно грозно прошипел Борис Николаевич и погрозил лже-Адольфу кулаком, когда тот намеревался приблизиться к ним в третий раз.
Шишкин-Гитлер сделал удивленное лицо — в чем, мол, дело, господа, с какой такой стати подобная немилость, я себе иду спокойненько, мне, может быть, вон та дама интересна, а вы тут кулаками размахиваете…
— Во, видел! — уже открыто погрозил Борис Николаевич и, не удержавшись, добавил подобно своему именитому персонажу: — Ходют тут, понима-а-ешь, всякие!..
Антон Ильич доброжелательно хохотнул — коротко и отчетливо, словно выстрелил. Затем попытался успокоить:
— Да бросьте, Борис
