властно. Как человек, имеющий на то право. Кто это?
— Вы кто? — с трудом разлепил губы Борис Николаевич.
— Это неважно, — ответили ему откуда-то сверху, и только тут он понял, что лежит на полу, спиной вверх, без пиджака и почему-то вывернув правую руку.
Борис Николаевич сделал слабую попытку освободиться, принять нормальное положение — о, Господи, да какое же положение, на четвереньках, что ли?! — но ему не дали. И вновь — властно шепнули:
— Не двигаться.
Грабят, лениво подумал Борис Николаевич, ведь грабят, сволочи. Завели, наверное, в туалет, скрутили… Точно, туалет, вон писсуары… или нет, это не писсуары. Или писсуары? Никогда не видел писсуаров в таком неожиданном ракурсе. Интересно, а кто видел? Вниз головой, подпирая щекой давно немытый линолеум, рука вывернута и почти оголена…
Он хотел разозлиться, это, наверное, придало бы хоть какие-то силы, но понял, что не сможет. Все, сдох ты, Борис Николаевич, совсем сдох. Вышла из тебя силушка, как воздух из дырявого мяча. Все!
— Ох! — тяжело вздохнул Борис Николаевич.
— Тихо! — быстро сказал кто-то, а другой (знакомый голос, ведь точно знакомый голос!) добавил недовольно:
— Что же вы возитесь!
— Сейчас, сейчас… Никак найти не могу…
А может, и не грабят. Может быть, это «голубые»? Бориса Николаевича прошиб пот — но не холодный, а горячий, липкий и противный.
— За что? — тихо простонал он.
— Так надо, — ответили ему.
— Отпустите…
— Как же, — вновь раздался знакомый голос (кто же это?)
— Жди, Борис Николаевич, сейчас отпустим…
Смех. И снова какое-то непонятное шевеление, сопение, вздохи.
Ой, изнасилуют! Ей-богу, изнасилуют проклятые!..
И вдруг как обухом по темечку — вспомнил Борис Николаевич, где он слышал этот голос. Да ведь это…
— Ильич! — с трудом выдавил из себя Борис Николаевич.
Поняв, что его узнали, Антон Ильич засмеялся. Паскудно и мерзко, чувствуя полную безнаказанность.
— Узнал, — сообщил кому-то Антон Ильич. — Значит, и в самом деле очнулся… Эй! — Он грубо затормошил Бориса Николаевича. — Эй, приятель!
— Рука, — пожаловался Борис Николаевич.
— Болит?
— Больно…
— Потерпишь, — жестко сказал Антон Ильич. — Потерпит, ничего с ним не случится. Еще нас переживет, сволочь… Эй! — он вновь обратился к Борису Николаевичу. — Переживешь?
— Что? — не понял Борис Николаевич.
— Ничего. Проехали…
Борис Николаевич хотел сказать, что у него затекли ноги — кажется, на них кто-то сидел, кто-то очень тяжелый, — но не успел. Его перебили.
— Кончай возиться! — прикрикнул на сообщников Антон Ильич. — Развели тут… — он выругался, но как-то жалко, как-то совсем нестрашно.
Если бы в полутемном помещении было чуть светлее, то Борис Николаевич без труда бы узнал подсобку, которая находилась прямо за раздаточной на втором этаже «Пьерро» (к слову, надо справедливо заметить, что Борису Николаевичу даже как-то довелось в ней побыть, еще в те времена, когда «Пьерро» не был клубом, а был обычной диетической столовой, когда он, Борис Николаевич, зеленый лейтенант, первый раз в жизни захотел поскандалить по поводу непонятной субстанции, именуемой в меню фрикадельками, а на деле являющейся черт знает чем, и зашел в эту самую подсобку, но тут же выскочил как ошпаренный, увидев, как прямо среди котлов и гигантских кастрюль два молодых поваренка, спеша, ругаясь и мешая друг другу, трахали самым бессовестным образом такую же, как они, молодую кассиршу…) А если бы Борис Николаевич был немного повнимательнее на улице, то он бы — точно так же, без особого труда, — узнал бы и тех, кто сейчас возились над ним. Это были чекисты из «наружки», наружного наблюдения: молодой парень разбитного вида и человек, сидевший за рулем «жигуленка».
Вместо того, чтобы действовать четко и слаженно, как это обычно и проходило на занятиях по спецподготовке, эти двое никак не могли справиться с простейшим делом — тихо и без шума «отключить» Бориса Николаевича…
— Что же вы возитесь?! — уже теряя терпение, воскликнул Антон Ильич.
— Сейчас, сейчас…
И когда это торопливое «сейчас, сейчас…» было произнесено уже, казалось, в сотый раз, вдруг все получилось — и игла нашлась, и шприц подошел, и «точка» совпала…
Почувствовав резкий болезненный укол, Борис Николаевич дернулся и потерял сознание. Но лишь на мгновение.
— Готово? — спросил Антон Ильич.
— Да…
— Ну-ка… — Он ударил несколько раз по щекам лежащего, и Борис Николаевич легко открыл глаза. — Встать можешь?
Борис Николаевич кивнул. Он хотел что-то сказать, но вдруг почувствовал, что не может произнести ни слова. И, странное дело, от этого не возникло чувство тревоги, нет, вовсе нет. Наоборот — легкость, желание подчиняться. Кому? Антону Ильичу, кому же еще. Теперь он — его господин, а Борис Николаевич — его верный и преданный раб…
— Встать! — приказал Антон Ильич.
Борис Николаевич легко поднялся на ноги. Тело слушалось его великолепно, словно и не было тех томительных, бесконечных минут, когда он валялся на полу.
— Подними руку! — последовала вторая команда.
Борис Николаевич подчинился.
— Вторую. Теперь — присядь. Встань. Сядь. Закрой глаза…
Борис Николаевич с радостью повиновался. Он был рад, что ему приказывают. Он хотел, чтобы ему приказывали. Он стремился подчиняться. Он…
— Неплохо, — удовлетворенно заметил Антон Ильич.
Чекисты кивнули. Молодой незаметно вытер вспотевший лоб. Лишь бы Антон Ильич не отразил в рапорте, что они так долго возились с обычным «нормативом».
— Не бойтесь, — заметил Антон Ильич, словно подслушал его мысли. — Я не скажу начальству, что вы возились, как мокрые курицы… — он неожиданно нахмурился и добавил пару непечатных слов. — Все! Замяли. Теперь — на улицу, и ждите нас!
Кивнув, несколько смущенные чекисты испарились.
— Слушай меня внимательно, — обратился Антон Ильич к зомбированному Борису Николаевичу. — Чтобы не случилось, ты должен слушаться меня одного… Повтори!
Борис Николаевич с охотой, бездумно повторил.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Антон Ильич. — Сейчас мы выйдем из клуба. Ни с кем по пути не общаться, на вопросы и приветствия не отвечать. Ясно?
— Ясно! — четко, по-военному повторил Борис Николаевич, теперь каждая клеточка его организма хотела лишь одного — с радостью подчиняться Антону Ильичу.
— Замечательно! Мы пойдем следующим маршрутом, запоминай…
Через несколько минут ничего не соображающего Бориса Николаевича благополучно вывели из клуба «Пьерро» и усадили в специальный «рафик». Дверцы захлопнулись, машина резко взяла с места и, сделав полукруг, скрылась за поворотом. Охранники клуба никак не отреагировали на это происшествие — да и какое это, честно говоря, происшествие: просто вывели человека друзья, посадили в машину и уехали. Так, по крайней мере, выглядело со стороны.
3
Да, было, все было…
Возвращаясь из цепких объятий прошлого, Борис Николаевич вздохнул. Он вдруг обнаружил, что стоит возле окна, уткнувшись лбом в прохладное стекло, и
