class="p">Временного Правительства. Если б не «рыхлость» у кн[язя] Львова и не хлестаковщина Керенского, то, по уверению Савинкова, мы бы не докатились до нынешней каннибальской оргии.
[***]
…Большевики освободили Колышко (543), который был арестован по подозрению в шпионаже для
немцев. Это тот самый «публицист», кот[орый] в дореволюционное время, работал под разными
псевдонимами и в черносотенных и либеральных газетах. Был protégé [1969] кн[язя]
Мещерского (544), знаменитого в своем роде издателя «Гражданина»… (545) Какие «типы»
выплывают! «Натуральные» герои смутного и мутного времени… Еще не то увидим. Это только
цветочки, ягодки – впереди.
[***]
Большевики произвели обыск у патриарха Тихона и во время этой процедуры бойко называли его:
«товарищ-патриарх». Нестерпимые болваны. Не верится, что Ленин и Троцкий не понимают, что
так держаться – просто неприлично и глупо. Почему же они не прикажут своим жандармам не
компрометировать славный «режим»?
[***]
Воскресенье, 26 ноября
…Был Ждан-П[ушкин]. Вчера из Ставки. Видел все последние ужасы. Духонин погиб из-за
собственной слабости. Когда в Могилеве стало известно, что туда едет Крыленко со свитой, офицеры, располагавшие 3 ½ тысячами ударников (546), предложили разбить Крыленко вдребезги. Духонин
колебался, говорил, что надо во что бы то ни стало сохранить Ставку, как единственный военно-технический аппарат. Тогда полковник N. просил его согласия на следующую операцию. Офицеры
примут на себя весь риск боя, ставка будет ни причем, но, чтобы после Духонин засвидетельствовал, что участвовавшие в деле [1970] не контрреволюционеры. Духонин и на это предложение не дал
решительного согласия. Тогда ударники свернулись и ушли на юг. Духонина погубило то, что он
поверил подложной телеграмме о согласии Италии на сепаратный мир России с Германией и объявил
об этом в армейском комитете. Когда, на следующий день, ему пришлось в том же комитете
объяснять, что телеграмма эта – злостная провокация – он потерял всякий авторитет. Затем в Могилев
прибыл Крыленко в сопровождении 3000 совершенно оголтелых матросов и ужасное дело
совершилось. Крыленко, перепуганный «увещевал» матросов: – Я его (Духонина) сейчас разжалую.
Смотрите! Вот его погон! (и «главковерх» сорвал с Духонина погоны). А злодеи вопили: – Возьми их
себе, а нам подай генерала!..
Мы спрашивали Ждан-П[ушкина] не устыдились ли матросы своего [1971] преступления. Он
говорит: – Нисколько. Сам слышал слова: мы мало ему… А как издевались над трупом! Приставили к
стене, воткнули ему в рот папиросу… У… сволочь! Я опомниться не могу. На Ждан-П[ушкина]
тяжело смотреть. Куда девалась вся его «элегантность». Желтый, глаза ввалились, голос поминутно
срывается, платье, сапоги точно он месяц провалялся на улице…
[***]
…В Петербурге не [1972] менее мрачные картины, хотя и в другом роде [1973]. Революционный
гарнизон пробил ручными гранатами стену в винный погреб Зимнего дворца и все перепились (547).
Перебили на миллион рублей бутылок, разлитое вино наполнило подвал на аршин. Вино локали, набирали его в сапоги, в шапки, некоторые тут же умирали, захлебнувшись. Посланные на усмирение
«красногвардейцы» тотчас же присоединились к пьянству и грабежу «товарищей». Явившейся на
чудовищное пиршество народный комиссар Луначарский (548) не выдержал и убежал. (Не даром он
«драматург» – не из удачных, но все-таки «интеллигент»).
Эта пьяная оргия, сопровождавшаяся грабежами и убийствами длилась всю ночь…
[***]
…Учредительное Собрание можно считать сорванным. Комиссия по выборам арестована!.. Зато
выпущены на волю все собственные и немецкие шпионы, агенты «охранки» и махровые черносотенцы
вроде: Орлова, Дубровина (549), Комиссарова (550), Колышко, Дезобри (551) и т[ак] д[алее]. Идет
какая-то дьявольская вакханалия. Жутко жить…
[***]
Вторник, 28 ноября
…Ленин [1974] и К° откладывают Учредительное Собрание до прибытия в Петроград 400 членов.
Вероятно, чтобы поощрить это «прибытие» – на всех заборах расклеены плакаты, гласящие, что
кадеты, Милюковы, Родичевы суть изменники отечества, с которыми солдаты должны
«расправиться»…
[***]
…Письмо от Кони. Пишет, что Сенат, окружной суд, коммерческий, мировые суды – заняты
«вооруженной силой» и заменены «революционными трибуналами»… [1975], (552), (553) Пятница, 1 декабря [1976]
…Аресты, пьяные погромы, апофеоз хулиганской оргии… А может быть и это еще не апофеоз?
Никто не знает, что «день грядущий» нам готовит. Съехавшиеся в Петербург члены Учредительного
Собрания желали устроить в Таврическом дворце ряд подготовительных частных заседаний и… были
разогнаны вооруженными матросами (554). «Кадетских» людей вообще решено изъять (555).
Арестованы Шингарев, Павел Долгоруков, Кокошкин, гр[афиня] Панина (556). Ищут Милюкова.
Грозят арестовать всех руководителей партии к[онституционных]-д[емократов], объявленной
«злейшим врагом народа». В Петербурге громят все винные склады, казенные и частные. А Ленин
каждый день публикует на всех заборах всероссийских новые «декреты». Уничтожена недвижимая
собственность в городах. И все это «немедленно», сию минуту!.. С нынешнего дня, например, дома
уже не принадлежат их хозяевам, а переходят в собственность домовых комитетов (557). Что из этого
выйдет – российские якобинцы не задумываются. С немцами заключено перемирие [1977], (558). Зато
в Харькове, Киеве, Ростове, Белгороде (559), Нахичевани – полная война (560). Матросы и
«революционные» солдаты расстреливают «Калединцев», «Корниловцев» и всякого, кто в лихую
минуту под руку попадется.
[***]
…В Брест-Литовске, где происходят «делегатские» совещания с немцами о мире – один из
«делегатов», генерал Скалон (561) застрелился (562), не выдержал…
[***]
…Да! Тяжело теперь жить. Все противно. Темно, холодно, грязно. До сих пор нет снега. Терпкий, постылый, унылый холод. Люди забыли Бога и Бог забыл людей. Мне часто кажется, что мы уже не
живые люди, а старые автоматы. Вот-вот заржавленный механизм остановится и мы повалимся.
А вчера я видела прелестный сон, вернее прелестный на половину. Я очутилась в Париже, в
маленьком, уютном магазине где-то в переулочке возле бульваров. Все магазины были залиты
солнцем, а в окно было видно ясное, синее небо. На прилавке, в витринах блестело множество
бисерных кошельков с общей этикеткой: 2 fr[ancs] [1978], (563). Вот хорошо, подумала я, я все куплю, всем привезу подарки, вот прелесть! И я стала собирать кошельки. – А еще что у вас есть, спросила я
продавщицу. – У нас целая партия пасхальных яиц, Madame, ведь скоро Пасха. – Ах, покажите! Она
развертывала целые пакеты – все милые, изящные яйца, я их торопливо отбирала, думая про себя: –
Как хорошо, не нужно будет покупать в Кустарном музее (564). И так мне было весело, легко, что все
страшное миновало, что я опять в Париже… И вдруг все исчезло. Я в России, в каком-то бесконечном, подземном [1979], сводчатом коридоре и не в одном, а во все стороны, по радиусам, тянутся такие же
темные коридоры
