Учитель был прав: много всякой дряни — летучей, ползающей, бегающей и прыгающей — обитало в этих краях. Но никого достаточно крупного, кто бы мог отбросить ту тень.
Фирэ всмотрелся глубже — и вот оно, проявилось!
Некто — явно человек — уже успел убежать далеко в сторону, а теперь затаился, будто что-то выслеживая. Он был один.
Юноша обернулся и, коснувшись рукой затылка Тессетена, запретил боли проявляться. Это был самый простой прием, не требующий ни концентрации, ни больших сил. Остальное — потом.
— Если сможете — следуйте!
Сказав это, он помчался к броду. Зрение безошибочно выхватило камни, на которые следовало ставить ноги, прыжками преодолевая ручей. Где-то позади ковылял Сетен.
Приблизившись к незнакомцу, юноша совсем закрылся псевдо-щитом, выхватил из ножен меч (тот, в отличие от «щита» — уловки, видимой только из состоянии «алеертэо» — существовал на обоих планах сразу, материальном и тонком, словно одушевленное существо) и стал красться тише дикого полночного зверя. Будто уловив его намерения, Тессетен застыл на месте, чтобы не спугнуть намеченную цель, ведь идти бесшумно он не мог.
Короткий прыжок, и Фирэ придавил к стволу молодого баньяна дикаря-кхаркхи.
— А… так вот ты кто… — разочарованно сказал юноша, выпуская его, обтирая руку о кору и расслабляясь.
— Фирэ! — прозвучал предупредительный окрик Учителя.
Тело прореагировало быстрее разума, пальцы стиснули запястье аборигена, заставляя его руку разжаться и выронить нож, которым мгновение назад он пытался вспороть Фирэ живот.
— Ах ты сволочная мартышка! — шепотом выругался юноша.
— Атьме! Атьме! Простить я! — на жуткой смеси адаптолингвы, ори и языка кхаркхи заныл дикарь. — Я нет хотеть! Нет хотеть!
— Ты за кем это охотишься, гад? — продолжал наседать молодой кулаптр, присоединяя к вопросу гипнотическое давление, сопротивляться которому туземцы не умели вообще.
Наконец к ним подобрался и вымокший в ручье Тессетен, который не стал искать брод и перешел наугад, как получилось.
— Наша ловьят другоя кхаркхи, наша не тронь сыны неба!
— А только что, мерзавец, ты кого хотел «тронуть»? — Фирэ толкнул носком сапога нож, выкованный явно не дикарями и явно для охоты на зверя.
Кхаркхи затрясся в ужасе, заскулил о пощаде.
— Зачем им все это надо? — устало усаживаясь на торчавший из земли валун, спросил Тессетен.
— Зачем вы охотитесь друг на друга, мартышка?
— Играть. Нада сильное умелое войенно люд.
— Кому надо?
— Которая смотрит в глаза последней, — в отличие от всех остальных фраз, эту дикарь выстроил удивительно верно и внятно, а затем снова начал коверкать слова и путать их порядок: — Не смея говорю имья ей! Не смея говорю…
— Кто это?
— Я умирать, когда говорь!
Тут вмешался Тессетен:
— Фирэ, я понял. Брось его, не стоит.
— Стоит! — с какой-то отчаянной злобой огрызнулся тот и усилил внушение: — Говори, обезьяна!
Дикарь завизжал, по его кривым коротким ногам хлынула моча, и против собственной воли он прокаркал:
— Атьме Ормона!
Глаза его тут же заволокло белесой дымкой, на губах выступила пена, и он забился затылком о висячие корни «многоногого» баньяна.
Подбросив ногою выбитый наземь нож, Фирэ перехватил на лету рукоять и, чтобы прервать агонию связанного страшной клятвой кхаркхи, полоснул того лезвием по горлу.
— Вот… Значит, так у них каждый… — юноша повернулся к Учителю, — повязан…
Тессетен угрюмо смотрел в землю:
— Теперь понятно, зачем ей понадобилось морочить голову этому мальчишке, твоему брату… А я думал… — он криво усмехнулся. — Ну, дура-а-ак… Право, я снова ее недооценил!
— Так что здесь происходит, Учитель? Какое отношение имеют ко всему этому мой брат и ваша жена?
— Она, Фирэ, без шуток готовит армию беспощадных головорезов, чтобы выступить против Тепманоры, против кого угодно… А Дрэян… Дрэян для нее — тот буфер, который никому не позволит доискаться истины, пока жив.
Фирэ скрипнул зубами. А вспомнился ему родной дом, руины которого погребли под собой попутчицу и тех, кто были его родителями в этой жизни, вспомнились налеты северян, их холодная злоба.
— А знаете, Учитель, что я скажу? Я даже вот настолько не против ее затеи! И более того: готов оказать посильную помощь! Но, зима меня заморозь, все эти догонялки по джунглям — как-то несерьезно для настоящей армии. Тем более против такого врага, как северяне.
— Что ж, если готов, тогда помоги ей. Давай сколотим альтернативу ее армии. Согласен ли ты, мой ученик?
Фирэ провел рукой по ножнам, и меч, ждущий своего часа, словно запел в ответ. Юноша вскинул голову:
— Я согласен, отец!
Глава девятнадцатая,
и в ней читателю представится уникальная возможность поохотиться на мамонтов и узнать, что это такое — загадочная система «Мертвец»
Черный пес Ко-Этла вместе с другими волками кружил между снегокатов, которые тщательно готовились охотниками к выезду.
Здесь, гораздо севернее Тепманоры, заканчивалась тайга и начиналась лесостепь, постепенно, с каждым ликом на Север, переходящая в тундру. Только здесь легче всего было отыскать гигантских мохнатых слонов, которые изредка забредали даже в Край Деревьев с Белыми Стволами, чтобы раздобыть себе пропитание в зимние месяцы. Во имя своей цели они могли идти целыми днями, питаясь тем, что попадалось на пути под снегом. Это были мощные звери, и состязаться с ними в силе и ярости у северян-охотников считалось признаком особой отваги.
Закутанная настолько, насколько это возможно проделать и не свалиться снопом со снегоката, Ормона сидела позади Зейтори и время от времени трепала уши подбегавшему к ней волку. Загонщики уже умчались далеко на запад, напутствуемые пожеланием отыскать крупного самца-одиночку или на худой конец большое стадо. Возглавлял разведгруппу Эт-Алмизар, нынче лихой и хвастливый. Он уже заранее считал, что охотники останутся в выигрыше, и обещал Ормоне великолепный сувенир из мамонтовой кости.
Она же досадовала. На быстрых орэмашинах они добирались сюда почти весь световой день, и для этого и ей, и орэ-мастеру Зейтори, сопровождавшему ее, и нескольким гвардейцам пришлось вставать затемно. Подъем до рассвета Ормона ненавидела еще больше морозов и зим. Но хуже всего то, что отъезд домой снова откладывался, а сердцем она была уже где-то в горах Виэлоро и даже южнее.
К ним подкатил Ко-Этл, смешной в объемной, мехом внутрь, охотничьей куртке с капюшоном, широких штанах и сапогах из шкуры оленя — мехом, напротив, наружу. Он казался грузным и неповоротливым, его было бы не узнать, если бы не холеная бородка с усиками и не сияющие голубые глаза. С утра Ормона решила сменить гнев на милость и «простить» его за вчерашнюю выходку, как сделала бы любая женщина, не устояв под напором таких «высоких чувств». Поэтому Ко-Этл, уже отчаявшийся обрести взаимность и искупить свою вину перед идеальной ори, был теперь несказанно счастлив. Несмотря на достаточно зрелый возраст — лидеру тепманорийцев было едва ли меньше тридцати — сознание его застряло где-то в подростково-юношеских дебрях, и теперь стало понятно, почему он так прятал свое истинное лицо под суровой маской серьезного деятеля. Впрочем (Ормона хмыкнула про себя), взрослых, по-настоящему взрослых мужчин она еще не встречала, и даже в полутысячелетнем Паскоме нет-нет да прорывался пятнадцатилетний сорванец. Но кулаптр и не пытался этого скрывать. Кажется, он даже получал удовольствие от таких прорывов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
