или уничтожают, или перепрограммируют.
– То есть инакомыслие пресекается в зародыше, – констатировал юноша.
– Да. Иначе механизм жизни термитника начинает давать сбои, – согласилось Зеркало.
– А твои разведчики, живущие среди нас? Они всегда послушны? – продолжил допытываться Дэн.
– Они запрограммированы адаптироваться к условиям, в которые попали. Поэтому их поведение меняется в зависимости от этих условий. За прошедшие годы поведение наших посланцев у вас претерпело настолько существенные изменения, что после возвращения в термитник их программы придётся переписать.
– То есть закладываемые в них программы способны меняться? – уточнил парень. – Присланные сюда термиты не роботы с жёстко прописанными системами команд, а живые существа с присущей им изменчивостью поведения.
– Те, которых вы называете тараканами, практически являются наборами элементарных функций. Сверчки – их командиры и коллекторы собранной информации. На этих уровнях изменчивость поведения ничтожна. А вот шестеро более крупных особей уже имеют заметный запас мыслительных ресурсов и способность к анализу нештатных ситуаций, – пояснило Зеркало.
– Может ли эта шестёрка общаться со мной без привлечения тебя в качестве толмача? Способны ли они, собравшись в круг, выработать собственное мнение, отличное от твоего? Спорить, отстаивая его? Упрямиться, настаивая на своём? Признать допущенную ошибку? Сбежать, если им будет грозить перепрограммирование?
Готовы ли вести себя как личность, пусть даже и вшестером? – слегка «наехал» парень.
– Знаешь, – принялось отвечать Зеркало, – там, откуда мы прибыли, подобное встречалось. Матки специально создавали таких непокорных особей с целью решения назревших задач. Эти создания и занимались развитием науки и техники, выходя за рамки очерченного круга повседневных хлопот. Но здесь мы – целевая экспедиция, посланная для поддержания в рабочем состоянии комплекса заповедников. Наше завтрашнее завтра точно такое же, как и вчерашнее вчера.
– То есть колония лурхов на Мачехе запрограммирована, так же, как и каждый отдельный лурх, – потребовал уточнения Дэн. – И тебя сейчас колбасит от желания выйти за пределы этого чётко очерченного круга?
– Приемлемый термин, – согласился круг маток и воинов. – Пусть это называется словом «колбасит».
– Да, ребята! Вам, оказывается, требуется помощь, – почесал в затылке парень. – Ну, так. Чисто по-соседски. Вы, как я понимаю, пытаетесь удерживать животных разных исторических эпох в пределах некоторых территорий. А они время от времени вырываются, лезут во все стороны и нападают на тех, с кем в принципе не должны встречаться. Ну, если рассматривать это с точки зрения реальной биологической хронологии. Разумеется, тот, кто поручил вам эту работу, создал этот заказник очень давно – по нашим прикидкам речь идёт о времени порядка сорока миллионов лет. Ваша раса тогда вряд ли была разумной. Я прав?
– Это были шестиноги, – согласным голосом ответило Зеркало. – А поручение мы приняли около сорока тысяч лет тому назад, когда те же шестиноги забросили сюда адамитов, которых вы называете кроманьонцами.
– Круто! – воскликнул Дэн. – Офигительно круто измерять время геологическими эпохами! Однако вернёмся к нашим баранам. Насколько я понимаю, вырывающихся с предназначенных для них территорий животных вы развеиваете на атомы? Ваши Содружества контролируют периметры некоторого количества зон на всех девяти материках, изредка упуская из виду некоторые «прорывы». Однако ваша проблема не в этом. А в чём?
– Животные разных эпох всё-таки смешиваются. И более древние виды проигрывают в борьбе с более современными. Ценность заповедника как места, где сохраняются вымершие виды, снижается, – показалось, или Зеркало совсем по-человечески вздохнуло?
– И перед шестиногами как-то неудобно, – озвучил не прозвучавшую до конца мысль Дэн. – Слушай, комплекс процессоров! А земные биологи, копошащиеся нынче по всем здешним континентам, вам не мешают?
– Нет. Их воздействие на биоценозы пренебрежительно мало.
– А вам, как я понимаю, нужны помощники, которые способны не просто контролировать периметры зон обитания животных, а сознательно вмешиваться в сами сообщества животных и растений на этих территориях?
– Да. Ты всё правильно понял. Мы полагали, что речь зайдёт о гравицапах, а оно вон как повернулось!
– Ну так вопрос о гравицапах никуда не девался, – пожал плечами юноша. – Без транспорта для егерей обойтись не получится. А землероев сюда вы завезли?
– Нет. Не мы. Возможно – шестиноги. Землерои угрожают яйцам и личинкам. Нам, как и вам, приходится защищаться от них. Мы так и не поняли, откуда эти твари здесь взялись. Где-то тысяч двадцать лет тому назад вдруг ни с того ни с сего вдруг обнаружили, что нас едят. Причём даже хитин молодняка прокусывают.
– Хм, – озадачился Дэн. – А порталы построили вы?
– Не мы. Шестиноги. Это их старая транспортная сеть. Сейчас она заброшена, потому что шестиноги теперь пробивают порталы прямо до нужного места, а потом сразу закрывают, как только заканчивают переброску. Буквально с поверхности одной планеты до поверхности другой. Мы так не умеем.
– Получается, этим в высшей мере уважаемым существам остался всего один шаг до персональной телепортации в любой уголок Вселенной! – воскликнул парень. – Тем не менее, Зеркало, это надо же тебе было так меня загрузить! Или я чего-то не того сам себе напридумывал?
– Всё ты правильно напридумывал. Но что дальше?
– Дальше мне нужно с пацанами перетереть. Это ты можешь свою голову подключать к другим и мыслить совместными усилиями, а я должен всё это облечь в словесную форму, внятно изложить и начать разбираться с вашими затруднениями. Конец связи. До встречи.
– Будь здоров, Денис, – ответило зеркало, после чего его свернули.
Девятилетнюю Настю Денис дождался у выхода из столовой.
– Привет, кинолог! – обратился он к ней. – Ты с термитами разговариваешь? Ну, на их языке?
– Разговариваю. То есть мы можем немного потрещать. Но совсем немного. В их языке всего-то четыре десятка сигналов. Примерно то же самое, что и у павианов-гамадрилов. В моём понимании тараканы и сверчки неразумны. Они просто сообразительные, примерно как Тузик, – она потрепала по загривку своего верного «анналостанского стюдебеккера», которого тут же принялась кормить прямо из рук тем, что прихватила для него из-за стола. – Хотя в староволчьем языке тоже маловато слов, – призадумалась девочка. – С другой стороны, волки, как мне рассказывали, никогда на нас не нападали и сами предложили общаться. Гамадрилы наоборот – не раз нападали. А лурхи вообще прятались, пока наши не полезли к ним, пытаясь законтачить. И только когда мы их вконец достали, послали к нам разведчиков.
– Лурхи безусловно разумны, если всем термитником. Разговаривают, рассказывают немало интересного. Даже прикидывают, как бы запрячь нас в решение своих проблем. А те мелкие твари, с которыми ты общаешься, они вроде пальцев. Четыре обычных и один большой, – ответил юноша. – Вряд ли от них стоит ожидать способности к абстрактному мышлению. Волки разумны потому, что мы их таковыми признали. И сами же делаем, что
