― Они долго петляли, ― бросил Альфред, взваливая на плечи рюкзак и проверяя кобуру с «Стечкиным» на поясе. ― Нам нужно найти деревню культистов: химера будет неподалёку. Вызванная сущность всегда привязана к определённому месту, и если мы хотим остановить её, то должны поторопиться. И добавил: ― А вы, Лев, что-то ощущаете?
― Я чувствую запах гари, ― негромко произнёс Зейгер, глядя куда-то в чащу. Его рюкзак повис на вытянутой руке. Лев всматривался в лес, напряжённо застывший и готовый броситься. Неясно только бежать или нападать. ― Разложения и дерьма. И не все эти запахи принадлежат лесу. Альфред! ― Голос Зейгера сбился до рычания. ― Вы видите? Там, между деревьев! ― Прежде, чем Альфред успел ответить, Лев сгрёб его за плечи и развернул в нужную сторону. ― Вон там, ― выдохнул он на ухо с запахом каши и крепкого чая, ― левее палатки.
Альфред посмотрел и с удивлением обнаружил, что не видит мерцания. Никакого. Закрыл левый глаз и едва сдержал возглас досады: правый впервые после ранения перестал улавливать магию. Чувствуя, как в груди ширится и разрастается беспокойство, грозящее перейти в страх, Альфред щёлкнул пальцами. На кончиках тут же вспыхнул огонёк. Альфред снова посмотрел в чащу и коротко вздохнул: на долю секунды показалось, что он увидел тёмный горбатый силуэт, мелькнувший между стволов деревьев.
― Не знаю, ― негромко и отрывисто бросил Альфред, помогая Льву надеть рюкзак. ― Мы пойдём на запах гари и гниения. Я уверен, что именно там сожжённая деревня культистов.
Они поняли, что находятся на верном пути, когда нашли первый труп. Тропа, очевидная для следопыта-Зейгера, но незаметная для Альфреда, повернула, и взгляд тут же упёрся в истерзанное, разорванное в клочья существо, с чудовищной силой насаженное на обломанную ветку дерева. Лев резко остановился, попятился назад и врезался в Альфреда. По его посеревшему лицу было видно, что сейчас Зейгер выблюет на тропу свой завтрак. Не хотелось думать, как он ощущал сладковатый вездесущий трупный запах, который словно затаился, а теперь нахлынул с убойной силой.
Прикрыв нос рукавом, Альфред подошёл ближе. Подвешенное существо оказалось лосем. Ветвистые рога обломаны, шкура распорота, внутренности вывалились наружу. Вся трава под ногами оказалась залита засохшей кровью, а мухи кружили над трупом. Едва сдерживая рвотные позывы, Альфред чуть сдвинул лося подобранной палкой. Ствол дерева оказался покрыт рунами.
С каждым пройденным километром пустых рун, как он отметил, становилось всё больше. При этом чаще стал встречаться эйваз и, что удивляло и беспокоило, хагалаз. Альфред не успел озвучить едва оформившееся предположение Льву: тот остановился как вкопанный и почти заскулил. Заглянув ему через плечо, Альфред понял, почему, и сердце у него сжалось. На ближайшем дереве висели собаки ― в точно таком же виде, как лось. Но свежее. Намного.
А за следующим поворотом их ждал уже человек. Альфред не запомнил имени, которое выкрикнул Лев, бросившийся к телу, понял только, что покойный ― его двоюродный брат. Полуобезумевший Лев стоял возле дерева, порывался снять тело, но Альфред оттащил его. Не время. Поставил заметку в навигаторе: отметил местоположение кузена Зейгера. Так же, как отметил до этого трёх собак, а потом ― ещё двоих оборотней. Альфред помнил, что Лев говорил о шестерых собратьях, и понимал, что боится увидеть Зейгер за каждым новым поворотом.
Они шли, казалось, целую вечность. День растянулся смолой, низкие грозовые тучи серой рваниной плыли по небу, но дождь больше не принимался. В лесу парило, жар, который не должен ломить кости, пробирался под свитер и куртку. Ночь была холодной, а ведь ещё даже не осень. Альфред шёл по тропе за Зейгером и чувствовал, как гудели усталые ноги. Лямки рюкзака натирали плечи, пот струился по лицу. Альфред неимоверным усилием воли заставлял себя дышать носом. До этого похода он считал, что находится в прекрасной физической форме, но сейчас начал понимать, что возраст даёт о себе знать. Ему уже не двадцать лет, чтобы бегать по плоскогорью Востока с грузом и в армейском защитном костюме. Зейгер впереди шёл не в пример легче, но по напряжённой спине и опущенной голове было видно, что ему тоже тяжело.
До безобразия однообразный, почти мёртвый лес сливался в сплошное полотно кустарников и деревьев. Они делали короткие привалы, но Лев с упорством гончей, взявшей след, вёл их вперёд. Коварные летние сумерки северных широт сгущались, но упали на лес неожиданно: в какой-то момент Альфред понял, что без фонарика они не пройдут и ста метров. Зейгер старался обходить буреломы, но временами тащил молча сжимавшего зубы Альфреда напрямик. Сейчас они как раз выбрались из очередных зарослей колючего малинника. Альфред чувствовал, как длинная царапина от хлестнувшей осиновой ветки на щеке горит и кровоточит.
― Лёва, ― хрипло произнёс он, останавливаясь и наклоняясь, опершись ладонями в колени. ― Надо останавливаться на ночлег. Дальше мы не пройдём.
― А мы уже пришли. ― Зейгер повернулся к нему. Его раскосые глаза горели в темноте желтоватым огнём. ― Это и есть та деревня. ― Он отошёл в сторону, давая Альфреду взглянуть.
Лев оказался прав: они вышли к пепелищу, бывшему совсем недавно деревней культистов. Об этом говорили покосившиеся обугленные дома и столб с остатками разорванных верёвок ― не так давно к нему привязывали жертв для дани химере. Альфред медленно шёл по пепелищу, ощущая жар отгоревшего пламени. Внутри некоторых домов оказались трупы. Как Альфред и предполагал, погибли все: некому даже было захоронить останки. Не все жители сгорели, некоторые тела носили явные следы длинных зубов и рваные раны, точно их насадили на рога. Альфред вглядывался в сморщенные лица: почти все они были глубокими стариками, неизвестно как ещё державшимися за жизнь. Должно быть, невесело подумал он, культисты верили, что химера дарует им вечную жизнь. И она её действительно давала: иллюзорную, но затягивающую, как всё в этом лесу.
Краем глаза Альфред заметил, что Лев ставит палатку. Решив, что Зейгер справится, а территорию важно осмотреть, Альфред медленно побрёл вдоль кромки леса, стараясь не терять попутчика из виду. Беспокоило одно: неосязаемое, неясное для обычного человека, но чётко ощутимое для колдуна ощущение чьего-то присутствия. На первой стоянке оно было особенно явным, в пути отступило, но на каждом привале возвращалось, скребло душу и маячило тенью на краю сознания.
Альфред взял фонарик, но пока не включал свет: не хотел тревожить то, что, он был уверен, затаилось и наблюдало за ним из чащи. Он чуть углубился в лес и на первом же стволе увидел странные белые отметины: луна вышла из-за туч и залила всё вокруг бледным светом.
Так и есть. На стволах были вырезаны руны. Казалось бы, знаки здесь повсюду, но когда Альфред подошёл ближе, то понял, что привлекло его внимание: руны были свежими. Лагуз ― женская защита, ингуз ― мужское разрешение ситуации и много, огромное количество оталы. Кончики пальцев закололо. Альфред, почти не дыша и не чувствуя ударов сердца, протянул руку и коснулся ладонью символов.
Раздался оглушающий скрежет деревьев, как будто через буреломы в чаще ломилось что-то огромное. Альфред отпрянул от дерева и выставил вперёд руку. В пальцах заплясали языки пламени. Отступая, он вышел к пепелищу. Обернулся, и сердце упало: Льва нигде не было видно. Палатка стояла собранная, костёр отбрасывал на землю причудливые тени, но Зейгер исчез.
Альфред взмахнул рукой, пощёлкивая пальцами: занялись и запылали нетронутые прошлым огнём хижины и столб. Магия жгла вены, разливалась по телу, в кости словно вогнали железо. Альфред сунул руку в карман и нашарил пакет. Горсть бертолетовой соли полетела в огонь. Пламя взметнулось ввысь, и в его свете Альфред увидел то, ради чего они пришли.
Костлявый, покрытый короткой шерстью остов неимоверно искривлённого лося с головой, приблизительно напоминавшей волчью, и ветвистыми рогами и мощными копытами двигался к нему между деревьев. Отсветы пламени скользили по телу химеры, картина складывалась из мазков полутеней, а выхваченные подробности заставляли застыть и выпрямиться.
