Гайдуки повели ее и Дору в замок.
— В спальню, — приказал он им в коридоре, а когда дверь перед ними открылась, добавил: — Ступайте с Дорой в подземелье и освободите узников из всех темниц. Выведите их во двор и ждите там моих дальнейших приказаний.
— По какому праву вы вмешиваетесь в мои дела? — опять вскинулась чахтицкая госпожа. Она обмерла при мысли, что он глазами своих гайдуков-свидетелей проникнет в самые сокровенные тайники замка.
— По тому же праву, по какому вы хотели лишить меня жизни и по какому вы погребли невинных людей в подземелье.
Гайдукам пришлось подтолкнуть Дору, потому что она не сразу последовала их приказу. Она напряженно вглядывалась в лицо госпожи, не подскажет ли та хотя бы глазами, что ей делать. Перехватив наконец взгляд, поняла, что должна сбросить гайдуков в пропасть. Впрочем, она и без того собиралась это сделать. Никого они не освободят, сами сгниют в подземелье. Однако граф Няри, хоть и не заметил тайный уговор госпожи со служанкой, заявил Доре:
— Если вернешься из подземелья одна или хотя бы без одного моего гайдука, сгинете в пропасти и ты, и твоя госпожа.
В серьезности угрозы не сомневался никто — ни госпожа, ни ее служанка.
— А в застенке разбейте железную деву вдребезги, — еще напомнил гайдукам граф Няри.
Гайдуки ушли вместе с Дорой. Граф Няри смотрел им вслед, а про себя подсчитывал, сколько девушек может быть в подземелье и какую сумму денег он мог бы получить за них от турецкого паши.
Он закрыл дверь и остался с госпожой наедине. Граф стоял перед ней молча, его лицо ничего не выражало.
— Что вы задумали? — тревожно осведомилась она.
Он молчал. И это молчание было во сто крат страшнее, чем все возможные оскорбления и угрозы.
Повенчаны навсегда
В охотничьем замке графа Няри царило настоящее свадебное веселье. Чаши звенели, из кувшинов лилось вино, столы ломились, над блюдами витали пряные ароматы… Залы оглашались радостным пением.
— Эржика, — Андрей Дрозд обнял девушку в нише, украшенной заморскими кустиками, — наконец мы одни.
— И я наконец узнаю, — улыбнулась она, — каким образом я стала твоей женой.
— Разве ты не знаешь?
— Нет. Знаю только, что за все мы должны благодарить графа Няри.
— Не только его, но и тебя, Эржика. Вот послушай. Послы графа Няри всеми возможными способами находили нас в наших укрытиях. Так я в мае узнал, что ты выходишь замуж за графа Няри. Сжав кулаки, стиснув зубы, я как потерянный бродил по лесам.
— И тебе не приходила мысль о том, что ты мог бы похитить меня?
— Нет. Такое и во сне мне не снилось. Даже если бы я думал, что ты любишь меня, мог ли я отважиться вырвать тебя из уюта роскоши и богатства. Я лишь мучился, а когда явились гонцы и сообщили, что ты несчастна, страдания мои удвоились. Единственным утешением были твои письма.
— Какие письма? — удивилась она.
— Вот они. — Озорно улыбаясь, он вытащил из нагрудного кармана связку писем.
— Я удивлю тебя, Андрей, но ни одного из этих писем я не писала.
— А кто же их писал?
— Граф Няри или его писарь, скорей всего — последний. Письма, написанные этой рукой, я тоже получала от графа. Только в них я читала о его любви и мечтах.
Поначалу письма Андрею читал Ян Калина. Чтение и письмо — господские занятия! Да и многие господа этой премудростью не владели. Нанимали писарей и бродячих студентов. Но Андрею хотелось самому читать письма от Эржики, и ради того Дрозд стал рьяным учеником Яна Калины. Он научился читать и кусочком свинца выводить округлые буквы.
— Граф сыграл с нами странную шутку, Эржика, — вздохнул Андрей, собираясь разорвать письма.
— Не рви, Андрей. — Эржика схватила его за руку. — Если бы я сама осмелилась писать тебе, они были бы точь-в-точь такие же. Он удивительно верно угадал мои чувства.
— И мои тоже, — улыбнулся Андрей Дрозд. — Я никогда не осмелился бы даже приблизиться к тебе, не то что похитить тебя и понести к алтарю. Потом, когда я был уже влюблен по уши и не внимал голосу разума, пришел гонец от графа Няри с последним приветствием: «Мой господин передает тебе, что завтра поведет Эржику Приборскую под венец. Все будет подготовлено к тому, чтобы вместо него обвенчался с нею ты». Это был ужасный для меня день, а ночь и того ужасней. Меня мучили адские сомнения, но когда мы из своего недалекого убежища услышали чахтицкие колокола, я не совладал с собой. Приоделся, вскочил на коня — и вот мы на всю жизнь теперь муж и жена, Эржика…
— Муж и жена. — Она прижалась к нему.
— Но делать этого я не должен был, — нахмурился Дрозд. — Мы не подходим друг другу. Ты хрупкая, как цветок, и нежная, я неотесаный, грубый мужик. Ты земанка, я бывший батрак, теперь разбойник, которому должна сниться виселица, а не счастье и красивая жизнь. Вместо подушки у меня под головой камень и покрываюсь я небосводом. Рядом со мной ты не можешь остаться, эта суровая жизнь погубит тебя.
— Взгляни на меня, Андрей, — рассмеялась Эржика и указала на свое драгоценное ожерелье, золотые браслеты с каменьями, серьги, булавки и брошки. Украшения сверкали на ней, как ослепительные осколки солнца. Но внимание его привлекло не это сверкающее богатство, его пьянила ее красота. Она казалась ему ослепительной.
— Взгляни на эти драгоценные украшения! Ты разбойник, Андрей Дрозд! Забери их у меня, и тебе уже никогда не придется разбойничать. Мы продадим драгоценности и сможем жить беззаботно. У меня есть и руки, привыкшие к труду! Отправимся куда-нибудь в отдаленный город и начнем новую жизнь.
Андрей Дрозд окинул взглядом пасмурные леса, пронизанные печалью приближавшейся осени. При мысли о новой жизни он почувствовал, как у него закружилась голова.
— Никогда! — воскликнул он внезапно, да так резко, что Эржика испуганно посмотрела на него. — Я не имею права на такое счастье и его не будет у меня, пока клятва связывает меня с моими дружками, пока мы не обезвредим Алжбету Батори. Бросить друзей, пока борьба не окончена, значило бы предать их.
Но Эржику это упорство отнюдь не огорчило.
— Пусть будет так, Андрей, — улыбнулась она, сделав над собой усилие. — Пока ты не исполнишь свой долг, я подожду тебя там, куда ты отошлешь меня. Я верю, что моя мечта о новой жизни сбудется.
— Обязательно сбудется, и очень скоро! — загорелся Андрей. Как все просто, когда он находит у Эржики понимание. — Борьба, в которую мы вступили, закончится быстро, даже если бы мне пришлось снести чахтицкий замок и град собственными руками.
— Андрей, — она обратила к нему молящий взгляд, — обещай мне: что бы ни случилось, ты не поднимешь руку на чахтицкую госпожу, ты не лишишь ее жизни.
— Почему ты требуешь этого? Ты так любишь ее, невзирая на то что она хочет уничтожить меня, а тебя на всю жизнь отдать человеку, который тебе противен? Скажи мне, Эржика, какие узы вас связывают? Почему она могла делать с тобой все, что хотела, почему ради нее ты готова была выйти замуж даже за графа?
Его вопросы испугали ее, но она скрыла свое замешательство. Она прильнула к нему, обняла:
— Ни о чем не спрашивай меня, ни о чем! Только скажи, любишь ли ты меня, очень ли ты меня любишь?
— Очень. — Он обнял ее своими могучими руками.
— И ты не перестанешь любить меня, даже узнав обо мне ужасную вещь?
— Мою любовь ничто не может убить.
— Ты будешь любить меня, даже если бы я была не приятельницей, не подопечной Алжбеты Батори, а ее дочерью?
— Даже тогда!
Жертва, какой еще не видывали на «кобыле»
Граф Няри прошелся по спальне, пропитанной пьянящим благовонием и погруженной в таинственный полумрак. Алжбеты Батори он, казалось, даже не замечал. А она чуть ли не до умопомрачения переживала свое бессилие, хотя еще не простилась с надеждой взять свое.
Вдруг граф Няри остановился и снова холодно посмотрел на нее. Но графиня старалась не показать виду, что боится его. Она улыбалась, глаза ее странно блестели.
— Дорогой друг, — заговорила она, приближаясь к нему с протянутыми руками, — давайте наконец похороним наше недружелюбие. Зачем мы так бесцельно отравляем себе жизнь?
Выражение лица графа Няри смягчилось, бледная его кожа чуть зарумянилась, когда Алжбета Батори взяла его за руку. Ладони у нее были горячими, дыхание ее обожгло его лицо.
— Пойдем же, — звала она приглушенным голосом, и голос ее выдавал страстное желание. — Ты превозмог мою оскорбленную гордость, мое упорство. Я поклялась, что уничтожу тебя, еще тогда, когда, приехав в мой замок, ты осчастливил своей любовью не меня, а мою служанку.
Она потащила графа к своей постели, нырнула в настланные пуховые перины и притянула его к себе. Он молча смотрел на нее разгоревшимися глазами, не сопротивляясь ее желанию.
— Денно и нощно я думала, как отомстить тебе за позор. И я отомстила. Ты увидел, какие испытания я обрушила на тебя. Но ты не знаешь, как при этом кровоточило мое сердце. Оно разрывалось от любви и ненависти. Но теперь я хочу только любить тебя.
