и Владимовым[391]. Перечисление писем, отзывов, споров и ссор в личной переписке и публикациях можно продолжать очень долго, но этот материал интереснее для историка русской эмиграции и к сути конфликта нового не добавляет.
НТС отозвался опубликованием в «Гранях» открытого письма, озаглавленного «Вынужденный ответ». Отрицая все аргументы Владимова, письмо оглашало главную претензию к писателю: «…Отсутствие интереса и желания работать с авторами в России. Владимова интересовали только один-два человека из его старых друзей. Так начала раскрываться оброненная осенью 1983 года на лосевской конференции – показавшаяся тогда случайной – фраза Владимова, что он видит журнал “Грани” как “посадочную площадку” для авторов, вынужденных покинуть страну. Другая тенденция – вмешательство в административные и коммерческие вопросы издания журнала, лежащие в компетенции издательства. Потребовалось немало времени, чтобы десятки беспричинных, как нам казалось, конфликтов привели нас к пониманию горькой истины: для нас журнал “Грани” всегда был инструментом служения России, а для Владимова – “посадочной площадкой”»[392].
Риторика о высоком «служении России» НТС и якобы конъюнктурной «посадочной площадке» Владимова, который с огромным риском и преданностью служил интересам своей страны и из-за этого был вынужден уехать в нежеланную эмиграцию, совершенно несостоятельна. Аргумент, что он не воспринимал «Грани» с полной серьезностью и ответственностью, не имеет никакой серьезной основы.
На этот разрыв наложилась личная трагедия. Елена Юльевна, страшно переживавшая всю эту историю, попала в больницу в Висбадене с обширным инфарктом через две недели после увольнения и умерла 18 июня 1986 года. Она была так важна в семье и так любима обоими, что Наташа и Георгий Николаевич чувствовали себя осиротевшими и очень одинокими без нее.
Скандал и ссора продолжались:
Для НТС это был страшный удар. Всем стало ясно, что эта организация – вовсе не вождь и руководитель русского зарубежья, как она себя старалась представить, и никакого авторитета у нее нет…
И тут, очень поздно, я узнал, что эти жулики меня на работу с самого начала не оформили. Мое жалованье называлось «гонорар», который я получал за редактирование каждого номера, хотя журнал выходил раз в квартал, а деньги я получал каждый месяц. А Наташа, оказывается, была – не «ответственный секретарь», а мой личный секретарь. Так что это я должен был платить ей выходное пособие, когда «Посев» ее уволил. Мы подали в суд, адвоката нам рекомендовал Вадим Белоцерковский (ГВ).
Тот факт, что у Владимова, совершенно не понимавшего западной жизни, не было с «Посевом» настоящего контракта, включающего социальную защиту, и никто не объяснил ему условия его приема на работу, говорит о недобросовестности НТС в денежных отношениях. Через два месяца после увольнения Владимов послал в издательство «Посев» письмо, где излагал свои финансовые претензии к НТС. Они включали:
1. Возмещение всех социальных страховок, то есть больничной кассы, пенсионного фонда, страхования на случай потери работы и т. д., которые при отсутствии контракта ему не выплачивались.
2. По немецким законам о расторжении рабочего договора положено предупреждать за шесть месяцев, и в течение этого времени зарплата сохраняется. Владимов требовал, чтобы, несмотря на отсутствие договора, ему выплатили деньги за полгода.
3. Он считал, что на том же основании издательство должно оплатить Наташе три рабочих месяца и выдать отпускные.
4. Он полагал, что его гонорары, пока он жил в Москве, или были плохо инвестированы в Швейцарии, или НТС присвоил себе часть процентов, и поэтому требовал возмещения.
Общая сумма компенсации составляла 72 тысячи немецких марок[393].
Не получив ответа, Владимовы подали в суд. Лев Копелев нашел немецкого адвоката Г.И. Ульриха, специалиста по «рабочему праву», который согласился вести дело pro bono. Среди бумаг Владимова в архиве я нашла письмо этого адвоката от 11 марта 1988 года. Он извещает Владимова, что снимает с себя адвокатские функции в текущем процессе по двум причинам: во-первых, Владимовы не предоставили ему необходимых документов для ведения дела. Я предполагаю, что этого не было сделано из-за отсутствия таковых документов. Нанимая Владимова на работу, ему объяснили, что НТС договоров не заключает: «У нас все на доверии»; во-вторых, и главное, господин Ульрих узнал, что, не оговаривая с ним этого заранее, Владимов пришел в здание суда и попросил свидания с судьей. С помощью переводчика в разговоре с судьей он пробовал объяснить свою ситуацию и склонить судью на свою сторону. По западным понятиям и законам это было серьезнейшим нарушением судебной процедуры, желанием «повлиять на исход процесса». Адвокат расценил это действие как выражение недоверия к себе. В тот же день он написал также и Льву Копелеву письмо, объясняющее свой отказ от ведения дела. Он писал и Владимову, и Копелеву, что квалифицированная адвокатская поддержка необходима, чтобы была хоть какая-то надежда на благополучный исход очень трудного дела, и рекомендовал немедленно обратиться к другому адвокату. Очевидно, тогда и всплыл адвокат Вадима Белоцерковского. Этот эпизод – ясная иллюстрация того, насколько Георгий Николаевич не понимал западной системы, что делало его совершенно беспомощным в защите своих прав. Ушлые деятели НТС не могли не знать этого:
И на суде они представили дело именно так, будто я получал гонорар, и постоянным сотрудником не являлся. А Наташе они платили на какой-то швейцарский счет из фонда НТС, а «Посев» – якобы независимое издательство, поэтому ей ничего не обязан. Суд в Германии – формальный, раз другая организация, значит, с ней и судитесь. Доказать ничего было невозможно. Мы были неопытными и не оформили с адвокатом контракта, а он вроде бы нас взял с тем, что, если выиграет – возьмет с нас гонорар, а проиграет – счет выставлять не будет. Я думаю, что НТС (или КГБ) его просто подкупил, так как он дважды не явился в суд и совсем ничего для нас не сделал. Его официальное объяснение состояло в том, что дело было изначально совершенно проигрышное. Таким образом, нас в одночасье выбросили на улицу, без пфеннига. Мне Романов со Ждановым предлагали отступного – 30 тысяч марок, но с тем, чтобы я молчал: «Ваши заявления плохо сочетаются с нашим намерением…» Т. е. молчи – тогда получишь. Злоба в них была страшная, когда я выступил с «Необходимым объяснением». Но я им сказал, что со мной так разговаривать невозможно, я ультиматумы не признаю. И, живя в свободной стране, я не могу добровольно нарушать ее законы о свободе слова и печати. И тогда они эти деньги просто оставили себе.
Я пробовал связаться с ЦРУ через Васю Аксенова, у которого был там знакомый
