Я раскрыла рот, она заметила мою нерешительность:
– Да?
Черт. Я не обязана ее читать.
– Может быть, вы найдете и второго пациента? Только боюсь, это будет задача посложнее.
– Доверьтесь мне. Вам известно его имя?
– Нет.
– Мммм… Пол?
– Неопределенный.
– Мммм… Отделение?
– Это был младенец нескольких недель от роду. Думаю, неонатология.
– Хорошо… Дата госпитализации?
– Это было давно, но когда точно? Я знаю, что тогда там работал доктор Мансо.
– Мммм… Еще одно ценное сведение.
– Да, но думаю, больше я ничего сказать не смогу…
– Может быть, имя другого врача, который им занимался?
– О, конечно! Франц Карма.
– Хорошо. Вам известно что-нибудь еще?
– Нет, к сожалению…
– Хорошо. Я посмотрю, что смогу сделать, – сказала она, убирая блокнот. – Но, как вам известно, из соображений конфиденциальности карты пациентов доступны третьим лицам лишь в крайних случаях…
– Да, понимаю. Но я не знаю, является ли мой случай…
Она открыла металлическую коробку, лежащую на столе:
– Я дам вам заполнить анкеты, по одной на каждого пациента. Мне очень жаль, что приходится отнимать у вас время, но вы же знаете администрацию…
Она указала на одно из кресел, положила передо мной две прямоугольные картонные карточки с надписью: «Поиск карты», на которых один раздел назывался «информация о пациенте», второй – «личность и статус просителя», а третий – «медицинский повод для поиска».
Я тщательно заполнила первые два столбца каждой карточки и долго думала над тем, что написать в третьем.
Наконец на карточке Камиллы я написала Ретроспективное исследование, а на второй – Перспективное исследование.
Я протянула их Рене. Она села за стол, изучила их, посмотрела на меня поверх очков, наклонила голову, достала из ящика печать, проштамповала обе карточки и встала:
– Вы можете подождать?
Она скрылась за шкафом.
Я посмотрела на часы. Они остановились.
– Может быть, мне лучше зайти по…
– Держите, – сказала она. – Мне очень жаль, я немного замешкалась, но иногда то, что лежит под носом, замечаешь в последнюю очередь.
Она протягивала мне толстую карту в желтой обложке, усыпанную бесчисленными цветными заплатами, наклеенными одну на другую, – свидетельства беспрерывных консультаций и госпитализаций. Мое горло сжалось. Это была карта Камиллы.
– Это она?
– Она, – сказала я. – Думаю, вторую будет найти не так просто.
– О, простите! Тысячу извинений! Мне следовало положить ее сверху!
Она скользнула рукой под толстую желтую обложку и достала другую карту, тонкую, белую, анонимную. Я ее открыла, заметила несколько листков и сразу захлопнула:
– Но… на ней нет имени.
– Да… Прежняя обложка истрепалась. Я вложила карту в пустую обложку.
– А… вы уверены, что это та карта, которую я ищу?
– Согласно информации, которую вы мне дали, карта та. Хотите проверить?
Я не могу, это не моя пациентка.
– Нет, нет, я вам полностью доверяю. Сколько времени я могу держать их у себя?
– Столько, сколько вам понадобится. Только не забудьте мне их вернуть, ладно? Если они когда-нибудь потребуются кому-то еще…
Она вернулась к письменному столу и протянула карточки, которые я только что заполнила:
– Не могли бы вы поставить здесь свою подпись, чтобы подтвердить, что я вам их выдала?
Я достала из кармана ручку и расписалась.
ЛАНС
Я шла по коридору, ведущему к отделению неотложной помощи, и чувствовала, что карты обжигают мне пальцы. Белую карту я не открою. Это должна сделать не я. При мысли о том, что я найду в карте Камиллы, у меня свело живот. Я не готова прочесть отчеты об операциях, я даже не уверена, что хочу их читать. Кому захочется читать описание пыток, которым врачи-нацисты подвергали заключенных лагерей? Мне нужно узнать не это. Мне нужно только узнать, кем были эти нацисты, которые мучили и убили моего старшего брата (сестру).
Я поднялась по лестнице и оказалась в коридоре отделения неотложной помощи. В отделении было непривычно спокойно. Даже как-то тревожно. Две сиделки пили кофе в буфетной. Четверо – санитар, две медсестры и девушка-интерн – играли в белот [97] . Всё вокруг напоминало первые пятнадцать минут серии «Скорой помощи»… непосредственно перед крупной аварией на шоссе. Я крепче прижала карты к себе.
Дверь Ланса была открыта, как всегда: врачи отделения неотложной помощи знают, что их могут вызвать в любой момент. Я постучала в дверную раму и просунула голову в кабинет. Лежа на старом, потрепанном диване в помещении, которое служило ему одновременно кабинетом, залом для совещаний с интернами и библиотекой, Ив Ланс спокойно читал еженедельник «Канар аншене». Он поднял голову и, узнав меня, широко улыбнулся из-под очков. Как-то раз, во время моего дежурства, он сказал, что я похожа на его дочь…
– Я вам не помешаю?
– Нисколько. Как дела?
Я глубоко вздохнула:
– Могло быть и хуже.
– Садись, – сказал он, убрав ноги с дивана и постучав по нему ладонью. Затем указал на карты у меня на коленях: – Ты хотела поговорить со мной о пациенте?
– Нет, я пришла, чтобы вас поблагодарить.
– За что, скажи на милость?! – удивился он.
– Ну, вы… очень много для меня сделали.
– Ты очень хорошая. И очень одаренная, ты это знаешь. Я не дождусь, когда твой начальник ненадолго отпустит тебя и ты придешь сюда на дежурство.
– О, я обязательно приду, только сегодня я пришла по другому поводу. Я объясню. Много лет назад, когда вы еще занимались урологией, Оливье Мансо обратился к вам за хирургическим советом по поводу младенца третьего пола…
Ланс улыбнулся еще шире, но при этом покачал головой:
– Думаю, ты ошиблась.
– По… почему?
– Потому что я никогда не занимался такой хирургией. Не думаю, что кто-нибудь обратился бы ко мне за советом.
Я положила руку на разноцветную обложку:
– Но я знаю, что урологи оперировали…
– Да, но тогда у нас было две бригады. Я заведовал той, что не имела к этому никакого отношения. Если Оливье и просил у кого-то совета, то точно не у меня. Зная его, я уверен, что и к агреже, который управлял другой группой, он не обращался: Оливье его ненавидел. Нет, если уж ему нужен был совет по хирургии или урологии, он бы обратился к своему другу.
– Бруно Саксу?
Ларе вытаращил глаза:
– Нет, к Францу. Францу Карме. Он тогда был интерном хирургии. Ты не знала? Он был одним из лучших, агреже считал его своим преемником. К сожалению, Францу часто приходилось ему ассистировать на таких вот операциях…
Я слышала его слова, но не понимала их. Я снова и снова прокручивала в голове эту фразу, но это не помогало мне ее понять. Я не хотела понимать. Я опустила глаза на карту Камиллы. Мне стало нечем дышать, как будто на меня обрушились глыбы льда и свинца. Я открыла карту; мне казалось, что обложка весит целую тонну. К первой же странице была прикреплена голубая справка.
Имя: Камилла Мержи.
Причина смерти: послеоперационный сепсис [98] .
Врач, констатировавший смерть: доктор Франц Карма, интерн и уролог.
*
Не помню, произнесла ли я что-нибудь. Не помню, как вышла из кабинета Ланса. Не помню, как спустилась по лестнице. Не помню, как бежала, так быстро, что едва не задохнулась. Помню только боль в груди, тиски в горле и слезы в глазах.
Не помню, как поднялась по лестнице в отделение ДПБ. Помню, что оказалась перед двойной дверью, постояла перед ней, затем толкнула ее что было силы.
Не помню, был ли кто-то в коридоре, помню только, что дверь была открыта, что я вошла в кабинет и что Синяя Борода сидел там, сгорбившись, как старичок, над ноутбуком и грудой страниц с текстом, испещренным пометками.
Помню, как захлопнула дверь, как подняла карту над головой и бросила ее на него, на стол, на компьютер.
Помню, как закричала:
– Мучитель! Убийца! Сволочь! Ты убил… Вы убили Камиллу! Моего брата… мою сестру…! Готовься… я вас убью!!!
Помню, как он встал, в глазах растерянность, волосы взлохмачены, борода всклокочена. Не помню, прикасался он ко мне или нет, помню, что я вдруг очень испугалась, испугалась его, и отпрыгнула к шкафу. Помню, как съехала по шкафу на пол и заплакала, закрыв голову руками.
Помню, я подумала: я его убью, я умру я хочу его убить, я хочу умереть.
Помню, я услышала, как он подошел ко мне.
Помню, я подумала: пусть доведет до конца. Пусть доведет до конца грязную работенку которую начал.
Помню, как загрохотал стул.
Помню, как я услышала, как что-то упало на пол.
Помню, я открыла глаза и увидела Франца Карму, мертвенно-бледного, стоящего передо мной с картой Камиллы в руках.
Помню, он дышал очень часто и громко, как человек, которому не хватает воздуха.
