отца.
Свет расцветает в моей груди, вырываясь наружу до тех пор, пока не прогоняет все негативные чувства. Все страхи. Сожаления. Мое сердце расслабляется, мое настроение меняется.
Я открываю глаза и встречаюсь взглядом с Мирасой. Магия гудит вокруг меня, и я знаю, что на этот раз это ее магия. Я никогда не пыталась создать второе впечатление. Всегда думала, что ничто не может свести первое, созданное с помощью моей магии. Но Торбен доказал, что это не так. Он доказал, что я могу отключить свою магию и позволить другим увидеть настоящую меня. Так что вполне логично, что я могу произвести новое впечатление. Почувствовав странный сдвиг в своей силе, я знаю, что это работает. Гул моей магии точно такой же, как при формировании первого впечатления.
Я вглядываюсь в лицо Мирасы, ожидая найти в ее чертах лучшие качества… но ничего не вижу.
– Вот она, твоя магия, – объявляю я измученным и усталым голосом. – Я не знаю, как вернуть ее, но если тебе известно, как ее забрать, тогда сделай это. Забирай ее и позволь мне уйти. И никогда больше не приближайся ко мне.
Мираса приподнимает бровь.
– Ты не используешь мою магию.
– Использую.
– Я не вижу. Ничего не вижу. Ты… ты… – Ее грудь вздымается от резких вдохов. – У тебя нет лица. Нет каких-либо качеств. Я ничего не вижу. Ничего.
Правда пронзает меня, как ледяной нож.
– Ты ничего не любишь в себе.
Она отступает на шаг, пока не погружает обе ноги в воду пруда. На ее лице отражается паника.
– О чем ты?
– Я использую твою магию, а ты ничего не видишь. Не существует тех качеств, которые ты бы ценила в себе. Здесь не во что влюбиться.
– Возможно, моя собственная магия на меня не действует, – предполагает Мираса, но дрожь в голосе выдает ее сомнения.
– Вот почему ты питаешься любовью, – говорю я. Несмотря на всю ненависть, что я испытываю к этому существу, в моем сердце зарождается искренняя жалость. – Потому что ты никогда не испытывала этого чувства. Не знаешь, что это такое. Ты никогда не любила ни себя, ни кого-либо еще.
Она зажмуривается, будто не может больше смотреть на меня и секунды.
– Замолчи!
Я не могу дышать, когда меня снова охватывает нарастающее притяжение. Мираса закрыла глаза не потому, что не могла смотреть на меня… она намеревалась снова опустошить меня. Я пытаюсь закричать, но в легких нет воздуха. Энергия покидает меня, я чувствую головокружение. Мои ноги становятся слишком слабыми, колени подкашиваются…
Что-то огромное встает между мной и Мирасой. Ее магия отключается, и я делаю судорожный вдох. Только тогда я осмеливаюсь признать, кто стоит передо мной. Я оглядываю коричневый мех, четыре лапы, два округлых уха. Мое сердце подпрыгивает от вида медведя. Моего медведя. Это… это Торбен. Он жив.
Встав на дыбы, он атакует Мирасу в грудь. Прежде чем водяная фея падает в центр своего пруда, брызги крови описывают дугу в воздухе. Медведь поворачивается ко мне, и я, сократив разделяющее нас расстояние, зарываюсь руками в мех вокруг его шеи.
– Торбен! – Его имя срывается с моих губ с тяжелой дрожью. – Ты… ты действительно здесь.
Он нежно тычется мордой мне в щеку.
– С тобой все в порядке?
Я не успеваю ответить. Пара копыт врезается в голову Торбена. Я отползаю назад, когда медведь замахивается на келпи лапой, царапая горло существа своими острыми, как бритва, когтями. Вартул издает гортанное ржание, но встает на дыбы и снова атакует Торбена. Медведь отступает, но не для того, чтобы убежать, а чтобы отвести келпи подальше от меня. Я не могу оторвать глаз от брызг крови, которые вылетают между зубами келпи, когда он вонзает их в шею Торбена. С криком я бросаюсь к ним, отчаянно пытаясь помочь…
Кто-то хватает меня за запястья, уводя подальше от драки. Передо мной Мираса, со вздымающейся грудью и глазами, сверкающими от ярости. Она утягивает меня к краю пруда.
– Если не хочешь сотрудничать и не можешь вернуть мне мою магию, тогда будешь принадлежать мне.
Я упираюсь пятками в землю, сопротивляюсь ее болезненной хватке, но трава слишком мягкая, слишком грязная, так что вместо этого я только скольжу ближе к берегу. Мираса сжимает мои запястья так сильно, что кажется, вот-вот сломает мне кости.
– Я хотела, чтобы мы были на одной стороне, – говорит она, притягивая меня ближе. Ее ноги касаются края пруда. Водяная фея тянет меня до тех пор, пока мои ступни не погружаются под воду, а туфли не наполняются мутной водой. Еще рывок, и мы заходим по колено. Затем по пояс. – Я хотела, чтобы мы стали матерью и дочкой. Вместо этого я верну тебя в лоно, из которого ты родилась. Мы сольемся в одно. В одно тело, в одну душу. Возможно, после того как ты усвоишь свой урок, я снова произведу тебя на свет.
– Что ты… – Меня снова охватывает непреодолимое притяжение, но на этот раз мы почти в центре пруда.
Я с трудом сглатываю, осознавая леденящую душу правду.
Она собирается утопить меня.
– Я умру, – говорю я слабым голосом. Мои колени начинают подгибаться, но Мираса крепко держит меня в своих тисках.
– Ты станешь со мной единым целым, – поправляет водяная фея, задыхаясь от слез. – Я вынуждена это сделать, Астрид. Без своей магии я не буду полноценной. Никогда не почувствую…
Тошнотворная печаль пронзает мое сердце. Я знаю, что именно остается невысказанным. Теперь происходящее обретает смысл. Мираса не способна чувствовать любовь. Ни к себе, ни к другим. Не знаю, по собственному выбору или по жестокому замыслу судьбы, но, только питаясь любовью других, она может испытать это чувство сама. Только так моя мать сможет обрести полную силу и превратить ее водоем в процветающее озеро.
Все могло бы сложиться по-другому, если бы только она умела любить…
У меня комок встает в горле, а на глаза наворачиваются слезы. Мою кровь наполняет горе, а кости мои тяжелеют от скорби. От скорби по моему отцу. И по безымянному мужчине, который произвел меня на свет. По каждой жизни, что Мираса оборвала в своем стремлении почувствовать любовь. И по самой Мирасе. Потому что у меня не остается сомнений…
Моя мать должна умереть.
Ее хватка на моих запястьях начинает ослабевать, ее тело сотрясается от рыданий.
– Прощай, Астрид.
Мои ноги подкашиваются, и я чувствую, что тону. Мираса продолжает унция за унцией высасывать мою энергию, питаться моей агонией, моим страхом. Когда она отпускает одно из моих
