Я жадно всматривался в ее бесконечно милое лицо, чистые прекрасные глаза, что медленно расширились в недоумении.
— Кольчуга? — переспросила она. — Какая кольчуга?
— Мне ее передали еще там, в Амальфи, — напомнил я. — Я сразу понял, от кого… по гербу на вязаной рубашке, в которую кольчуга была завернута!
Она покачала головой, не отрывая от меня тоскующего взгляда любящих глаз.
— Я не передавала никакой кольчуги. Это было бы… было бы неуместно.
— Что за глупый шутник, — пробормотал я. Повозку потряхивало, я держался обеими руками, сунув голову в окошко, губы тянулись к ее лицу. Лавиния протянула мне руку, я жадно припал губами к бледным тонким пальцам. — Ох, Лавиния…
— Сэр Ричард, — ответила она, вся дрожа, бледная как смерть. — Уходите, умоляю вас… уходите, иначе я сейчас умру!
Повозку тряхнуло так, что я стукнулся затылком и прикусил язык. Пальцы разжались, я поспешно спрыгнул, повозка покатила в ночь, быстро набирая скорость. Некоторое время я смотрел вслед остановившимися глазами, внутри меня чей-то голос монотонно твердил: «Жизнь не кончается, жизнь не кончается, жизнь не кончается…»
— Да, — прошептал я, — да… Жизнь не кончается! Зайчик!.. Зайчик!
Я свистнул, громко не получилось, губы сводит горькой судорогой, это я пытаюсь через силу зачем-то улыбнуться. У ворот, облитый призрачным лунным светом, маячит обеспокоенный Смит. Я кивнул: все в порядке, жизнь продолжается. Нам нужны быстрые кони, не задерживайся.
Через полчаса в нашу комнату поскреблось, я отворил дверь, Фрида проскользнула неслышно, как мышка. Щеки раскраснелись, в мешке огромный монашеский плащ с капюшоном. Я отослал ее в подвал к королю, сам продолжал обыскивать комнату. Смит явился следом за королем, даже я не сразу узнал Барбароссу в огромном монахе, что ну никак не может заставить себя сгорбить смиренно спину. Капюшон скрывает лицо до подбородка, но подол коротковат, хотя Фрида уверяет, что купила самый-самый огромный.
Пес помахал хвостом, сообщая, что бдил и стерег. Барбаросса проворчал с презрением:
— Что за мелкий народец эти монахи… И зачем они вообще?
Смит доложил с порога восторженно:
— Вы не поверите, но купил четырех великолепнейших коней! Просто великолепных. Ничуть не уступают тем брошенным, никогда бы не подумал!
Барбаросса спросил с подозрением:
— А деньги откуда?
Смит кивнул в мою сторону.
— Все благодаря щедротам сэра Ричарда.
Я отмахнулся.
— Не благодарите, Ваше Величество. Чтобы вы не считали себя чересчур уж обязанным, я могу ссудить в долг.
Он проворчал:
— Да уж, к вам попади. По глазам вижу, и королевство уйдет за проценты. Что удалось узнать?.. И перестаньте переворачивать мебель! Что ищете, шпионов?
Я ответил раздраженно:
— Кольчугу, Ваше Величество. Не знаю, кто ее ковал, но вроде бы ее вообще ничем нельзя пробить или повредить. Мне подарили, сейчас что-то очень захотелось рассмотреть подарок…
Смит сказал с осторожностью:
— Я слышал во дворе, что пошли нехорошие слухи насчет mêlée. Вроде бы сэр Ричард сбежал, а именно его намеревались избрать предводителем отряда. На стороне южан отряд уже почти сформирован. Во главе, конечно же, герцог Валленштейн.
Барбаросса рыкнул:
— Ищите кольчугу получше, она вам понадобится. Похоже, южане собрали под знамя Валленштейна лучших рыцарей, а вам собирать придется уже и не знаю из кого… Кроме того, боюсь, сообщу вам неприятнейшую новость.
— Еще? — спросил я убито. — Что может быть еще неприятнее?
Он не понял, о чем я, кивнул в сторону. Одна из половинок окна болтается, хотя, как мне кажется, эти окна вообще никогда не открывались. Есть такие окна, неоткрываемые, как в поездах дальнего следования или в кабинете президента.
— Мы с Фридой видели, — сказал он, — как из окон гостиницы вылез человечек и спрыгнул на землю. У него был сверток, из которого выглядывал рукав кольчужной рубашки. Не думаю, что это совпадение… Через окна даже днем не лазают.
Я со злостью ударил кулаком на спинке кровати.
— Черт!.. Как раз, когда я… Впрочем, неважно! Насчет mêlée герольды протрубили, что заявки на участие надо подать с утра. Я должен успеть, иначе… Кстати, зачем четверых коней? Кадфаэлю, как известно, конь не по чину, мой Зайчик уже в конюшне…
Смит ахнул:
— Прибежал? Услышал?
— Прибежал, — согласился я, — услышал. У него музыкальный слух, как у Робертино Лоретти.
Барбаросса сказал повелевающе:
— На третьем коне поедет Фрида. Это лучше, чем…
Он удержался и не уточнил, что лучше: то ли на метле, то ли за моей спиной. Так и вышли во двор, где у коновязи ждут четыре коня. Смит быстренько одного отвел в конюшню, я вывел Зайчика, уже оседлан, Барбаросса, все так же скрывая лицо, взобрался на самого рослого коня.
Жизнь в палаточном городке, выросшем вокруг турнирного поля, не затихает и ночью. Еще издали мы услышали звуки музыки, песни в разных концах лагеря, вопли. При свете костров плясали, пели, играли и бахвалились победами то ли в турнирах, то ли в игре в кости как рыцари, так и оруженосцы, слуги, торговцы. Смит обратил мое внимание на множество веселых женщин, отметил с негодованием, что ни одна порядочная не придет сюда ночью, однако длинные тараканьи усы приподнялись, как у богомола, завидевшего половозрелую самку, глаза жадно заблестели.
Рассветает на диво медленно, по низине клубится сизый туман, народу в ожидании массового кровопролития собралось у турнирного поля настолько много, что отряды пеших воинов выстроились по всему периметру, сдерживая зевак. Прибавилось лавок и навесов, где торгуют едой и вином, а также всем, что может потребоваться в дороге. На огромных жаровнях накаляются громадные сковороды, туда бросают очищенную рыбу и щедро плещут масло, рядом жарится мясо, а также продают ветчину и колбасы.
Толпа заревела восторженно, со стороны города в алых лучах восходящего солнца показались блестящие всадники на убранных яркими цветными попонами конях. Я сжал кулаки: едут южане, все в элитных доспехах, все на одинаково рослых и могучих конях, что тоже несут на себе тяжелые кольчуги, а конские головы и груди защищены стальными латами. Без всякой нужды рыцари выстроили коней в боевой порядок и двигались так до самого турнирного городка, вызывая ликующие крики безупречной выучкой и точностью движений.
Стражи с трудом оттеснили народ от границы поля, иногда били тупыми концами копий не только по ногам, но и по головам самых тупых или упрямых. Вместо отряда, который им должен противостоять, я увидел совсем небольшую группу рыцарей. Все держатся обособленно, вид у всех довольно растерянный и подавленный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
