– Это не моя кровь. Демида.
– Может, тебе подколоться нужно? Могу посодействовать.
– Нет. Я завязала.
– Да уж вижу – здорово переменилась. Была ведь доходягой… Это он тебя с иглы снял?
– Он.
– И кем же ты у него? Секретаршей? Любовницей?
– И то и другое. Юрий, зачем тебе это?
– Понять хочу. Такой вот я человек дотошный. Вот ты, к примеру. Я тебя насквозь вижу. Хоть ты и переменилась, и ума, вроде, набралась, и считаешь себя крутой, да только ничего в тебе нет такого, чего бы я не видел в своей жизни. Хочешь, скажу, чем вы там с Демой занимались? Карате он тебя учил. По рукам твоим вижу и по повадке. Да и доложили мне давно, как в зале вы там занимаетесь, даже как целуетесь взасос на глазах у всех. Ну ладно, это я понять могу. Бабенка ты, что и говорить, эффектная, есть на что посмотреть. Ну, поддерживал бы он тебя в форме, это тоже понять можно. Но ведь он же из тебя бойца сделал, можно сказать, убийцу. Зачем?
Леку передернуло. Никогда Крот не говорил с ней так откровенно, не лез в душу. Леке казалось, что более безразличного к людям типа ей не приходилось встречать. И вот нате – оказывается, бывший рецидивист Кротов по натуре – психолог-любитель. Вынь да положь ему – кто такой Демид и чем он занимается?
– Не знаю я, Крот. Сама не знаю. Можешь мне поверить. Демид не из разговорчивых. И чтоб сказать что-нибудь о том, что он задевать не хочет – ни-ни! Скорее умрет.
– Может, и кто стрелял в него, не знаешь?
– Не знаю, ей-богу, – согрешила Лека. – Я домой пришла, а он уже лежит с дыркой во лбу. В доме все разворочено, словно гранатой. Может, ты знаешь, кто это? Ты же все знаешь, Крот. Ума не приложу, кому понадобилось в него стрелять. У него и врагов никогда не было.
– Вот это ты зря. – Крот ухмыльнулся. – Я лично мог бы назвать тебе десяток людей, кто готов наставить на него пушку. Стреляли в Динамита не раз и не два, только без толку – он же заговоренный! В одном ты только права: сейчас в него никто стрелять не должен был. Не висит на нем сейчас никаких дел. Так что разбирайся сама.
Лека прислушалась. Она попыталась настроиться на волну Демида, поймать хоть отзвук его мыслей откуда-то издалека. Пусто…
– Расскажи мне о Демиде, Юрий, – вдруг попросила она. – Я живу с ним бог знает сколько времени, но так ничего толком про него и не знаю.
– Ладно, расскажу. – Крот опустился в кресло и сцепил огромные свои клешни перед собой. – Вообще, Демида твоего я уважаю. Достоин он уважения. Обиду только всегда я держал, что не у меня он работает. Говорил мне Динамит, что ничей он – сам за себя, и нет у него никаких начальников. Только не верил я в это. Не бывает у нас, чтобы жил такой человек сам по себе и никто на него лапу не наложил. Госбезопасность? Это тоже лапша на уши. Не из тех он. Знаю я этих молодцов – сидят там все в одной коробке, по разным этажам и отделам, и следят, чтобы никто друг дружку не обошел. Раньше, когда Советский Союз еще был, карьеру им проще делать было. Было им с кем работать… Антисоветчики там разные, шпионы, художники-авангардисты. Сидел я как-то с одним таким художником. Забавный такой мазила – здоровенный, бородатый. Выпускал анархистский листок. Ну и впаяли ему три года за порнографию – мол, голых баб рисовал. У них ведь все расписано, у этих комитетчиков – когда какое звание тебе светит, какие пайки получать, кабинет тебе отдельный положен или только стол на двоих с другим старлеем. Субординация! Чтоб Динамит в такую систему влез – да никогда в жизни! Так-то вот…
А увидел в первый раз я Демида, когда он еще пацаненком был. Лет пятнадцать назад. Я тогда после второй ходки только на свободу вышел. Три года – так, по мелочи. Волей наслаждался – вино, бабье, кореша старые. Ну, и попутно присматривался, чем заняться – знаешь, в зрелые года входил, не хотелось, как в малолетстве, гоп-стопом заниматься. Потом с одним человеком знакомство свел – да ты ж его знаешь! Григорий это был. Гриша. Это он теперь такой суровый стал – простому человеку не подступиться. А тогда был учителем физкультуры – здоровенный, носатый, в очках. Рожа добрая… Пацаны на нем висли гроздьями. Кружок самбо он вел. Вот я и стал к нему захаживать по вечерам. Вроде, как поднакачаться, здоровье поправить.
Карате тогда не приветствовалось. Самбо – вот это да, это вроде как по-нашему, по-советски. Ну, а где самбо, там и дзю-до, и бойцы оттуда нередко выходили. По мне-то, что самбо, что карате, одна хренотень, я и без этого кому угодно башку могу проломить. – Крот покачал перед носом своим пудовым кулаком. – Да, про Демида, значит. "Вот, – Гриша показывает мне, – видишь того мальчонку? В шпагате сидит. Вот это будет боец несравненный, талант у него от бога". Демка твой маленький был, но жилистый. Девятиклассников лупил так, что только тапки в разные стороны летели. Знаешь, чем до этого занимался твой Демка? Балетом! Это ж курам на смех! Пацан – и балет танцует! Мамка у него учительница была, интеллигентного такого воспитания. А отца не было. Вот и отдала его в балет – пускай, дескать, сынок к прекрасному приобщается. Издевались над Демой бедным за это все, кому не лень. Лупили. До поры до времени. А потом он огрызаться стал, и очень даже не хило. Трое нападут – так он и троим накатит. Четверым, так четверым. А лет в десять проявил характер. Ушел он из этого балета, несмотря на слезы мамкины, и пришел заниматься в самбо. Тут-то ему, видать, балетная школа и пригодилась – растяжка и всякое такое. Быстрый он был – я сам видел. Это ведь непросто дается – быстрота такая. Пока дылда какой-нибудь к нему подберется, чтобы за грудки схватить, он его шутя с ног собьет. Замкнутый был парнишка, серьезный очень. И тренировался не по-детски, не жалел себя.
Это я так, потом уж вспомнил, когда случай меня уже со взрослым Демидом свел. А тогда мне, честно говоря, плевать было на всех этих пацанов. Я их гревом не занимался, у меня свои проблемы были. Много там таких парнишек было. Многие из них потом к нам попали. Многие и срока свои получили. Но только не Демид, не таким он оказался. Хитрый Гриша ведь как действовал? Придет к нему бывший ученик: "Вот, мол, Гриша, пропился я, проигрался, башлей нет, может, подмогнешь?" Гриша: "Отчего ж не помочь? Работенка найдется." И находилась работенка. Я, знаешь, спортсменов всегда больше любил, чем шпану простую. Спортсмены – они люди рисковые, чувство страха в них еще в детстве убили.
"Любишь… – подумала Лека. – Кого ты вообще любишь, Крот? Один продает своих воспитанников, другой их покупает. Пытаешься изобразить из себя благодетеля? Может быть, ты еще и меценат – отстегиваешь бабки на какую-нибудь спортшколу? Может, еще и на церковь жертвуешь? Никому не будет счастья от твоих грязных денег, скотина! Ну, расскажи теперь, как ты Демида пытался втянуть во все это дерьмо. Для его же счастья, разумеется…"
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
