Но не все заполнявшие зал были герцогами и принцами, был и более скромный народ — Гарцвел-скандар, Кордилейн, парусный мастер, Панделон, плотник, Виноркис-хьерт, торговец шкурами, мальчик Хиссун из Лабиринта, Тизана, толковательница снов из Фалкинкипа и многие другие, рангом не выше этих, стояли среди вельмож и лица их сияли.
Лорд Валентайн встал, отсалютовал матери, ответил на приветствия Горнкейста и поклонился, когда раздались крики:
— Да здравствует Коронованный!
Когда настала тишина, он сказал:
— Сегодня у нас большой фестиваль в честь восстановления всеобщего благоденствия и полного порядка. Мы подготовили для вас представление.
Он хлопнул в ладоши, и вошли двенадцать музыкантов под предводительством Шанамира.
Рога, барабаны, трубы заиграли приятную веселую мелодию. За ними вошли жонглеры в костюмах редкой красоты, впору хоть принцам: впереди Карабелла, за ней Слит, а потом грубые косматые Залзан Кавол и его два брата.
Они несли жонглерский инвентарь всякого рода: мечи, ножи, серпы, факелы, яйца, тарелки, ярко раскрашенные дубинки и многие другие вещи.
Дойдя до середины зала, они встали на свои позиции лицом друг к другу по лучам воображаемой звезды.
— Подождите, — сказал лорд Валентайн. — Тут есть еще одно место!
Он спустился по ступеням трона Конфалума и остановился на третьей снизу.
Он улыбнулся Леди, подмигнул Хиссуну и махнул Карабелле, которая кинула ему меч.
Он ловко поймал его, она бросила второй и третий, и он начал жонглировать ими на ступенях трона, как обещал Леди на Острове Снов.
Это было сигналом к началу жонглирования. В воздухе сверкало множество предметов, которые, казалось, летали сами по себе. Мир еще не видел жонглирования такого высокого класса, лорд Валентайн был в этом уверен.
Через несколько минут он спустился со ступеней трона, вошел в группу и, радостно смеясь, принялся обмениваться серпами и факелами со Слитом, скандарами и Карабеллой.
— Как в старые времена, — сказал Залзан Кавол. — Но ты, милорд, работаешь еще лучше.
— Публика вдохновляет меня, — ответил лорд Валентайн.
Залзан Кавол был в ударе.
Он прямо из воздуха выхватывал яйца, тарелки и дубинки, его четыре руки беспрерывно двигались, и каждую схваченную вещь он бросал лорду Валентайну, а тот без устали принимал их, жонглировал ими и перебрасывал Слиту и Карабелле, а в ушах его звучала похвала зрителей — не просто льстивая, это было ясно.
Да, вот это была жизнь! Как в старые времена, даже лучше!
Он засмеялся, поймал сверкающий меч и высоко подбросил его.
Илидат считал, что Коронованному неприлично заниматься подобным перед принцами королевства, и Тунигорн был того же мнения, но лорд Валентайн не согласился с ними, добродушно заметив, что не придает значения этикету. Теперь он видел, как они смотрят, раскрыв рты, со своих почетных мест на это поразительное зрелище.
Однако он понимал, что пора оставить эту забаву.
Он поочередно перекидал все пойманные предметы и отступил.
Дойдя до первой ступени трона, он остановился и позвал Карабеллу.
— Пойдем со мной, станем зрителями, — сказал он.
Щеки ее залились краской, но она, не колеблясь, избавилась от дубинок, ножей и подошла к трону.
Лорд Валентайн взял ее за руку и вместе с ней поднялся.
— Милорд, — прошептала она.
— Ш-ш-ш. Это очень серьезное дело. Осторожно, не споткнись.
— Я споткнусь? Я? Жонглер?
— Прости, Карабелла.
— Я прощаю тебя, Валентайн.
— Лорд Валентайн.
— Значит, теперь будет так, милорд?
— Не всегда. Когда мы вдвоем — нет.
Она поднялась на верхнюю ступеньку.
Их ждало двойное сидение зеленого и золотого бархата.
Лорд Валентайн стоял, вглядываясь в толпу.
— Где Делиамбер? — шепотом спросил он. — Я его не вижу!
— Это не его стихия, — сказала Карабелла, — он, наверное, уехал на время праздника. Колдуны скучают на фестивалях, а жонглирование его никогда не интересовало, ты сам знаешь.
— Ему полагалось бы находиться здесь.
— Когда понадобится тебе, он вернется.
— Надеюсь. Давай сядем.
Они заняли свои места на троне.
Внизу жонглеры показывали свои лучшие трюки, казавшиеся чудом даже лорду Валентайну, знавшему их секрет.
Глядя на них, он испытывал странную печаль, потому что теперь сам отстранился от жонглирования, отошел, чтобы подняться на трон.
Это была серьезная перемена в его жизни.
Он понимал, что жизнь бродячего жонглера, свободная и радостная, кончена, что на него снова навалилась всем бременем власть, он не хотел ее, но не мог от нее отказаться.
Это его огорчало.
Он сказал Карабелле:
— Когда-нибудь, когда двор будет смотреть в другую сторону, мы потихоньку соберемся все и покидаем дубинки. Как, Карабелла?
— Наверное, да, милорд. Я хотела бы этого.
— Мы вообразим, что мы где-то между Фалкинкипом и Долорном и гадаем, пригласят нас в Постоянный Цирк, найдем ли мы гостиницу и…
— Милорд, ты только посмотри, что делают скандары! Просто глазам не веришь! Так много рук — и все в работе!
Лорд Валентайн улыбнулся.
— В ближайшие дни, когда у меня будет время, я попрошу Залзана Кавола показать мне, как это делается.
Хроника Маджипуры
Пролог
Через два года после воцарения Властителя Валентайна что-то перевернуло душу мальчишке Хиссуну, служке в Доме Записей Лабиринта Маджипуры. Уже шесть месяцев вел он инвентаризацию архивов сборщиков налогов, — бесконечный перечень документов, в которые никто никогда не заглядывал, — и похоже было, что этой работой будет заниматься и год, и два, и три. Работой бессмысленной, как понимал Хиссун, да и кому могли потребоваться отчеты провинциальных сборщиков налогов, живших во времена Властителя Деккерета, или Властителя Калинтайна, или даже древнего Властителя Стиамота? По какой-то причине документы были свалены беспорядочной кучей, и теперь злой рок избрал Хиссуна разбирать их. Он отлично видел, насколько бесполезно это дело, разве что можно великолепно изучить географию огромной Маджипуры. Сколько провинций! Сколько городов! Три колоссальных материка разделялись и подразделялись, и еще дробились на тысячи муниципальных единиц, каждая с многомиллионным населением. Постепенно сознание заполняли всевозможные названия. Это были имена Пятидесяти Городов Замка Горы, огромных городских округов Зимроеля, таинственных поселений в пустынях Сувраеля, провинциальных столиц, появившихся за четырнадцать тысячелетий процветания Маджипуры на планете. И сколько же их было — Пидруд, Нарабал, Ни-моя, Алэйсор, Стойон, Пилиплок, Пендивэйн, Амблеморн, Толигай! Миллионы названий! Но потом ему это надоело.
И вдруг охватило нетерпение, ожидание чего-то невероятного. А послушание никогда не было его сильной стороной.
Рядом с пыльной маленькой комнатушкой в Доме Записей, где Хиссун разбирал и изучал свою груду налоговых отчетов, находилось нечто гораздо более интересное — Счетчик Душ, доступ к которому был закрыт для чиновников, кроме самых высокопоставленных, да и то, говорили, не для всех. Хиссун кое-что знал об этом, он вообще много знал о Лабиринте, даже о запретных местах. «Дом Записей, — говорил он слушателям еще в восьмилетнем возрасте, когда болтался на улицах огромного подземного города и ради пары крон нанимался в проводники к приезжим, — таит в себе комнату, где хранятся миллионы мыслезаписей-воспоминаний. Поднимаешь капсулу, вкладываешь ее в щель специального устройства и внезапно становишься тем, кем оставлена запись, и живешь во времена Властителя Конфалума или Властителя Симинэйва, или сражаешься вместе с Властителем Стиамотом против метаморфов. Но только попасть в ту комнату почти невозможно». И действительно почти невозможно, но Хиссун размышлял и прикидывал, не удастся ли пробраться туда под предлогом поисков дат для своих розысков в налоговых архивах. А потом пожить жизнью современников величайших и удивительнейших событий Маджипуры.
Постепенно мечта начала обретать черты реальности. Он знал, где находятся печати для документов в Доме Записей и потихоньку снабдил себя всеми необходимыми пропусками. И как-то после полудня, с пересохшим горлом и звоном в ушах, направился по ярко освещенным кривым коридорам.
Давным-давно уже он не испытывал подобного состояния, а будучи маленьким бродяжкой вообще не знал его. Но его оцивилизовали, обучили, дали работу. РАБОТУ! РАБОТУ! РАБОТУ! ОНИ! КТО ОНИ? Венценосец. Еще в те времена, когда Венценосец скитался по планете, лишенный своего тела и трона захватчиком Баржазидом, он пришел в Лабиринт, где Хиссун стал его проводником. И каким-то образом мальчишка почувствовал в нем истинного Венценосца. Это и стало началом конца бродяжки-Хиссуна. Потом Хиссун узнал, что Властитель Валентайн отправился к Замку Горы, и Баржазид повержен, а потом, во время второй коронации, Хиссун вдруг очутился, Дивине знает, почему, на этой церемонии в Замке Властителя Валентайна. Никогда раньше он не покидал Лабиринта, не бывал на солнечном свете, не ездил на государственном флотере по Долине Клайна, минуя города, известные ему лишь по сновидениям, а потом Гора — тридцатимильная масса земли, взметнувшаяся ввысь, и сам Замок; грязный мальчишка стоял рядом с Венценосцем и перешучивался с ним. Венценосец восхищался умом и энергией мальчишки, его предприимчивостью. И это было прекрасно. Хиссун стал протеже Венценосца, что тоже замечательно! — Но он вернулся в Лабиринт и был назначен на должность в Дом Записей, а это уже не так прекрасно. Хиссун терпеть не мог чиновников с лицами-масками идиотов, перебирающих бумаги в бесконечных кишках Лабиринта. А теперь, как любимец Венценосца, сам стал таким же. Он-то считал, что будет по-прежнему водить по Лабиринту приезжих, а вместо этого!.. ОТЧЕТ СБОРЩИКА ДОХОДОВ ОДИННАДЦАТОГО ОКРУГА ПРОВИНЦИИ НАТАНАЛА ДВЕНАДЦАТОГО ГОДА ЦАРСТВОВАНИЯ ВЛАСТИТЕЛЯ ОСИЕРА И ПОНТИФИКА КИННИКЕНА. Хиссун надеялся, что Венценосец вспомнит о нем и призовет к себе на службу в Замок Горы, и тогда его жизнь будет иметь какое-то значение в жизни Маджипуры, но Венценосец, кажется, забыл о нем, как и следовало ожидать. У него целый мир с двадцати— или тридцатимиллиардным населением, и какое ему дело до маленького мальчишки в Лабиринте?! Хиссун боялся, что вся жизнь его теперь пройдет среди пыльных бумаг…
