Из этих подушек, собрав их в кучу, Салех устроил себе что-то вроде матраса. Улегся — и чуть не заплакал от давно забытого ощущения комфорта. Утром он принесет сюда ведро воды и хорошенько помоется. А пока просто поспит.
По крайней мере, на это он надеялся. Но несколько часов спустя ему пришлось признать свое поражение. Комната победила его. В ней было слишком пусто и слишком тихо. Хотя на что он надеялся? На гарем, полный гурий и освещенный волшебной лампой? Даже в этой простой и опрятной комнате он чувствовал себя чужим, незваным гостем, обрывком мусора, случайно занесенным в окно на крыльях ветра. Нет, будь проклят этот Джинн, но Салех останется здесь и уснет!
В дверь кто-то постучал.
Салех замер в темноте. Гость? Так поздно? Что за жизнь вел бывший обитатель комнаты? Мороженщик затаил дыхание, мечтая только о полной тишине. Но стук повторился, а потом послышался и негромкий мужской голос. Сначала он говорил на языке, неизвестном Салеху, потом — на ломаном английском:
— Здравствуйте. Простите. — Пауза. — Ахмад?
Выругавшись про себя, Салех зажег свечу и приоткрыл дверь.
— Ахмада нет, — пробормотал он, в упор глядя на ботинки незнакомца.
Опять вопрос на странном языке, немного похожем на немецкий. Салех потряс головой и решил, что сделал достаточно. Пусть теперь этот человек сам разбирается со своими проблемами. Он попытался закрыть дверь.
Но не вышло — посетитель резко просунул ногу в щель.
Салех испуганно отпрянул. Мужчина буквально втолкнул его в комнату. Мороженщик зажмурил глаза и уже открыл рот, чтобы позвать на помощь, но тут холодная, сухая, как пергамент, рука схватила его за запястье, и внезапно он понял, что потерял голос.
Шальман уставился на оборванного бродягу, замершего перед ним со свечой в кулаке. Любопытно, подумал он. Этот человек принес к двери свечу, но на посетителя не посмотрел, а чтобы защититься, первым делом закрыл глаза. Он что, слепой? Или ненормальный?
— Кто ты такой? — спросил Шальман.
Оборванец открыл рот, подвигал губами, но все, что он собирался сказать, было заглушено высоким и тонким бессловесным визгом.
От злости Шальман скрипнул зубами. Он уже видел такое. Последних одержимых он встречал много лет назад в глухих прусских деревнях и в лесах Баварии. Этот случай был, вероятно, не очень тяжелым, раз человек мог разговаривать и самостоятельно действовать, но даже самый мелкий бесенок сулил множество неприятностей. При каждой возможности он будет стараться полностью завладеть вниманием Салеха, умоляя выпустить его на свободу. Шальману даже случалось видеть, как такой злокозненный дух душил своего хозяина его собственным языком, чтобы только вырваться на волю. Если он сейчас же не разберется с этой помехой, то не услышит ничего, кроме бессвязной чепухи.
Шальман взвесил шансы. Проще и быстрее всего было бы изгнать из оборванца беса, но процесс этот не назвать щадящим, и одержимый, несомненно, его запомнит. Тогда уже не получится выведать у него правду как бы между прочим, в спокойной беседе.
Но как же близка цель, близка, как никогда! И перед ним не искушенный раввин, а грязный бродяга, полусумасшедший, которому никто не поверит, если он вздумает рассказать правду. Неужели Шальман не может позволить себе такого маленького риска?
Он положил обе ладони на лицо мужчины и замер.
Махмуд Салех понимал только, что где-то рядом с ним кто-то пронзительно кричит.
Чья-то рука упорно пролезала внутрь его сознания, действуя на ощупь, пальцами раздвигая пласты разума и памяти. Сам Салех мог только стоять, словно окаменевший, и чувствовать, как осторожно, дюйм за дюймом, она проникает все глубже. Потом, замерев на мгновенье, пальцы в железном захвате сомкнулись вокруг чего-то крошечного, невидимого и дрожащего и медленно, словно верещащий корень мандрагоры, извлекли это наружу.
Ноги Салеха подгибались, ему хотелось упасть, но старческие руки с пергаментной кожей заставляли его стоять прямо. Чуть погодя хватка их немного ослабла, а сухие пальцы раздвинули ему веки.
Махмуд Салех смотрел прямо в человеческое лицо.
Мужчина был дряхл и тщедушен, старческие пигментные пятна покрывали его кожу, но глубоко посаженные глаза светились живостью и умом. На одной щеке незнакомца темнел большой синяк, а сам он недовольно и брезгливо хмурился, как хирург, по локоть погрузивший руку в чьи-то внутренности. Салех дрожал от страха в его хватке.
Кто ты? — спросил старик.
Доктор Махмуд,ответила одна часть Салеха, а другая возразила: Мороженщик Салех.
А где Ахмад?
И еще до того, как в голове у Салеха слова сложились в ответ, в ней мелькнул образ Джинна, идущего по тротуару и швыряющего ему ключ. Я буду на Бауэри, если вдруг кому-то понадоблюсь.
Старик резко отпустил Салеха, и тот, словно лишившись костей, повалился на пол. Свеча выпала у него из руки, и последнее, о чем успел подумать Салех, прежде чем лишиться сознания, было то, как много лет он не видел, чтобы свеча горела так ярко.
* * *
На Бауэри, с одной из крыш, Джинн наблюдал за пестрой толпой внизу. Обещанный ливень так и не пролился. Толстые облака обложили небо над городом, бледные, как подбрюшье огромного червя. Сама крыша превратилась в мозаику из грязных матрасов: проститутки вытащили свои орудия производства наружу, надеясь хоть на слабый ветерок.
Где-то в глубине сознания у Джинна шевельнулась неприятная мысль, что надо бы выработать план жизни на период немного дольший, чем ближайшие четверть часа. Он с раздражением прогнал ее прочь. Планы, расписания, договоры — это все выдумки людей. А он будет делать то, что хочет и когда хочет. Именно так он и сказал Арбели. Чуть раньше он прошел мимо лавки Конроя и уже собрался заглянуть внутрь. Можно было предложить жулику свои услуги, иногда делать для него что-то из ворованного серебра… Но это ведь опять будет подневольная служба! Да и зачем менять свои усилия на что-то другое? В пустыне он просто шел и брал серебро, когда оно ему требовалось.
Так и возникла новая идея. Джинн с улыбкой наблюдал, как она растет и крепнет. А почему бы нет? Работа будет опасной и интересной, а сил и умения потребует, уж конечно, не меньших, чем штурм балкона Софии. И если нет большой чести в том, чтобы украсть у вора, то и стыда в этом тоже особого не будет.
Это безрассудно,прозвучал у него внутри голос Голема. Безнравственно и дурно.
Но именно так я жил раньше, до встречи с тобой,возразил он. И так стану жить дальше.
Надо думать, такой образ жизни тебя развлечет, а ничего другого тебе и не надо?
Вот именно. А ты иди и поучай кого-нибудь другого.
Та безрассудная нервная энергия, что владела им с утра, постепенно возвращалась, и он радостно отдался ей. Если долго ждать и раздумывать, обязательно найдутся причины не делать того, что решил. Лучше сразу с головой броситься в новую жизнь.
* * *
Салех пришел в себя и не сразу понял, что лежит на полу в комнате Джинна. Казалось, кто-то выскреб из его головы все содержимое, потом снова засунул на место и долго перемешивал. Несколько минут он лежал не двигаясь и старался вспомнить, что произошло. Очередной припадок? Нет, после них он чувствовал себя совсем по-другому, а сейчас словно просыпался после долгого ночного кошмара. Стоп! Кто-то ведь постучал в дверь, он отворил, и…
В одно мгновение вся сцена с незнакомцем возникла перед его глазами. Он вскочил на ноги и вынужден был схватиться за дверную ручку, чтобы не упасть. Он снова видел!Комната освещалась только слабым пламенем свечи, но все-таки он видел! Даже простые тени казались живыми и полными цвета. Огонек фитиля отливал то густо-оранжевым, то желтым, то так сиял голубым, что на него больно было смотреть. Дешевый и тусклый ситец подушек, на которых он спал, вдруг превратился в роскошную ткань, украшенную прихотливыми узорами. Он вытянул одну руку и дотронулся ею до другой: она оказалась именно там, где и должна была быть. Лицо Салеха было влажным и теплым. Может, он поранился, когда упал? Нет, это просто слезы.
А что с его собственным лицом? Его-то он сможет увидеть? Зеркало! Надо срочно найти зеркало! Схватив самую большую из свечей, он оглядел комнату. В шкафу нашлось немного одежды, шерстяная шляпа и, как ни странно, шелковый зонт с серебряной ручкой, который носят только богатые франты. Полюбовавшись им немного, Салех отшвырнул его прочь и возобновил поиски. Что же за существо здесь жило, если ему вообще не требовалось зеркало? Неужели оно никогда не брилось?
Краем глаза он заметил, как на письменном столе что-то блеснуло.
