«Проснуться...».
Охотник горько усмехнулся. Он не был уверен, что ему удастся сомкнуть глаза этой ночью. Этой или следующей. Но должен. Иначе свалится от истощения.
Проверив кинжал на поясе и крепче сжав руками копье, он опустил веки и попытался уснуть.
«Надо. Надо... проклятье, почему, когда надо, сон никогда не приходит?!».
Шанкар сдержал досадный стон, рвущийся из недр, и попробовал расслабиться. Очистить голову. Не думать ни о чем. Но это плохо получалось. Образы Абхе и Карана то и дело мелькали перед глазами. И каждый раз сердце ускоряло ритм, побуждая вскочить и продолжить путь. Охотник с трудом заставлял себя оставаться на месте. Чувства горячим пламенем жгли изнутри. Шанкар сделал глубокий вдох. Влажный воздух ночных джунглей обдал легкие прохладой. Выдох. Еще один глубокий вдох. Выдох. Вроде стало полегче.
«Не в этот раз, — уже спокойнее подумал он, — не в этот раз...».
Шанкар продолжал мысленно повторять эти слова, словно мантру. Пока Богиня-мать наконец не смилостивилась над ним и не даровала сон.
***
— Вот и пришли, — с облегчением выдохнул оборванец, утирая испарину со лба.
Первым делом он намеревался хорошенько поспать и отведать миску дешевого риса. А уж затем идти на поклон общине.
Землянка стояла недалеко от дороги на отшибе местной деревушки в пригороде Хучена. Ветви парочки салов служили естественной и дополнительной крышей. Сейчас их листья тихо шуршали над головами под влиянием слабого ветерка. Напротив через дорогу колосилось поле с пшеницей. Сморщенные и побитые морозом, тонкие стебли вяло покачивались, создавая подобие маленьких волн. Если пройти через поле дальше, то можно было наткнуться на другое — с рисом. Оно располагалось во влажной низине. Оборванец намеревался сначала направиться именно туда. Ему почему-то казалось, что работать по колено в воде в жаркий день куда приятнее, чем в открытом поле.
Стражники молча осмотрелись. Другие хижины и землянки находились на почтительном расстоянии от жилища оборванца. Но место было видное, хорошо просматривалось как с дороги, так и с селения...
— Спасибо, что проводили, смелые мужи, — улыбнувшись, поблагодарил бывший узник, — и передавайте бо Танцзину мои желания счастья и добра...
— Зови, — грубо перебил воин.
— Чего? — тупо захлопал глазами оборванец.
— Зови, — повторил стражник.
— Кого звать-то?
— Семью твою.
— А зачем ее звать? — в растерянности спросил он.
Воин и бровью не повел.
— Приказ. Передать тебя на руки.
Оборванец недоуменно переводил взор с одного стражника на другого, но те оставались беспристрастны.
«Да что жеж это за сложности такие-то? Когда меня оставят наконец в покое? Ох, Шанди, но мне ли роптать? Ну, раз надо, значит, надо...».
Пожав плечами, он обернулся ко входу, вздохнул и крикнул:
— Мэй, Жэнь, подите сюда!
Несколько секунд ничего не было слышно. Затем раздался шорох, что обычно издает подол свободного одеяния, касаясь земли. Спустя пару мгновений, на свет показалась женщина средних лет в серой одежде. Темные волосы были убраны в простой пучок на макушке. По бокам свисали две тонкие пряди, подчеркивая худое лицо. Несмотря на легкие морщины возле уголков губ и над переносицей, ее вполне можно было назвать миловидной. На руках она держала мальчика, лет пяти от роду. В чертах лица паренька можно было узнать того самого оборванца, только более юного. При виде отца мальчуган задорно улыбнулся.
— О, ты пришел? — с подозрением поинтересовалась женщина, а затем покосилась на стражу. — Доброго дня, почтенные мужи.
Те продолжали молча стоять, как истуканы.
— Да, Мэй, — усмехнулся он, — вернулся вот. И не просто так, а с радостной вестью!
Супруга вскинула брови:
— Вот как? Интересно, какой? Тебе удалось выпросить немного медяков, не получив при этом тумаков?
— О, нет! — затараторил оборванец. — Все намного проще! Дело в том, что милостию почтенного Танцзина, я много чего понял! Обещаю, завтра жеж пойду и попрошусь на работу в поле. Хватит с меня.
— О-о-о! Хвала предкам! — кажется, у нее словно камень с души упал. — Неужели Шанди осветил твой разум?
— Ну, не только Шанди, но уверен, без него тут не обошлось, — хихикнул он и повернулся к стражникам, — ну, еще раз спасибо за все, смелые мужи, и да хранят вас духи!
Двое вновь молча переглянулись. Воин, что раньше заговаривал с оборванцем, достал из-за пояса деревянную дощечку с какими-то письменами, выведенными черной краской, и торжественно зачитал:
— По велению почтенного гуна Фу, за нарушение священного действа во время возвращения войска светлейшего вана Лаоху из похода, приговором виновному является смерть. Привести в исполнение немедленно. Он распространяется на всех членов семьи осужденного.
Оборванец снова захлопал глазами:
— Чего?
— В чем дело? — с тревогой спросила Мэй и крепче прижала сына к груди. — О чем они? Какой приговор?
—
