Но Лю Хань покачала головой.
– Ничто не помешает мне воевать с маленькими чешуйчатыми дьяволами. Они причинили мне слишком много зла. Коммунисты сражаются с ними яростнее, чем кто бы то ни было, если не считать японцев, а их я ненавижу не меньше. Я останусь с вами в любом случае – получу я своего ребенка назад или нет. Но я хочу отнять дочь у чешуйчатых дьяволов.
– Хорошо, – успокаиваясь, сказал Нье Хо-Т’инг.
Боль, которую причиняли людям эксплуататоры и агрессоры, часто приводила пострадавших от рук империалистов в ряды Освободительной армии. Когда они знакомились с доктриной коммунистической партии, они до конца жизни оставались верными членами организации и с радостью помогали другим выбраться из-под ига угнетателей.
– Чтобы доставлять оружие и взрывчатку, лучше всего воспользоваться людьми, которые устраивают представления с навозными жуками, – сказала Лю Хань. – Я обратила внимание на то, что маленькие чешуйчатые дьяволы просто шалеют от дурацких насекомых. Они станут обыскивать ящики, в которых их перевозят, совсем не так старательно, как что-нибудь другое.
– Отличная мысль, – похвалил ее Нье.
– Просто замечательная мысль, – поддержал его Хсиа Шу-Тао.
Он посмотрел на Лю Хань совершенно новыми глазами, так, словно до сих пор ее не замечал. Может, так и было. И уж конечно, до нынешней минуты он не принимал ее всерьез.
– Однако она имеет один минус, – продолжал Нье Хо-Т’инг. – Если чешуйчатые дьяволы обыскивают фургоны вручную, тогда нам удастся обвести их вокруг пальца, но если они используют машины, которые все видят, нас сразу выведут на чистую воду.
– Это относится ко всем способам доставки взрывчатки в места, где находятся маленькие чешуйчатые дьяволы, – заметила Лю Хань, и Нье Хо-Т’инг согласился – она была права.
– На самом деле имеется два минуса, – вмешался Хсиа. – Тем, кто будет перевозить оружие, не удастся выбраться из переделки живыми. Трудно найти человека, который захочет так умереть. И с каждой новой смертью будет все труднее.
– Не говорите циркачам, что вы кладете в их фургоны и ящики, – спокойно предложила Лю Хань.
Нье Хо-Т’инг и Хсиа рассмеялись.
– Да, в мягкосердечии тебя не упрекнешь, – проговорил Нье. – Но бомбы и гранаты достаточно тяжелые и занимают много места. Владельцы шоу сразу сообразят, что здесь что-то не так.
– Но не будут знать, что, – возразила Лю Хань. – Если взрывчатку положить в черный металлический ящик, можно сказать, что это машина чешуйчатых дьяволов – та, что снимает фильмы, которые они потом показывают на экранах в своих маленьких кинотеатрах. Владельцы шоу обязательно в это поверят, будут страшно горды и, скорее всего, не станут задавать маленьким чешуйчатым дьяволам никаких вопросов.
Нье и Хсиа переглянулись.
– У этой женщины голова народного комиссара, – с восхищением заявил Нье Хо-Т’инг.
– Может быть, может быть, – протянул Хсиа и наградил Лю Хань выразительным взглядом. – Кое-что другое у нее тоже есть.
Нье Хо-Т’ингу надоело, что Хсиа оценивает всех женщин в соответствии с одним принципом – можно переспать или нет. Он тоже заметил, что Лю Хань очень привлекательна, но это вовсе не означало, что он готов затащить ее в свою постель. Он почему-то не сомневался, что мужчина, который попытается взять ее силой, закончит свои дни евнухом – вроде тех, что служили при дворе развратных императоров династии Цинь. Если Хсиа не хватает ума сообразить это, что ж, дело хозяйское, только пусть потом не жалуется.
– Итак, я вам открыла идею, которая меня посетила, – проговорила Лю Хань так, словно сомневалась в разумности своего решения, – Используйте ее.
– Да, теперь нужно ее использовать, – поддержал ее Нье Хо-Т’инг. – Сначала нужно найти людей, выступающих с животными, и убедить их сотрудничать с нами. Затем мы распространим твою идею по всему Китаю. Нам нужно узнать, когда у чешуйчатых дьяволов будет праздник, и атаковать их одновременно в нескольких местах. Когда нам удается подобраться к ним при помощи какой-нибудь хитроумной идеи, это здорово, но мы можем использовать ее только один раз. Следовательно, нужно извлечь из нее максимальную пользу.
– Да, – согласилась с ним Лю Хань. – Отличное начало для моей мести.
Нье пил чай и разглядывал женщину. Отличное начало? Многие были бы полностью удовлетворены и единственным актом возмездия. Он задумчиво покивал, словно соглашаясь с собственными мыслями. Требования, которые Лю Хань предъявила ему, прежде чем открыть свою идею, казались ему все более и более разумными. Несмотря на то что она женщина, она обладает духом солдата.
Он поднял чашку, салютуя Лю Хань.
– За народную революцию и свободу от любых видов угнетения! – сказал он громко; Лю Хань улыбнулась и отпила глоток чая.
И тут в голову Нье пришла новая мысль: если женщина стала революционеркой, возможно, желание обладать ею имеет под собой вполне законное идеологическое основание! Впрочем, Нье знал, что это чисто теоретический вопрос. Он же сам сказал, что Лю Хань может не бояться домогательств своих товарищей. Он снова посмотрел на нее. Жаль…
* * *
Торговое судно приближалось к Нью-Йорку. Вячеслав Молотов смотрел на две высокие башни с ненавистью и завистью, которые старательно скрывал. Как и во время встречи с Гитлером в Берлине, его не оставляло ощущение, что он входит в крепость врага, который выступает против всего того, за что борется он сам и Советский Союз. Молотов на Уолл-стрит! Если это не нарушение всех законов исторической диалектики – тогда что же?
И тем не менее фашистская Германия и Советский Союз несколько лет назад сумели договориться. Так и теперь Советский Союз и Соединенные Штаты, объединившиеся против гитлеризма, стали союзниками в борьбе против гораздо более страшного завоевателя. Если на время забыть о законах диалектики, окажется, что жизнь – диковинная штука.
Показав вперед на надменный изломанный каменный горизонт, переводчик Молотова сказал:
– Американцы тоже пострадали в этой войне, товарищ комиссар иностранных дел.
– Пострадали, – согласился с ним Молотов.
Почти во всех окнах небоскребов были разбиты стекла, сами дома изуродовали черные шрамы пожаров. Некоторые здания стояли, накренившись под необычными углами, словно пьяные матросы, которые больше не в силах держаться на ногах. Молотов окинул город холодным взглядом и заявил:
– Им полезно было напомнить, что идет война. Когда на нас напала фашистская Германия, они строили, а мы умирали.
К борту судна подошел буксир, на носу которого стоял человек с мегафоном в руках. Он что-то крикнул по-английски, и переводчик тут же повторил его слова Молотову.
– Он говорит: «Приветствую вас, литовский корабль! Вы оказались далеко от дома». Думаю, он решил пошутить.
– Хи-хи, – проворчал Молотов.
Он забыл, что на корабле развевается желто-зелено-красный флаг Литовской Советской Социалистической Республики (кроме того, он умудрился забыть, что до прихода ящеров она находилась в руках фашистов, а сейчас по-прежнему не желала подчиняться Москве).
– Что я должен ответить? – спросил переводчик.
Молотову ужасно хотелось поприветствовать американцев от имени съезда народных депутатов Литвы, но он сдержался.
– Скажи, что я приветствую их от имени советского народа и генерального секретаря партии большевиков товарища Сталина.
Прозвучал ответ по-английски, и переводчик сказал:
– На этот раз он ответил, как полагается. Он предлагает помочь доставить нас к причалу.
– Ладно, – ответил Молотов. – Обсуди это с офицерами корабля, я тут ни при чем. Я полагал, что они отправят на встречу с нами настоящих дипломатов, но, похоже, придется нам высадиться в Нью-Йорке.
Он сказал это так, словно был вынужден войти в джунгли, где его поджидают кровожадные звери и дикари. Впрочем, именно так он и считал: с его точки зрения капиталисты представляли собой хищных диких зверей, а Нью-Йорк являлся их логовом.
Следуя за буксиром, судно под литовским флагом вошло в Ист-Ривер. Потрепанный корабль оставил за кормой статую Свободы, которая гордо стояла на острове Бедлор. Молотов в принципе не имел ничего против идей, которые прославляла статуя, но считал, что Соединенные Штаты, где белые эксплуатируют черных, богатые – бедных, а капиталисты – пролетариат, не слишком их придерживаются.
Грузовое судно замерло у причала № 11, совсем рядом с берегом. Переводчик указал на знак и надпись на английском языке.
– Товарищ комиссар иностранных дел, знаете, что находится между этим и следующим причалом под номером двенадцать? – спросил он, и его голос задрожал от возмущения. – Муниципальная посадочная площадка. Здесь богатые капиталисты сажали свои личные аквапланы, чтобы оказаться как можно ближе к Уолл-стрит.
