И Силье нашлось место службы, какое советовал ей профессор. На другом конце волости находился тихий хутор Киерикка, и туда Силью устроила какая-то баба. Можно было переехать туда сразу, как только стадо поставят на зиму в хлев.
В день переезда, утром Силья сначала отправилась с Софией в Рантоо, чтобы забрать оттуда свои вещи. Пустой дом стоял нетопленный, и там было холодновато. Они обошли все комнаты, останавливались и рассматривали знакомые косяки и углы. София говорила вполголоса и как бы сама с собой, Силья отвечала лишь взглядом, было похоже, что они ходят в пустой, по-будничному тихой церкви. Силья только сейчас по-настоящему прощалась с минувшим летом, здесь уже брало начало то одиночество, какого она, выздоравливая, спокойно ждала, чтобы можно было собраться с мыслями.
Наконец она вошла в свою комнатку, где все было так, как осталось в тот погожий день, день отъезда, день ухода. Когда же это было? Почти месяц тому назад. Сейчас в прохладе комнат легко думалось о днях и неделях, как они прошли на самом деле. Можно было бы вспомнить и месяцы — вспомнить тот далекий вечер начала лета, когда она приехала в этот дом и была тут вдвоем с профессором. Тогда и профессор смотрел на летнюю ночь, был неразговорчив и приглушал голос… Ей показалось сейчас, будто профессору только что пришлось покинуть этот свой дом. Так же, как теперь, в середине дня, придется уехать и Силье.
Ветка рябины, засунутая за дверной косяк, все еще оставалась там, лишь пожелтела лишенная коры древесина и листья засохли. Силья оглянулась, не наблюдает ли за ней София, и затем бросила ветку в свою корзину поверх одежды. На краю комода были ее Псалтырь и Библия, и она помнила, что там заложено, но не раскрыла книгу. Только тогда, когда настанет наконец тишина и одиночество… Каким окажется место, где ей придется спать? По крайней мере, там нет другой служанки — и если нельзя будет ночью жечь лампу, можно будет заглянуть в книги при лунном свете. Как раз теперь начинается полнолуние. А отсюда надо подаваться прочь.
София, услышав покашливание Сильи там, в проходной комнате, стала торопить с уходом отсюда. Она подумала, что Силье — еще слабой после болезни — не здорово задерживаться тут, в холодноватых комнатах. «Не надо напоминать, что мне сегодня же ехать и начинать там служанкой!» — крикнула ей в ответ Силья. София подошла к двери. «Наверное, Силье нынешним летом тут, в деревне, было весело — небось жаль уезжать». — «Чай, и там, в Киерикке, есть свои радости», — немного натянуто ответила Силья. «Но не такие, какие были тут, — даст Бог, настанет следующее лето, тогда Силья сможет вернуться обратно», — говорила София, возясь с чем-то. Но Силья стояла у окна, спиной к Софии, словно остановилась в ожидании чего-то. София, проходя мимо Сильи, не могла не положить руку ей на плечо, на что та резко обернулась, обхватила ее за шею и, казалось, слегка всхлипывает. София поняла все, и сказать ей было нечего, она не отстранила девушку, а лишь снова похлопала ее по плечу. «Не огорчайся, Силья-золотце, всем нам на этом свете суждено свое — ты не одна такая, хотя и останешься теперь поначалу в одиночестве. Благодари судьбу, что еще осталась одна, многим гораздо больше не повезло…»
— Откуда вам знать, как мне… — последние слова она прошептала в складки блузки Софии, прижимаясь, как маленький ребенок, к ее постаревшей груди. «Ну, небось знаю и я — но ты и впрямь уже такая взрослая, чтобы понимать в своих делах», — сказала София очень серьезно. «Ну да… я совсем не о том думала, — всхлипывала Силья, — а вообще обо всей этой жизни…» — «Стоит думать и об этом. Мало ты, деточка, знаешь, какими бывают судьбы в здешнем мире. Только тогда узнала бы, если бы получила на руки то, что я и многие другие получили. Твоя-то жизнь еще сложится — в твои-то годы, ты красивая и добрая, и тебе еще повезет, если только совсем поправишься и окрепнешь». Девушка попыталась еще как-то выразить, что София была добра к ней, а особенно теперь, когда никого не осталось…
— С добрыми легко быть доброй, — ответила София.
Со двора послышались звуки, там вроде бы остановили лошадь, затем София и все еще всхлипывавшая у нее на груди Силья услышали чей-то неуклюжий топот в кухне. Так, внезапно, был нарушен миг их сердечности. София пошла первой взглянуть и узнала в прибывшем хозяина Киерикку. За ней вошла в кухню Силья и увидела нестарого еще мужчину, здоровающегося за руку с Софией. Мужчина объяснил: в Кулмале сказали, что эта девчонка тут, в доме, поэтому-то он и погнал сюда лошадь. Похоже, это она и есть.
— Да, это она и есть, Силья Салмелус, — подтвердила София.
Хозяин Киерикка не пошел к Силье, чтобы и с нею поздороваться за руку, а остановился в раздумье… уж не… не дочка ли это того Кусты, который лишился Салмелуса, который… да, точно, имение же досталось Роймале.
Суровые и тягучие деревенские будни вступили в дом в образе этого обутого в сапоги хозяина хутора. И атмосфера его хутора как бы воцарилась сейчас под этой крышей. Силье показалось, будто по отношению к профессору делается что-то дурное, словно в холодных, опустевших комнатах распространяется какой-то чуждый непозволительный дух и будто на ней тоже лежит часть вины за это. Впечатление тихой пустой церкви исчезло… Но они сразу же и уехали из Рантоо — поскольку там угостить было нечем, София предложила, чтобы завернули на прощальный кофе к ней. Однако хозяин Киерикка сказал, что ему некогда, возьмем, мол, только девчонкины пожитки и уедем. Их взяли и уехали. Уже и Силья была в таком настроении, что ей не хотелось заезжать в Кулмалу.
Хозяин Киерикка двигался немного с ленцой, он явно не привык трудиться каждый день. Голова его всегда оставалась в одном и том же положении, поднимал ли что-нибудь или опускал, а при малейшем усилии дыхание его становилось хриплым. Нос Киерикки был крючком, на горбинке виднелся шрам, делавший ее похожей на нарост. София как-то упомянула, что в старые времена хозяева Киерикка изрядно заносились, но при нынешнем хозяине достатка в доме поубавилось, и живут там теперь довольно скудно.
Вещи Сильи хозяин Киерикка укладывал в повозку неумело, гораздо лучше получалось у него погонять лошадей, было ясно, что это для него привычнее. Правда, вожжи были из обыкновенной пеньковой веревки, да и на бортах повозки там и сям не хватало обивки, но в манере хозяина править лошадью сквозили замашки владельца богатого хозяйства. Он сидел справа от Сильи и, когда въехали в лес, начал разговор, нагловато поглядывая на молчаливую девушку-служанку. «А что, оставил тебе отец что-нибудь в наследство или все спустил?» — спросил он между прочим. «Не успела точно узнать у профессора, в последнее время он занимался этим делом», — ответила Силья. «Да-а, ты барышня утонченная, держишь в счетоводах профессора, хе-хе. Он шустрый еще и на старости лет». — «Конечно», — сразу же и непосредственно согласилась Силья. «И ты, конечно, не оставила это без внимания?» Маленькие глазки снова нагловато покосились на девушку, и шрам на носу стал заметнее. К счастью, Силья не вполне уразумела вопрос хозяина и сопровождавший его взгляд, так что в ее понятии хозяин сначала оставался обычным пожилым хуторянином.
Начались владения какого-то хутора. Колеи стали такими глубокими, что колеса уходили в них по самые ступицы. Возле риги взлетела с криком пестрая сойка — маленький мальчишка потехи ради бросался в нее обрубками веток. «Тут утром резали скотину, — сообщил хозяин, — то-то эти сойки так и разорались». Стоящий возле избенки старик в ответ на приветствие прищурил глаза, пожелал доброго дня и добавил: «Этому Киерикке все бы только девчонок катать — никак не угомонится». — «А Микко, похоже, взялся запрещать другим то, что себе-то позволяет, — ответил хозяин и сказал Силье, когда старик уже не мог их слышать — Вот старый греховодник! Живет себе там со своей полюбовницей и бровью не ведет ни на попов, ни на их проповеди. Знай детишек плодит — еще, пожалуй, волости придется кормить их».
Ехали мимо низкорослых и редких лесков, мимо полей с тонким слоем почвы и непрочищенными канавами, мимо серых обветшалых жилищ, у многих из них или что-нибудь осталось недостроенным, или иной из прорубленных в стене оконных проемов был заделан лишь дранкой. А вот там лет сорок тому назад явно начали строить дом с горницами, но хватило сил лишь на простую избу, в нескольких ее окнах, видать, давно разбиты стекла, и заткнуты они теперь тряпьем или забиты досками. С подобным Силья до сих пор не сталкивалась, она обращалась среди более зажиточных хозяйств. Да и тот хутор, где она с отцом провела свое детство, выглядел совсем благополучным, в сравнении с этими захолустными хижинами в конце грязной и разъезженной дороги. День переселения… До чего же отличалась дорога к новому месту от того майского пути по воде, которым эта же самая девушка приближалась тогда навстречу лету, уготованному ей судьбой.
