исходили лучи света. Я не спал, я видел их. И они, светлые лучи, сказали мне: "Веди свой народ. Этот народ победит угнетателей, и рассеются мыши, и золотистые зерна полных житниц посыплются в рабочие руки твоих детей!"
Ошеломленные слушатели ждали слова от Мюнцера. Он стоял бледнее смерти и молчал. Зачем Пфейфферу понадобилась эта сказка?
— Ты молчишь? — прошептал Пфейффер, и глаза его блеснули недобрым огоньком. — Послушай: если ты сейчас не скажешь им напутственного слова, я крикну, что ты изменник, и они поверят мне, потому что жаждут восстания… — И, обратясь к толпе, он крикнул вызывающим тоном. — Наш вождь, брат Томас, поведет нас на борьбу с мышами наших житниц!
— Что с тобой? — прошептал Каспар Фербер. — Ты шатаешься… Ты болен? Неужели ты сомневаешься?
— Восстание! Восстание! — гудела толпа.
Мюнцер выступил вперед и поднял вверх руку. В этом жесте была угроза.
— Восстание за хлеб, за свободу, за человеческую жизнь, братья! Победа за нами!
Фербер с сияющим лицом протянул Мюнцеру руку; в толпе обнимались и плакали от радости.
Неверными шагами вошел Мюнцер к себе в келью и бессильно упал на скамью, шепча:
— Если моя смерть нужна, я с радостью пойду на нее…
А со двора неслись ликующие крики:
— Да будет благословен день выступления!
— Друзья, победа за нами!
— Да здравствуют наши славные вожди — брат Томас и брат Генрих!
— Народ верит, — прошептал с тоской Мюнцер, — народ хочет, и потому надо идти. Если я откажусь, они пойдут без меня, и некому будет поддержать их в трудную минуту…
Когда вошла Оттилия в келью мужа, он лежал ничком на каменных плитах, широко раскинув руки, в глубоком обмороке.
С этого дня в монастыре "Босоногих" стали готовиться к походу. Пфейффер торжествовал, одержав победу над товарищем. Он видел в мюльгаузенском восстании чисто местное дело, которое дало бы возможность тюрингенцам поднять свое личное благосостояние. Ему были теперь совершенно непонятны широкие идеи Мюнцера.
В конце апреля вожди во главе своих отрядов покинули Мюльгаузен. За Мюнцером следовало триста человек.
С 30 апреля по 12 мая вся плодородная долина от подошвы Гарца до самого Фрейбурга "в силу священной войны" была присоединена к братству, и многие монастыри и замки были преданы огню.
Испуганные владельцы замков вступали в братский союз крестьян.
Так поступил и граф Штольберг, осажденный в своем замке, сын того самого, уже умершего в то время, Штольберга, который повесил когда-то отца Мюнцера.
Пфейффер со своим отрядом принимал участие в некоторых набегах на соседние с Мюльгаузеном католические области, но не шел дальше мелких столкновений.
Пламенные письма Мюнцера подняли мансфельдских рудокопов. Он вложил в эти письма всю силу своего отчаяния, зажигая в них безумную ярость и ненависть к господствующим классам, и это нашло отклик в измученных сердцах рудокопов. Огромные толпы собирались около Мансфельда; многие бросали свои рудники, дома и пастбища и уходили в горы, "к братьям". 12 мая Мюнцер прибыл в знаменитый соляными копями город Франкенгаузен, к мансфельдским товарищам.
Он собирался стянуть сюда все силы, рассчитывал здесь на помощь многочисленных вооруженных рабочих мансфельдских солеварен и кликнул громкий клич, сзывая друзей в франкенгау-зенский военный лагерь. Из горных мансфельдских селений собирались люди, воодушевленные призывом тюрингенского пророка; но соседние эрфуртцы и даже большинство мюльгаузенцев оставались глухи к призывам Мюнцера.
То здесь, то там шли разговоры, что бюргерам свободного имперского города нет дела до чужих крестьян и рабочих, и Пфейффер поддерживал их.
В это время поднялись собравшиеся с силами князья. В конце апреля Трухзес фон Вальдбург успел уже во многих местах усмирить швабское восстание, а ландграфу[92] Филиппу удалось подавить восставших в Гессене.
В Тюрингию и Франконию были отправлены многочисленные войска.
Немало перемен было и в Ясном ополчении.
На совете в Гейльбронне было решено пригласить полководцем вместо Гейера — Геца фон Берлихингена. Рыцарь Железная Рука, в сущности не желавший этой чести, должен был сделаться начальником отряда, который был назван Светлым полком, в отличие от Черного полка Флориана. Но Гец был в крестьянском лагере скорее пленником, чем начальником; подчиненные очень зорко за ним присматривали и тщательно взвешивали все его распоряжения. Несмотря на это, Берлихингену удалось получить у крестьян некоторые уступки для дворянства.
Выпросили для дворян уступки и другие рыцари, принятые в крестьянское братство. Мало-помалу им удалось внушить крестьянам, что не следует раздражать дворян разгромами, а подвергать этому только имущество духовенства. Этой мысли стал сочувствовать и Вендель Гиплер, заседавший в крестьянском совете. Здесь уже не было "неистового" Рорбаха, он отделился от товарищей вскоре после взятия Гейльбронна: беспощадный судья графа Гельфенштейна не мог больше оставаться в ополчении, которое пошло на уступки дворянам. Со своим отрядом он отправился осуществлять идею безграничного мщения.
Силы врагов росли. Трухзес поклялся жестоко мстить за смерть своего двоюродного брата Гельфенштейна. К нему присоединились многие дворяне, родственники которых погибли в Вейнсберге.
Вступив в Вюртембергскую область, Трухзес послал часть кавалерии к неккарскому городу Беблингену, где в поле был расположен лагерь Ясного ополчения. Граждане Беблингена и его фогт[93] принадлежали к крестьянскому братству. Измена последнего была гибелью для народного ополчения. Фогт заранее обещал Трухзесу отворить перед ним городские ворота; об этом знал магистрат.
Рано утром 12 мая войска Трухзеса неожиданно окружили крестьян.
Разъединенное изменой и раздором, крестьянское ополчение представляло картину полного смятения.
Рорбах был мрачен, как ночь. Кетерле напрасно показывала ему на трехцветное знамя свободы — войска устали и возбудить их было очень трудно.
Накануне вечером Рорбах говорил Мельхиору Ноннермахеру, который присоединился к Ясному ополчению со дня взятия Вейнсберга:
— Не нравится мне что-то беблингенский фогт. Я бы турнул его хорошенько… в знак дружбы.
— С господами не к чему водить дружбу! — буркнул Мельхиор.
— Зато мы и посчитали им ребра в Вейнсберге!
В глазах Мельхиора появилось выражение острой горечи: ему припомнилось лицо Лэелин.
И он сказал дрогнувшим голосом:
— Все господа, вступающие к нам в братство, или вероломны, или слабы. Нам нужны для нашего дела люди из железа, Яклейн! А фогт ненадежен, это уж верно!
Мельхиор и Рорбах не ошиблись. Утром произошла жестокая битва между крестьянами и войсками Трухзеса. Первые три часа перевес был на стороне крестьян, но Трухзеса выручила измена беблингенцев.
Последние открыли перед ним ворота — он благополучно перевез через город свои орудия и выбил противника с выгодных позиций.
"Крестьянская смерть", как называло народное ополчение конницу, неслась со всех сторон. Центр был скоро разбит, поредел от орудий. Но знамя еще высоко качалось над головами крестьян; его
