Семья без комплексов
Анна Борец
© Анна Борец, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мы смотрели, как опускается гроб той, которая объединила всех нас – таких разных, непохожих. Объединила, чтобы потом сделать врагами.
1. Все познакомились
Катя
Я была замужем и чувствовала себя вполне счастливой. Муж был старше меня на 10 лет, но нас эта разница не смущала. Мы сошлись на общих интересах и любви к себе. Эта любовь выражалась в опасном желании самопознания. Поэтому, сначала почитав книжки и не найдя в них ответов – вернее, не найдя в них персонального внимания к себе, решили учиться на психологов с целью покопаться в себе уже на более профессиональном уровне. С Фрейдом, детскими воспоминаниями и психотравмами.
Денег было мало, но увлеченные самопознанием, мы мало обращали на это внимание, к тому же верили, что психология принесет нам и счастье, и деньги.
Мы могли говорить часами. Читали книги, а потом обсуждали их, мы делились воспоминаниями и прошлыми обидами. Мы не могли расстаться больше, чем на день.
Но через год умерла моя мама. В этот день Олег был на тренировке. Возвращаясь домой, он купил мне цветы. Цветок – оранжевую розу.
Он пришел, улыбающийся, и протянул мне розу – а мне за полчаса до этого позвонили и сказали, что мама умерла… У нее был рак, о котором она узнала на последней стадии, когда уже ничего нельзя было сделать.
Потом были похороны, куча совершенно ненужных мне людей, которых я толком и не знала, вдруг окруживших меня такими же ненужными соболезнованиями. В то время мне хотелось одного – чтобы никто не требовал от меня выражения приличествующих случаю эмоций – слез и страдания.
Просто потому, что у меня их не было. Мне казалось, что общение с матерью продолжается – именно такое, каким оно было всегда – натянутое, рассчитанное больше на окружающих, и зависящее от их мнения – «благопристойное» (нет, она никогда не употребляла это слово, но именно оно наиболее точно отражало наши отношения). Только с одним отличием – мамы больше не было.
Зато оставались ее друзья, точно также чего-то от меня хотящие и недовольные моим выбором, моей работой, моим мужем, моей внешностью. Тем что я есть, и тем, что я именно такая. Им хотелось, чтобы главной целью моей жизни стало продолжение матери, ее дела – мама была известным кардиологом.
Да? Вы тоже спросили себя, как врач смог не распознать вовремя рак? Этот вопрос мучает меня до сих пор. Я уверена, что она знала об этом. Знала с самого начала и ничего не делала.
Почему? Потому что хотела умереть. Потому что в ее жизни не было ничего, что бы ее здесь удержало. Даже я. Наверно, у нее были для этого свои причины. Но у меня не было причин продолжать жизнь и дело человека, которому я была не нужна.
Только потом, спустя много времени, я поняла, сколько для меня значила моя мать. И сколь во многом я похожа на нее, повторяя те черты, которые так боялась перенять в детстве.
* * *
Мы познакомились с Нелли на тренинге. Это была высокая бесцветная женщина в джинсах и застиранном свитере. Больше всего она напоминала школьницу – переростка, влюбленную в астрономию или поэзию Бродского, или еще что-нибудь настолько же далекое от реальности. У которой нет подруг и друзей, но ее это мало волнует. Внешний вид тоже не столь важен.
На самом деле Нелли не любила ни астрономию, ни Бродского. Она была матерью семейства. Во всяком случае, именно это мы узнали о ней на тренинге. У нее было двое детей, и она занималась их воспитанием, в то время пока муж – зарабатыванием денег.
Мы рассказывали о себе, о том, почему мы пришли сюда, о своих родителях и детских воспоминаниях, о личностных проблемах (на первом курсе факультета психологии от этого не уйдешь) – в общем, знакомились.
– Сейчас меня больше всего волнуют отношения с сыном моих друзей. Он временно живет у нас. Трудно найти с ним общий язык, мы постоянно ссоримся, – вдруг сказала Нелли.
– Как это выглядит? – спросил кто-то из группы. Хороший вопрос – прямо таки из страницы учебника.
– Ну, он не хочет учиться, а я не могу его убедить.
На фоне душещипательных историй о ранних детских травмах и одиноком внутриутробном развитии эта история выглядела несколько не соответствующей серьезности момента – слишком уж незначительной казалась проблема.
– А как его родители относятся к тому, что происходит? – спросила Лариса, наш тренер и преподаватель (она просила называть себя на тренингах по имени, чтобы неравенство между нами не препятствовало сближению).
– Его родители меня не беспокоят, – с улыбкой ответила Нелли.
– А сколько ему лет?
– Уже шестнадцать.
И тут посыпались советы.
– А почему он не хочет учиться? Может, ему не интересно? Может, его нужно чем-то увлечь?
– Шестнадцать – это трудный возраст. Подростковый кризис.
– Может, у него с девушкой проблемы?
– Он живет с вами? – спросила Лариса.
– Да. – Ответила Нелли. – Так получилось. Друзья уехали на север, а его пока решили оставить здесь под моим присмотром. Раньше все было в порядке, он помогал по дому, забирал детей из садика. А теперь стал ссориться с ними, они жалуются на Игоря. С мужем ссорятся.
– А ты уверена, что эти проблемы не связаны с тобой? У вас нет сексуальных отношений? – Лариса в упор смотрела на Нелли.
– Нет. – Нелли выглядела возмущенной. – Конечно, нет.
Я удивилась нелепости вопроса.
В тот год тема секса была весьма популярной. Особенно ценились однополые связи. Их считали проявлением прогрессивности и раскрепощенности. Ими гордились, о них писали дипломы и с увлечением делились с друзьями подробностями.
Мы стремились к свободе и независимости, а разнообразие сексуальных отношений, как тогда казалось, лучшее доказательство этой самой свободы. Принятие подобных отношений, а тем более участие в них, соответствовало образу психолога-профессионала – человека, которого ничем не удивишь.
Лариса любила говорить: «Психолог не должен никого осуждать. Вот представьте – приходишь на консультацию, рассказываешь – а тебе психолог вдруг: «Ой, какой ужас!».
Для развития в нас принятия ближнего она устраивала консультации для геев и лесбиянок, показывала нам соответствующие фильмы и измеряла уровень гомофобии.
Мне казалось, что всего этого было как-то слишком много. Нет, конечно, мы не сводили все к сексу и Фрейду, но попытки найти сексуальный подтекст там, где его не было, случались.
После тренинга Нелли возмутилась:
– Никто и не пытался понять проблему. Главное – свести это к сексу – вот, ты его хочешь, и удивляешься – почему у вас при этом отношения портятся.
Мне тогда вопрос Ларисы показался нелепым и оскорбительным.
После мы не раз пересекались с Нелли в коридоре института, но не общались. Мне было немного жаль ее – такую невзрачную и несексуальную. Вопрос Ларисы казался еще и обидным – из-за того, что она спросила о сексе у женщины, которая явно была к нему не расположена.
Через пару месяцев мы снова оказались вместе на тренинге. На этот раз он был посвящен семьям.
Нужно было рассказать о своей семье.
Нелли принесла игрушки из киндер-сюрприза – крошечных смешных лягушат. Она расставила шесть фигурок, пояснив:
– Это я. Это мой муж Артем. Это наши детки. Ирочка, младшая, и Сережка. Ему уже семь, во второй класс пошел. Я поставила Ирочку ближе к себе, потому что девочки всегда ближе к матери. А это Игорь – я о нем уже говорила.
– А это кто? – я спросила о шестом лягушонке, стоящем в стороне.
– Это… друг семьи. Крестный Ирочки. Он тоже занимает определенное место в моей семье, но я пока не решила, какое именно.
Мне начинала нравиться эта женщина. Флегматичная, не имеющая каких-либо выразительных черт характера, не стремящаяся сделать карьеру, она смогла создать вокруг себя удивительный мир. Меня радовало ее умение задавать вопросы обо всем, интересоваться окружающими. В ней чувствовалась внутренняя сила, и в тоже время она вызывала желание заботиться о ней, защищать. Мне казалось, что она многое знает о том, чего не знаю я.
Однажды я сказала:
– Нелли, мы с мужем будем очень рады тебя видеть. Приходи к нам в гости.
Она поблагодарила, но так и не пришла. Потом и я забыла об этом приглашении.
После смерти мамы прошло полгода. Нужно было заниматься делами, что-то делать с квартирой и дачей, вещами. Мамины друзья как-то разом исчезли. Какое-то время они продолжали звонить, но со временем звонков становилось меньше и меньше. Больше всего мне понравился один из них:
– Добрый вечер. Это Лидия Яковлевна. Это ты, Катенька? Ты меня помнишь – я твоя школьная учительница, я у вас вела труды в пятом классе? Ой, ты знаешь, я к вам по такому делу… У меня горе, такое горе. Представляешь, сын заболел. И денег нет на лечение. Мне бы с твоей мамой поговорить.
