Александр Мардань
Аншлаг[1]
(История одного покушения)
Грустная комедия
Действующие лица:
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ — худрук столичного театра, 55 лет
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ — негоциант, 49 лет
Актрисы театра:
ЛАРИСА — 29 лет
АНАСТАСИЯ — 28 лет
НАДЕЖДА — 31 год
Действие происходит в наши дни.
Предисловие
«Хорошо придуманной истории незачем походить на
действительную жизнь. Жизнь изо всех сил старается
походить на хорошо придуманную историю»
И. Бабель
Трудно рассказать о пьесе на одной страничке. Ведь есть ещё тридцать, каждая из которых — её неотъемлемая часть. И тем не менее…
Про что или про кого эта пьеса?
Она про театр. «Весь мир — театр, все люди актеры». Эти слова давно стали расхожими. Желание играть — неотъемлемая часть человеческого характера. Играть в футбол, в шахматы, в войну, в любовь. Театр — одна из любимых игр.
Эта пьеса про актеров. Про людей, которые говорят чужие слова, чужим голосом. Иногда им приходится рыдать, когда на сердце весело, и смеяться, когда хочется плакать. Такая профессия — обманывать. Обманывать достоверно. Иначе, вслед за Станиславским, мы скажем «Не верю…»
Эта пьеса о режиссерах. О представителях профессии, которая по смертности третья, после летчиков-испытателей и шахтеров. Репетируя, они помногу раз проживают все радости и горести каждого персонажа.
Эта пьеса про нас, зрителей. О людях, которые приходят в зал подглядывать… За собой. Узнавать тех, кто на сцене, в себе и себя в тех, кто на сцене. Иначе не интересно.
А театр должен быть интересным. Кто-то говорит, что он должен развлекать. Я не согласен. Развлекать должны цирк, эстрада. Драматический театр должен пытаться сделать человека лучше. Театр, простите за сочетание несочетаемого, это светская религия. Все религии пытаются сделать человека лучше. К сожалению, это не всегда удается.
В этой, как и в других моих пьесах, нет злодеев и героев. Наверное, я мало о них знаю, поэтому не пишу про плохих и хороших, а пишу о современниках, живущих в соседней квартире или в соседнем доме. В которых есть и хорошее, и плохое, как в каждом из нас… И если ты предал любящего тебя человека, то процесс бытия принимает необратимый характер погружения в солёный раствор, а когда человек тонет, спасти его может только тот, кто рядом в жизни, а не на сцене.
Жизнь похожа на театр, театр похож на жизнь, но между ними есть существенное различие… В театр можно вернуться.
Картина первая
Все живут играя, но только актеры играя живут.
Автор
Кабинет художественного руководителя столичного театра. Открывается дверь, входит молодая женщина, за ней хозяин кабинета.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Лариса, у меня три минуты. Через час нужно быть в мэрии. Если ты опять по «идиотскому» вопросу, то ничего не изменилось.
ЛАРИСА: Нет, я по-нормальному. Поменяйте мне числа на следующий месяц.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Зачем?
ЛАРИСА: Хочу к маме слетать.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Так лети.
ЛАРИСА: У мамы юбилей 18-го, а у меня «Свадьба» 19-го.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Снова замуж выходишь?
ЛАРИСА: Да… За Антона Павловича.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Бедный Чехов… Ты только сегодня узнала, когда у мамы День рождения? И с каких пор художественный руководитель занимается числами?
ЛАРИСА: Пусть Настя вместо меня сыграет. Она же репетировала. А я, если надо, ее «На дне» подстрахую.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: В скафандре или с аквалангом?
ЛАРИСА: Не смешно. Ну хоть в чем — то Вы можете пойти на встречу? Сколько я Вас просила назначить меня на роль Нины? Кстати, Лариса по-гречески — чайка. А в результате играет Надька.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не Надька, а Надежда Константиновна.
ЛАРИСА: Вы и роль Настасьи Филипповны ей отдадите. Хотя мне обещали.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Савельева, почему ты все время интригуешь? У тебя главные роли в трех спектаклях. А добъемся финансирования — построим малую сцену, мы с тобой замечательный спектакль по Чехову сделаем.
ЛАРИСА: Я знаю, я вредная…
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ты не вредная, ты полезная. Но противная при этом.
ЛАРИСА: А какой спектакль?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: «Душечку». У тебя получится.
ЛАРИСА: Если бы Надежда Константиновна была более покладиста, деньги на малую сцену давно появились.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ты сейчас о чем?
ЛАРИСА: А то Вы не знаете, как за ней председатель попечительского совета ухаживал?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ты в курсе, что любопытной Варваре нос оторвали?
ЛАРИСА: На базаре… Ухаживал, ухаживал, в Анталью приглашал, а она «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна», вместе с малой сценой… для родного театра… Введите меня в «Чайку», я бы в очередь с ней играла. Сразу станет видно, где талант, а где амбиции.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Нашла конвоира. «Введите, выведите…». Талант это интуиция, а для тебя… нахальство — второе счастье.
Раздается звонок по внутреннему телефону. Евгений Сергеевич нажимает кнопку громкой связи.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Евгений Cергеевич, Вы Борисову на шестнадцать встречу назначали?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Какому Борисову?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Его зовут Константин Георгиевич, как маршала Жукова.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Жукова звали Георгий Константинович, а так звали Паустовского.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Извините. Но через две минуты он будет у нас.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Мне же в мэрию. Скажите, что меня нет!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Это же Борисов.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ну и что?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Тот самый! Мне начальник его охраны звонил.
Пауза
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Вашу бабушку! Вспомнил… Конечно, я его жду… (отключает громкую связь) Ладно, Лариса, разберемся с твоей мамой, иди на репетицию.
Лариса быстро уходит. Евгений Сергеевич оглядывает кабинет, суетясь, достает и ставит на стол пепельницу, несколько раз репетирует широкую улыбку и рукопожатие. Ставит и убирает со стола бутылку коньяка.
Звонок по внутреннему телефону.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Приглашайте, я жду.
Входит элегантно одетый мужчина среднего возраста. Евгений Сергеевич встает, идет к нему навстречу. Мужчина внимательно смотрит в лицо Евгению Сергеевичу и, чуть помедлив, протягивает руку.
ГОСТЬ: Здравствуйте. Константин Георгиевич.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Здравствуйте. Евгений Сергеевич. Очень приятно. Присаживайтесь, где Вам удобно.
Гость садится в кресло, Евгений Сергеевич — за свой стол.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Я когда с Вами поговорил по телефону, то, честно говоря, не понял, что это Вы. То есть, Вы сказали, что зайдете, нам есть о чем поговорить. А я и не понял, что Вы — именно тот Борисов.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А если бы поняли — то не приняли?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Да нет, что Вы! Я очень рад видеть Вас в нашем театре. Может — чаю или кофе хотите?
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет, спасибо.
В кабинете повисает пауза. Каждый собеседник ждет, что разговор продолжит другой.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Вообще-то, мы должны были на гастроли в Питер уехать. Но прокатчик оказался слабенький. Билеты плохо продавались… В последний момент отменили. Весной поедем… Может все-таки чаю?
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет-нет, спасибо.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ осматривает кабинет, рассматривает фотографии, висящие на стене.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Разрешите посмотреть?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Конечно.
Константин Георгиевич встает, прохаживаясь по кабинету рассматривает фотографии, дипломы, призы. Евгений Сергеевич встает и продолжает разговор, перемещаясь по кабинету вслед за Константином Георгиевичем.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Труппа у нас хорошая. Неплохая труппа. Проблема, что многие снимаются. Понятно — там больше платят. Хотя сейчас, сами знаете, снимать стали меньше… Вот, недавно «Чайку» выпустили… Пресса хорошая. Ну, кто-то поругал, кто-то похвалил, как обычно… Планировали малую сцену в этом году открыть, но все упирается в деньги… Попечительский совет есть, но, опять же, у всех кризис, поэтому о реконструкции речь не идет… А может, по рюмочке? На улице-то холодно.
