Вилис Лацис
ИГРА НАД БЕЗДНОЙ
Повесть
ПЕРВАЯ ГЛАВА
1
Туманным майским утром трехмачтовый парусник «Андромеда» принял на борт лоцмана и после краткой стоянки на рейде продолжил свой путь по реке в порт. Еще не сошли полые воды, и маленький буксир с «Андромедой» на тросе натужно преодолевал течение. Труба вываливала в воздух серо-черные клубы дыма, и сирена время от времени пронзительно взревывала, предупреждая лодочников и отвечая на сигналы встречных судов. Мимо скользили берега Даугавы. На концах молов и поворотах реки вспыхивали подслеповатые огоньки малых бакенов.
Илмар Крисон, штурман «Андромеды», с юта наблюдал, как матросы под командой боцмана убирают паруса. Долгое плаванье подходило к концу. Втайне люди давно лелеяли мысли об этом часе — часе возвращения на родину, и сейчас были радостно возбуждены. Эта возбужденность проглядывала в каждом, начиная с подростка-юнги и кончая капитаном, чью голову уже посеребрил осенний иней. Никого не надо было подгонять, никому не надо было напоминать об обязанностях, каждый знал свое место и дело и старался исполнить его как можно быстрее, чтобы потом, когда корабль ошвартуется в порту, все было в полном порядке и нетерпеливые могли поспешить на берег к родным и друзьям. Илмар Крисон не являл собой исключения — ведь было ему всего двадцать четыре года, был он крепок телом и духом, который еще не успел подточить черный червь меланхолии. К тому же завершалось его первое дальнее плаванье.
«Вряд ли кто-нибудь придет меня встречать», — подумал Илмар. Его семья жила далеко от города, а своим рижским знакомым он умышленно не написал из последнего порта. За исключением Вийупа… Три долгих года минуло с того дня, как «Андромеда» отбыла в трансатлантическое плаванье. В ту весну Илмар сдал экзамен на штурмана дальнего плаванья и нанялся на «Андромеду» впервые в жизни офицером. Ему полагалось отплавать двенадцать месяцев штурманом-практикантом, после чего доучиваться еще год в мореходной школе. Но двенадцать месяцев растянулись в тридцать шесть. Он об этом не жалел, хотя и восторга от столь затянувшегося плаванья не испытывал. Были в этом свои хорошие и плохие стороны. Хорошо то, что за три года под руководством достойного капитана на не менее достойном корабле он смог приобрести гораздо больше знаний и опыта, чем за год на каком-нибудь каботажном суденышке, к тому же прикопилось несколько сторублевок жалованья — последний год ученья можно будет жить не тужить; плохо же было то, что выпускной экзамен состоится двумя годами позднее, чем он предполагал, и в письмах Анды начинает проглядывать нетерпение. Анда… Конечно, на всем белом свете нет девушки краше ни по эту, ни по ту сторону экватора, и у ее отца всякого земного добра больше, чем когда-нибудь будет у тебя, и уж наверняка нет недостатка в умных, восторженных молодых людях, готовых в любой момент пожертвовать своей свободой и жизнью ради белокурой Анды… хм… ради ее приданого. Но тебе, Илмар Крисон, и надеяться нечего, что Анда станет твоей Сольвейг. Несомненно, играть в жизни роль Сольвейг куда как красиво и благородно, но для женщины, взявшей на себя эту роль, кончается все плачевно. Провести в ожидании годика три, а то и четыре — еще куда ни шло, но если потребуешь больше, то тебя смогут кое в чем и упрекнуть. В черствости, безразличии, в преднамеренной нерешительности и прочих «приятных» качествах. Разве твоя молодость, твой характер и общественное положение могут все это оправдать? Тут бабушка надвое сказала. Поэтому, будучи влюбленным и настойчивым человеком (все настоящие влюбленные настойчивы) и не полагаясь на интеллигентность и обаяние, симпатичную физиономию, пышную шевелюру и статность, перечень своих достоинств ты подкрепил тем, что на юге накупил всевозможных чудесных вещиц. В твоей каюте тараторят два попугая, по реям бегает маленькая бразильская мартышка, а на дне твоего моряцкого сундучка припрятаны кроваво-красные украшения из кораллов, переливчато-блестящие раковины, изумительная испанская шаль и несколько роскошных гребней, какими украшают свои прически гордые красавицы креолки. Это не много, но зато от души, и потому имеет большую ценность.
В конце концов, все это пустяки, игрушки, а ведь в твоей жизни, Илмар Крисон, есть и серьезные дела — такие, о которых не говорят, а делают тайно, незримо для других, так, как возводят скалы в морской пучине коралловые полипы; возводят долго, рождается и умирает множество поколений, веками никто не видит их труда, но настает день, когда их творение выходит из морской бездны, и вот он — остров, новая земля. Прилетают птицы, падает в почву семя и вырастает трава, деревья тянутся вершинами к солнцу. Да, в жизни есть не только игры, но и дела серьезные. Не одна Анда ждет тебя на берегу. Но если ты сейчас думаешь о ней, то наверно оттого, что три года не был в родных краях и возвращение настраивает тебя на романтический лад. Это естественно, ты не старик-склеротик, чье сердце надо подстегивать вливанием камфары.
Серые, чуть влажные паруса один за другим сползают вниз. Свиристят блоки, поскрипывают обоймы мачт, боцман готовит к работе стрелы. Медленно оседает туман, и слева по борту выныривает гранитный мол. Буксир разворачивает судно к берегу, и уже начинает покрикивать боцман. На палубе шумно и суетно. Матросы спешат с бросательными концами, тянут тросы, налаживают к спуску большой трап. А таможенный охранник угрюмо следит за палубой — как бы кто не передал чего-нибудь через борт стоящим на берегу. Тут столпились друзья вернувшихся моряков, жены, родня и господа из судовладельческой компании. Как-никак встреча после многомесячной разлуки — важный момент и крупное событие. Илмар Крисон, командуя швартовкой носовой части судна, тоже поглядывает на берег, но некому приветственно помахать рукой. Анда не пришла, не видно среди встречающих и Роберта Вийупа, самого близкого друга Илмара. На последнее письмо, посланное из Лиссабона, Вийуп не ответил. «Нехорошо, что Роберт не пришел», — подумал Илмар. Для Вийупа у него кое-что есть — не игрушки-безделушки, а вещи посерьезней. Вийуп и те — другие — об этом знали и ожидали возвращения «Андромеды». А сейчас никого. Странно. Илмар стал перебирать причины, которые могли помешать придти Вийупу, на душе стало тревожно, но об этом — никому ни слова. Все это слишком серьезно и нынче тысяча девятьсот десятый год — летом, в Ригу прибудет царь открывать памятник своему предку, двести лет назад завоевавшему этот город. У Илмара Крисона тоже были предки, и одного из них, ближайшего, пять лет тому назад порубили насмерть черкесы — слуги верного царедворца, барона А. В истории событий — и тех, двухсотлетней давности, и недавних — была роковая взаимосвязь, серьезная и опасная, шел медленно вызревающий процесс, невидимый, но ощутимый. Илмар его четко сознавал, память у него была хорошая и логики не занимать. Потому он сразу и ощутил тревогу, не увидев Вийупа среди публики, встречающей «Андромеду».
По-видимому что-то случилось.
В тот день к разгрузке судна не приступили. Как только закончился таможенный досмотр, моряков отпустили на берег. Илмар зашел к капитану и поинтересовался, кому из них сегодня нести вахту. На «Андромеде» было всего два офицера, капитан и штурман, и если капитан решит сойти на берег, остаться на борту придется Илмару. Они хорошо сработались за долгое плавание, и капитан сразу уловил озабоченность своего помощника.
— Ступайте на берег, у вас там найдутся более срочные дела, чем у меня… — сказал он Илмару, глядя на него с понимающей отеческой улыбкой. — Мои живут в Вентспилсе. Посижу у себя в каюте, покуда не подъедет кто-нибудь навестить старика. Ведь вы не станете брать расчет пока мы не разгрузимся?
— Полагаю, что нет, — ответил Илмар. — Если только не возникнет особый повод, останусь на своем месте до новой судовой роли.
Капитан знал, что в следующее плаванье Илмар не пойдет.
— Чем думаете заняться до начала учебы? — спросил он.
— Очевидно, съезжу домой, — сказал Илмар, — Надо полистать старые школьные учебники, многое подзабылось. В особенности, по теории…
— Ну, на последнем курсе самое важное — практика, а ее у вас было предостаточно. Свидетельство о плавании я приложу к расчету. Аванс сможете получить завтра же.
Спустя полчаса Илмар Крисон сошел на берег. На нем был синий, сшитый в Англии костюм и новый макинтош, и в руке он держал легкую бамбуковую трость. Узел черного галстука украшал золотой якорек, а из нагрудного кармана торчал пестрый шелковый платочек с американским флагом на уголке. Таково было требование моряцкой моды, так же как и жесткая соломенная шляпа и цепочка карманных часов с брелоком в виде миниатюрного золотого штурвальчика.
Он крикнул извозчика и велел ехать в центр города, толком пока не зная, куда направиться в первую очередь. Было еще рано, чуть более пополудни. Анды может не быть дома. А что если завернуть к Цвалиню или Мору, — там он встретит кое-кого из однокашников, если только все не ушли в море. Эту мысль он тотчас отбросил; от друзей быстро не отделаешься, а он хотел вечером быть свободен, сегодняшний вечер принадлежит ему и Анде.
